Тезей - [16]

— Я еще ничего не знаю. Ариадна всячески заботится не оставлять меня с Федрой наедине, так что у меня не было возможности с ней поговорить… Но я не сомневаюсь, что она с готовностью за мной последует, как только поймет, что я предпочитаю ее сестре.

Именно последнюю нужно было подготовить вначале. Я открылся ей, но лживо, в соответствии с нашим замыслом.

— Какая чудная затея! — воскликнула она. — И как радостно будет мне путешествовать с моим младшим братиком. Не сомневайся, что он может быть вполне милым. Мы с ним хорошо друг друга понимаем и, несмотря на разницу в возрасте, я остаюсь его излюбленным товарищем в играх. Ничего не сможет лучше разбудить его разум, чем пребывание в заморских землях. В Афинах он усовершенствуется в греческом языке, он уже говорит на нем вполне сносно, но с сильным акцентом, который он быстро исправит. Ты будешь ему прекрасным примером. Пусть он стремится тебе подражать.

Я не перебивал ее. Бедняжка почти ничего не заподозрила, как я и ожидал.

Нам надо было также предупредить Главка, чтобы устранить все препятствия. Это сделал Пирифой по моей просьбе. Мальчик, сказал он впоследствии, был сначала весьма разочарован. Пришлось воззвать к его лучшим чувствам, чтобы убедить его выйти из игры и уступить место сестре. Надо было предупредить и Федру. Она могла поднять крик, если бы ее попытались увезти силой или неожиданно. Но Пирифой умело играл на удовольствии, которое доставило Главку одурачить родителей, а Федре — старшую сестру.

Федра вырядилась в обычные одежды Главка. Они были в точности одного роста, и, когда она подобрала волосы и закрыла нижнюю часть лица, Ариадна не могла не принять ее за Главка.

Конечно, мне было нелегко обманывать Миноса, который оказывал мне полное доверие. Он мне сказал о пользе, ожидаемой им от моего влияния, как старшего, на его сына. И, наконец, я был его гостем. Я, без сомнения, поступил бесчестно. Но меня никогда не останавливала щепетильность. Все голоса признательности и приличия заглушались во мне желанием. Дело того стоило. Надо делать то, что надо.

Ариадна взошла на корабль перед нами, намереваясь все удобно устроить. Мы не ожидали никого, кроме Федры, чтобы отчалить. Ее похищение состоялось не на рассвете, как было условлено, но после семейной трапезы, где она должна была присутствовать. Она ссылалась на эту привычку, имея в виду, что ее отсутствия не смогут заметить вплоть до завтрашнего утра. Таким образом, все прошло гладко. Так что спустя несколько дней я благополучно высадился с Федрой в Аттике, оставив, между делом, прекрасную докучливую Ариадну, ее сестру, на Наксосе.

Я узнал по прибытии в наши земли, что Эгей, мой отец, как только заметил черные паруса, те самые, что я забыл заменить, бросился в море. Я уже говорил немного об этом, и мне не хочется к этому возвращаться. Добавлю все же, что в эту последнюю ночь мне приснился сон, в котором я увидел себя царем Аттики… Как бы то ни было и что бы ни случилось, это был праздничный день, по поводу нашего счастливого возвращения и моего восшествия на престол, и день скорби по причине смерти моего отца. По коей причине я установил немедленно празднества, где стенания перемежались радостными песнями, где и мы плясали, — мои компаньоны, неожиданно возвратившиеся живыми, и я сам. Ликование и уныние: надобно поддерживать народ одновременно между этими двумя противоположными чувствами.

XI

Кое-кто меня упрекал, по прошествии времени, за мое поведение в отношении Ариадны. Говорили, что я поступил вероломно, что я не должен был, по крайней мере, оставлять ее на острове. Пускай; но мне очень хотелось, чтобы нас разделило море. Она преследовала меня, подавляла меня, ходила за мной по пятам. Когда она разоблачила мою проделку, обнаружив сестру под одеждами Главка, она подняла ужасный шум, испускала множество размеренных криков, обзывала меня вероломным, и когда, измученный, я объявил ей мое намерение везти ее не дальше, чем до первого же островка, куда ветер, который неожиданно усилился, нас заставит причалить, она мне угрожала длинной поэмой, которую она собиралась написать на тему позорной заброшенности. Я ей сказал, что этим она ничего не исправит, и что эта поэма обещает быть очень красивой, как я могу судить по ее ярости и ее лирическим интонациям; что стихоплетство, вдобавок, отвлечет ее, и что в нем она будет неизменно находить утешение своему горю. Но все, что я сказал, разозлило ее еще больше. Таковы женщины, когда пытаешься заставить их внять доводам рассудка. Что же до меня, я всегда руководствуюсь рассудком, которому я, не мудрствуя лукаво, доверяю.

Этим островком оказался Наксос. Говорят, что некоторое время спустя Дионис встретил ее там и взял в жены. Это, возможно, способ сказать, что она нашла утешенье в вине. Рассказывают, что в день их свадьбы бог подарил ей корону работы Гефеста, которая помещена среди созвездий, что Зевс принял ее на Олимпе, даровав ей бессмертие. Говорят, что ее даже считают ипостасью Афродиты. Пусть говорят, я сам, чтобы положить конец осуждающим меня слухам, обожествлял ее как только мог, установив культ в ее честь, где вначале я даже усердно вытанцовывал. Позволю себе заметить, что если б я ее не оставил, ничего бы столь лестного для нее не случилось.