Тевтонский орден - [111]

Гуманитарии Фридриха, в первую очередь Пауль Ватт, бывший учитель Фридриха, теперь профессор в Лейпциге, а также Дитрих фон Вертерн, юрист, организовали новые учреждения. Они сместили стареющих рыцарей с их постов, объединили монастыри, направив некоторые из их доходов Великому магистру, устранили практику, когда то или иное сословие или еще кто-нибудь мог наложить вето на законы, пересмотрели судебные процедуры и этикет, наконец, после безжалостной бюрократической войны изгнали своих противников из страны. Когда умер магистр Германии, брат Фридриха, герцог Георг Саксонский разработал план, как «разобраться» с потенциальными противниками Фридриха. Он предложил устранить пост немецкого магистра. Как и следовало ожидать, эта идея не нашла поддержки в Священной Римской империи. Новый магистр Германии организовал оппозицию переменам в традиционном укладе жизни, и визиты Фридриха в Германию в 1504 и 1507 годах привели только к прояснению проблем, но не к их решению.

Внешняя политика была столь же воинственной. Угрозы войны следовали друг за другом: ответственность за напряженность несли обе стороны. Тевтонский орден не делал секрета из своих намерений – освободиться от обязательств перед польской короной, вернуть себе потерянные территории и вновь стать великой державой. В ответ на это король и его советники начали обсуждать, как полностью уничтожить ненавистный орден или, по крайней мере, смирить его знаменитую гордыню. Впрочем, король хорошо знал, что герцог Георг, армии которого могут легко вторгнуться через Силезию в самое сердце Польши, был готов защитить своего брата. Много позднее Август Сильный, герцог Саксонский, продемонстрировал, насколько близко находятся эти земли. Более того, война на севере Польши не прошла бы незамеченной соседями. В действительности обе стороны не пошли дальше сжигания соседских деревень и угона скота, так как ни те ни другие были не в состоянии нести огромные расходы на войну. И король, и Великий магистр были не в силах собрать армию. Король не мог убедить сейм собрать военные налоги, потому что сейм не желал усиления королевской власти, опасаясь того, что Казимир уподобится тем немецким князьям, которыми так восхищались тевтонские рыцари. Кончина Великого магистра Фридриха в конце 1510 года вновь дала ордену возможность обсудить новые идеи на «национальном» уровне. Одно из предложений, выдвигаемое в основном польской знатью и клириками, заключалось в избрании новым Великим магистром польского короля. Их бы порадовал монарх, давший обет целибата, что гарантировало бы выборность наследника. Король же, со своей стороны, хотел рассмотреть это предложение применительно к своим наследникам в том случае, если он сможет для себя получить позволение папы жениться. Однако тевтонские рыцари уже выбрали свою кандидатуру – Альбрехта Гогенцоллерна-Ансбаха (1490-1568). Это семейство было одним из самых значительных в Германии, но вряд ли достаточно богатым, чтобы обеспечить подходящим наследством восьмерых сыновей. Интересы ордена и Гогенцоллернов прекрасно совпадали. Добиться единогласия на выборах было нелегко, хотя молодой Гогенцоллерн был связан родственными узами с королями Польши, Богемии и Венгрии и имел прекрасные отношения с империей и церковью. Поддержка монастырей Германии и Ливонии была получена – собственно выборов практически не было,– и в 1511 году Альбрехт вступил в орден и был избран его Великим магистром в один день. Он тут же получил моральную и политическую поддержку со стороны императора Максимилиана (1493-1519), который побуждал его посещать рейхстаг и другие имперские собрания и, кроме прочего, уделять больше внимания пожеланиям императора. Во время встреч с императором в Нюрнберге в начале 1512 года Альбрехт объяснил императору, что, прежде чем он сможет принести ему клятву, он должен освободиться от обязательств перед королем Польши. Император запретил Великому магистру приносить феодальную клятву польскому королю, и Альбрехт продолжил политику своих предшественников во внешней и внутренней политике – любыми возможными средствами саботировать положения двух мирных договоров в Торне. Но личную жизнь новый Великий магистр вел совершенно по-другому.

Альбрехт не скрывал, что не собирается вести жизнь в воздержании, и его советники поспешно объявили, что если простые рыцари и священники должны строго исполнять требования устава, то Великий магистр – представитель высшей знати и занимает высокий пост, поэтому ему не обязательно слишком строго придерживаться общих правил. Они говорили, что он только не может жениться, так как он давал обет безбрачия, а не целомудрия. Разумеется, если папы открыто живут со своими женщинами, а кардиналы и архиепископы появляются в обществе со своими любовницами, то уж великий немецкий князь двадцати одного года от роду, привыкший к светской жизни, неужели он не сможет получить прощение за то, что не играет роль простого монаха?

Альбрехт понимал лучше, чем многие его современники, что будущее принадлежит тем князьям, которые могут контролировать свои земли, подавлять вздорных вассалов и непослушные ассамблеи, развивать торговлю и промышленность, облагать налогами возросшее богатство своих подданных, а затем нанимать профессиональные армии для рациональной и одновременно дерзкой внешней политики, пользуясь любыми возможностями, когда такие появляются. Короче говоря, он был среди первых князей-абсолютистов, еще лучше использовавший предоставлявшиеся возможности. Так орден уже сделал дисциплину и порядок государственной традицией. По крайней мере, в ордене их чтили, несмотря на то что эти идеалы заметно померкли по сравнению со славными днями XIV века. Хотя предыдущие Великие магистры сумели уменьшить раздоры в ордене и вернуть себе контроль над чиновниками, им не хватало средств на что-то большее, чем устройство впечатляющих парадов и церемоний, в которых были перемешаны идеи религиозные и рыцарские. Бесспорно, изысканные костюмы офицеров и рыцарей, епископов и их каноников, аббатов с монахами и послушниками, горожан, объединенных в гильдии, конных рыцарей с войсками создавали первоклассные зрелища. Но между спектаклем и властью существовала большая разница, и Альбрехт в отличие от многих современников со временем понял эту разницу.