Тётя Мотя - [55]

Первым, ближе к концу пятого уже курса, появился Боря, молодой врач из больницы, в которую Тишка приезжала навещать заболевшую маму. После двухнедельного ухаживания и хождения в кино-кафе Боря честно признался, что ухаживать за Тишкой дальше у него просто нет времени, а вот в жены он бы взял ее прямо сейчас. Тишка согласилась, не думая. Свадьбу назначили на после-защиты-диплома, купили колечки, обручились. Тетю эта история потрясла.

Боря, уже тогда лысоватый, вечно остривший, казался ей да и всем им таким старым — тридцать один год! Хорошо, не старым, но слишком уж взрослым, что ли. Давно врач, кардиохирург, к тому же разведенец — он был человеком совсем из иного мира и мало походил на их расхлябанных, зато творческих мальчиков. На вопрос о профессии Боря отвечал: «Спасатель», и те, кто не понимал шутки, оставались в уверенности, что этот человек спасает кого-то, видимо, утопающих. Да это-то ладно, спасатель так спасатель, даже прикольно, но как же любовь? Разве ты его любишь? А он тебя? — так и подмывало Тетю спросить у Тишки. Но не спрашивала, молчала. И постепенно с Борей почти смирилась, они много времени тогда проводили вместе, и Боря ей даже, пожалуй, понравился, причем как раз зрелостью поступков и суждений. Хотя все-таки слишком уж он был нервным. Пусть нервность эта была и затаенной — тем хуже. Почему он все время сцеплял свои длинные пальцы, покрытые редкой рыжеватой шерсткой, почему сжимал их во время даже самого мирного разговора так, что костяшки белели?

Тетя уговаривала Тишку все-таки подождать, разобраться, узнать его получше. Но не действовали уговоры, в ответ Тишка однажды даже, озорно улыбаясь, спела ей: «А детей у нас будет пять, а может быть, даже шесть!». Так и отыграли свадебку, на которой веселился весь их пятый курс, оглянуться не успели, как Тишка уже ходила пузатая и как будто всем довольная, веселая, а на вопросы, хорошо ли ей, счастлива ли она, отвечала: «А что, разве не заметно?».

Шоссе осталось наконец позади, она свернула на участки, и даже сквозь закрытое окно почувствовала: воздух изменился. Стал морознее, свежее, вкуснее. С легким привкусом дыма — кто-то топил печку. Хотя половина домов за высокими заборами были каменные, с башенками и отоплением, уже нового поколения. Окна Тишки-Бориного деревянного дома тепло горели. Тетя аккуратно поставила возле калитки машину, подхватила сумку с подарками, второпях купленными вчера на «Савёнке», отодвинула засов, поднялась на крылечко, постучала в дверь железным кольцом. Тишка открыла ей — такая же солнечная, как всегда, в черной футболке, темной юбке до пят. Несмотря на то что Тишка лучезарно улыбалась, она явно валилась с ног от усталости.

На руках у нее сидел младенец в голубом комбинезончике — Саша. Они расцеловались, Тетя осторожно ткнулась губами и в Сашин затылок. Саша не возражал.

В доме вкусно пахло печеным тестом и антоновкой. Год выдался урожайный, и яблоки лежали повсюду, на полу холодной террасы на расстеленной газете, на широких подоконниках просторной кухни, в большой узловатой корзине под столом.

— Старших уложила, а этот еще должен закусить, но полчасика хочу его помучить, чтоб крепче спал, — говорила Таня, быстро двигаясь по кухне, с необыкновенной ловкостью, одной рукой (на другой сидел Саша) накрывая на стол.

— Мама! — послышался тонкий голос со второго этажа. — Мамочка!

— Ксюха, — определила Тишка, — никогда с первого раза не засыпает. Подержишь? Чтобы мне с ним вверх-вниз не бегать.

И протянула Тете младенца.

— Сашик, это моя лучшая подруга, Маринка, веди себя хорошо, — наставительно произнесла Тишка, а для Тети добавила:

— Он человеколюбив, ты не бойся, плакать вряд ли будет. А заплачет, покажи ему ложки, он их обожает.

И побежала наверх.

Саша оказался довольно тяжелым и каким-то нечеловечески теплым. Они все, что ли, такие в этом возрасте? Тетя осторожно посадила его на колени, лицом к себе. Мальчик смотрел на нее внимательно и довольно дружелюбно. Выпуклые Борины глаза, загнутые ресницы, нос-кнопка, по которой тем не менее было ясно — со временем Сашик будет носат. «Вы милашечки, вы букашечки, тара-таракашечки», — сказала Тетя и сделала губами «тпру». Саша замахал ручками, благодарно и восторженно улыбнулся. Она еще раз запрумкала губами, и Саша даже как-то странно хохотнул, попытался подняться на ножки, она поддержала его, прижала к себе. Они еще потпрукали и посеяли горох, Тетя даже запыхалась, но и Саша, попрыгав, обмяк, отяжелел и вдруг положил ей голову на плечо. Ты хочешь спать? Ты устал? Саша не отвечал и лежал молча. Голова у него была покрыта мягкими рыжеватыми и какими-то ненастоящими еще волосиками. Тетя погладила мальчика по голове, по спинке. Саша начал ерзать и устраиваться поудобнее. Она уже любила его. Любила и удивлялась: как можно было забыть, что младенцы так прекрасны? Так доверчивы? Что у них такой ясный взгляд? Она почитала Саше еще немного про козявочек, а он все лежал головой у нее на плече, но глаза не закрывал, и, точно устав от того, что никак не может уснуть, приподнялся, захныкал, начал вырываться. Тишка все не шла. Тетя поднялась и стала ходить с мальчиком по кухне.