Тетрадь из сожженного гетто (Каунасское гетто глазами подростков) - [19]

. Но все-таки контроль у ворот становится строже. Ежедневно по двадцать раз пересчитывают, пока с трудом выпускают бригаду, вечером опять считают. Так что пройти в город «зайцем» становится все труднее и труднее. Время позднее. Веки слипаются, тело устало. Суббота несет на своих плечах бремя всей недели. До свидания. Через семь дней мы опять встретимся.

Январь 23 (воскр.).

Зимы уже почти не осталось. Кругом растаял снег, везде лужи. Дует сырой, неприятный ветер, изредка идет дождь. Внутренние дела тоже скверные. Проходит неделя за неделей, и ничего… Уже вечер. Кончится это счастливое воскресенье и завтра опять на работу. Ежедневно в бригаде та же картина: женщины, как стадо скота, подгоняемые пастухом с ружьем в руках. Так бегут дни, недели, месяцы, и все одно и тоже. И каждый день идешь в бригаду, считаешь часы — уже 12, уже обед, еще через пару часов уже пять, шесть и, наконец, благословен будь час, идем домой. Эта дорога: шлепанье по грязи, по лужам и ругань, оханье измученных существ. Наконец — ворота, гетто. Уже дом! Кажется счастье, но нет, ведь завтра опять то же самое. Точечка в точечку повторяется день. День чернорабочего, день бедолаги.

И этот постоянный зов — хлеба и света! Вокруг лишь голод и мрак. Нет ничего для души, нет пищи для ума. Человек-машина недолго тянет. Его здоровье пожирает фабрика — мрачная убийца. Она вбирает в себя здорового, мускулистого юношу с красивыми мечтами и ясным умом. А выбрасывает почерневших, преждевременно постаревших никуда не пригодных людей-инвалидов. Да, жизнь так мрачна. Необразованный человек ничего лучшего не видел: он не знает, что такое знание, его дни пробегают впустую, он отдает свою физическую силу, он заменяет собой машину. Но ненасытная машина высасывает его силы и отбрасывает прочь. Человек умирает. На его место становится другой юноша и кончает тем же. Все кончат так же. Но я, я на это не согласна, я хочу учиться, я хочу столь недосягаемого. Я хочу быть образованным человеком и просвещать мир. И вот, когда в моей голове такие мечты, такие стремления, я должна сидеть сложа руки в неволе и смотреть, как проходят лучшие дни моей жизни! Впустую, без надежд на будущее, без чего-нибудь реального в настоящем, лишь с пустыми фантазиями в голове. Страшно. Промчалось жуткие три года, и никто мне их не возвратит…

День прошедший не вернется

И реки вспять не поплывут,

И время вихрем пронесется —

Ах, как его вернуть?

Январь 27 (четв.).

Три дня сижу дома. Немного отдохнула. Очевидно, скоро будут интересные перемены. Любопытно. К сожалению, за это время было мало новостей и не о чем больше писать.

Февраль 3 (четверг).

Промчался еще один месяц. Еще одним месяцем ближе к лету, к спасению или к смерти. В этом году зимы будто не было. Дождь, ветер, сыро или же по-весеннему сухо. Фронт приближается. Русские продвигаются в глубь Польши: на днях они пересекли границу с Эстонией. Я опять сижу дома, болит нога. У нас (в организации) Вулик перенял власть в свои руки. Надо надеяться, что будет лучше. Аш вернулся из лагеря, и его приняли (опять в организацию). Свирепствует эпидемия гриппа. В лагерях жить тяжело, люди болеют, вещей у них нет. Сейчас проводится обязательная акция по сбору вещей. Кто только может, тот возвращается из лагеря обратно в гетто.

Февраль 14 (пон.).

Не пишется. Нет ничего достойного внимания; ни на работе, ни в духовной жизни. Силы иссякли. Уже проходит второй месяц, а я не написала ничего нового. Этот год неурожайный. Нет желания, нет терпения. И сейчас даже эти несколько строк написать я должна себя заставить. Так стало трудно.

Февраль 26 (субб.).

Ничего особенного. Хожу, работаю, сплю, ем и немного читаю. Так сегодня и вчера, завтра и послезавтра. То же самое неделю тому назад, одно и то же через неделю. Абсолютно ничего. Вулик вечно болеет, поэтому мы сидим сложа руки. Дома у нас положение очень напряженное. Неделю тому назад произошел гранд-скандал, и более того — бокс от которого я и по сей день хожу с желтым знаком под глазом. Отец с братом не разговаривает. Виктор еды не получает. Вот и все краткие последствия гранд-скандала.

Погода замечательная. Зима уже прошла. С каждым днем солнце греет дольше и теплее. Чем ближе лето, тем ближе другая зима, а конца все еще не видать. С питанием сейчас у нас неплохо. Как-то привыкли. Жиры есть, но обед состоит из одного блюда. На днях меня обрадовала весть о том, что одна подруга выбралась из трясины на поверхность, Хавка — «шомер ха-цаир хе-халуц»[56].

Март 7 (втор.).

Сегодня я дома. Всю неделю работала. Вчера был мой день рождения.

Исполнилось 15 лет. Жду «клетку»[57] она не приходит. Отец комбинирует. Я выжидаю — терпение. «Терпение и труд — все перетрут». В гетто разные перемены. Капо все больше вмешиваются во внутреннюю жизнь, и своя инициатива пропадает. Это хуже. Фронт приближается. Каунас уже стал первой зоной. Мало пишу. Читаю Ницше. Ленюсь что-нибудь еще писать. До свидания!

Несется вихрем время дорогое,

И детство словно сон промчалось,

Вчерашнее дитя малое —

Сегодня уж встречает старость…

Март 8 (среда).

Пурим. Что касается «клетки», то дело плохо. Она хочет, чтобы я пришла. А я трушу, уж очень трусливой создал меня Бог. Ничего не поделаешь. 6-го была «месиба» — день Трумпельдора