Тэтчер: неизвестная Мэгги - [58]

Удивительно, что, перечислив своих предшественников, она не упомянула имени главного кумира – Уинстона Черчилля. Но тогда на это не обратили внимания. Куда больше присутствующих поразил резкий выпад Маргарет в сторону одного из журналистов. Последний попросил ее пояснить один из ответов на совершенно незначительный вопрос, как вдруг Маргарет воскликнула:

– Это не требует объяснений! Не любите вы, ребята, прямых ответов. Мужчинам гораздо больше нравятся многословие и бессвязность![447]

Избрание Маргарет произвело в размеренной жизни Уайт-холла эффект разорвавшейся бомбы. После поражения Хита у общественности была целая неделя, чтобы подготовить себя психологически к такому «сенсационному и историческому событию»[448], как избрание женщины на пост лидера партии. Однако, как и следовало ожидать, большинство оказались не готовы. Впервые за столько веков в честном голосовании женщина брала верх в такой мужской области, как политика. «Революция одной женщины», «Леди – чемпион», «Великолепная Маргарет»[449] – запестрели на следующий день заголовки газет.

Удивительно, что столь резкое изменение в британской политической жизни произошло в партии консерваторов, в то время как более молодые и нацеленные на реформы лейбористы отказывались принять случившееся. Они воспринимали это не иначе как фарс. Услышав результаты выборов, министры-лейбористы дружно засмеялись, принялись хлопать друга по плечам и шутить, что теперь все будет замечательно. Отовсюду послышались оптимистичные заявления:

– Мы вышли сухими из воды!

– Теперь нам нечего беспокоиться о следующих выборах! Все уже решено!

– Лучшая новость для лейбористской партии! Мы будем править и править![450]

Среди них были лишь единицы, которые поняли истинный масштаб произошедшего и угрозу, исходящую от нового лидера оппозиции.

– Она лучший среди них! – воскликнула Барбара Кастл. – Я не могу не чувствовать той опасности, что она представляет для нашей партии. Я давно уже говорила, что это страна готова к тому, чтоб ее премьер-министром стала женщина.[451]

Действительно, это был великий день в карьере Маргарет Тэтчер, но каким простым и обыденным он казался членам ее семьи. У Кэрол все мысли были только об очередном экзамене. Увидев утром в день выборов задумчивое лицо своей дочери, Мэгги спросила ее:

– Что с тобой, дорогая?

– Мам, сегодня экзамен, – не отрывая взгляда от чашки с крепким кофе, ответила Кэрол.

– Ну, не стоит так нервничать. В конце концов, твои переживания не идут ни в какое сравнение с тем, что творится у меня внутри.

– Как ты думаешь, тебе удастся победить?

– Не знаю, сможем ли мы набрать нужное количество голосов…[452]

Экзамен должен был начаться в два часа пополудни в Обществе юристов, неподалеку от Мраморной арки, и продлиться три часа. Когда Кэрол вышла из аудитории, к ней подбежал один из сокурсников.

– Ты уже знаешь о результате голосования? – спросил он.

– Откуда? Я три часа просидела с экзаменационным листком.

– Твоя мама победила![453]

На лице Кэрол вспыхнули восторг и удивление.

– Боже! – прошептала она.

– На улице тебя ждет целая толпа журналистов и прессы, не хочешь воспользоваться черным выходом?

– Да, да, конечно.

Пробравшись по темным коридорам, она вышла через пожарный выход в один из переулков, прилегающих к Оксфорд-стрит. На улице шел проливной дождь. Кэрол устремилась в Гайд-парк, затем по Кнайтсбридж, Слоан-стрит и Кингс-роуд, пока не очутилась на своей улице Флад-стрит.

Подбежав к окну кухни своего дома, она увидела сквозь неплотно задернутую занавеску море цветов. Букеты были везде – в кастрюлях, ведрах и даже крупных фужерах. Такое ощущение, что это был дом не политика, а какой-нибудь суперзвезды, недавно вернувшейся с гастролей.

Внутри никого не оказалось. Отдышавшись, Кэрол налила себе из-под крана стакан воды, залпом выпила его и бросилась через дорогу в особняк Сью Мэстрифорта, где из включенного телевизора доносился знакомый голос:

– Для меня это словно сон, что после таких личностей, как Гарольд Макмиллан…[454]

С Дэнисом все было намного проще. В глубине души он был уверен в победе своей жены.

– Я смотрел с большим оптимизмом на вторые выборы, чем на первые, – признается он. – Мне казалось, у Мэгги неплохие шансы.

В три часа дня у него было назначено совещание совета директоров. Пока Дэнис спокойно решал вопросы собственного бизнеса, его секретарь Филлис Килнер, прильнув ухом к радиоприемнику, внимательно слушала последние новости. Услышав долгожданную информацию, она схватила первый попавшийся листок бумаги, торопливым почерком написала на нем что-то и поспешила в зал заседаний.

– Конечно, не принято врываться на совещание, когда тебя не вызывали, – вспоминает Филлис, – но тот день поистине был чем-то особенным.

Тихо постучавшись, она аккуратно приоткрыла дверь, незаметно проскользнула в зал и, подбежав к Тэтчеру, вручила сложенный листок. Развернув записку, Дэнис увидел: «Тэтчер – 146, Уайтлоу – 79, Хоув – 19, Прайор – 19, Питон – 11».

– Она сделала это! – громко воскликнул Дэнис, подняв руки вверх.

Со всех сторон послышались поздравления, кто-то дружески похлопывал его по плечу, кто-то просто жал руку. Но эмоции улеглись буквально через несколько минут, и совещание продолжилось в нормальном режиме.