Тест Роршаха. Герман Роршах, его тест и сила видения - [35]

Благодаря Бине, идея оценивать силу воображения при помощи чернильных пятен распространилась на ряд американских первопроходцев и просветителей в области тестирования интеллекта, таких как Дирборн, Шарп, Уиппл, Киркпатрик. Достигла она и России, где профессор психологии Федор Рыбаков, ничего не знавший о работах американцев, включил серию из восьми клякс в свой «Атлас для экспериментально-психологического исследования личности» (1910). А первым, кто назвал свою версию «тестом с чернильными пятнами», был американец Гай Монтроз Уиппл, написавший «Руководство по умственным и физическим тестам» также в 1910 году, – вот почему карточки Роршаха стали в итоге называть «чернильными пятнами», когда их взяли на вооружение американские психологи, невзирая на то, что в окончательных изображениях Роршаха использовались не только чернила, но и краска, и они не были простыми кляксами, посаженными на бумагу.

Роршах был знаком с работами Бине, а также с творчеством человека, бывшим источником вдохновения для самого Бине, – Леонардо да Винчи, который в своем «Трактате о живописи» писал, как брызгал краской на стену и смотрел на получившиеся разводы и линии в поисках вдохновения. Однако Роршах ничего не знал о русских и американских последователях Бине. Но всё же первый вариант его чернильного теста был в какой-то степени похож на их изыскания. Форма изображений не имела на тот момент особого значения. Дирборн изготовил 120 клякс для одного исследования и 100 – для другого. В последнем он поместил их на решетку размером десять на десять, после чего попросил испытуемых провести пятнадцать минут, выбирая и определяя, какие десять пятен вместе больше всего похожи на сто первое пятно в общей картине. Он изучал способность к распознаванию последовательностей, а не интерпретацию символов.

Ранние кляксы Роршаха не были стандартизированы, а всякий раз изготовлялись новые, когда он брызгал из чернильной ручки на простую белую бумагу, по нескольку клякс на каждой странице, порой до десяти (см. вклейку). Кляксы показывали пациентам Роршаха, а также ученикам Геринга (в возрасте от двенадцати до пятнадцати лет), после чего Роршах и Геринг записывали, что и где увидели испытуемые. Или же пациенты и ученики могли сами нарисовать то, что они увидели. Это не сильно отличалось от прочих методов визуального самовыражения, на которые воодушевлял своих пациентов Роршах, – рисунков и раскрасок. Иногда они жевали или смачивали газеты и скручивали их в миниатюрные головы, которые дарили доктору Роршаху, а он покрывал эти головы лаком и сохранял. Одна из таких бумажных голов, с единственным, как у циклопа, глазом-пуговицей, произвела особенно сильное впечатление на жену Геринга. Она сперва отнеслась скептически к чернильным пятнам, но все изменилось, когда женщина увидела проницательные выводы, которые Герман сделал, анализируя ответы людей. Испытывая кляксы на своих учениках, Геринг не добился серьезных результатов: его деревенские мальчишки не многое могли разглядеть в пятнах. Пациенты Роршаха видели намного больше.

Эти ранние эксперименты были лишь одним из многочисленных путей исследования, и Роршах без колебаний отбросил их, когда Геринги уехали. Это даже нельзя было назвать предтечей теста Роршаха, хотя исследователи и задаются вопросом о тех точных выводах, что так поразили фрау Геринг. Но все же Роршах показывал людям чернильные пятна с целью изучения природы восприятия, а не оценки силы их воображения. Он уже был заинтересован не только в том, насколько многое люди видят, а в том, что они видят и как. Но в 1912 году у него все еще не было решающих компонентов цельной концепции, а прочие способы изучения вопросов восприятия казались более перспективными.

Глава седьмая Герман Роршах чувствует, что его мозг разрезают скальпелем

Фрау Б.Г., шизофреничка, содержащаяся в Мюнстерлингенской клинике и влюбленная в одного из медбратьев, считала, что он хочет повредить ее половые органы небольшим ножом. Когда от недомогания перед ее глазами начинали кружиться «мошки», она видела их как летающие в воздухе маленькие ножи, и, когда это происходило, у нее возникали болезненные ощущения ниже пояса, как от пореза лезвием. Мысли о ранах от холодного оружия распространились и на галлюцинации другого рода. Всякий раз, когда эта женщина смотрела в окно и видела работника, косившего лужайку, она ощущала удары лезвием косы по ее собственной шее, и это приводило ее в бешенство, поскольку она отчетливо осознавала, что коса в руках мужчины не может до нее достать.

Этот случай напомнил Роршаху сон, который когда-то приснился ему в Цюрихе. Годы спустя это сновидение оставалось живым и ярким в его сознании:

«В свой первый семестр в клинике я впервые присутствовал на вскрытии – и смотрел на происходящее с прекрасно известным рвением молодого студента. Особый интерес для меня представляло рассечение мозга, который я всегда воспринимал как место, где находятся все наши мысли и чувства, так что это в каком-то смысле виделось мне как “душа в разрезе”. Покойный был жертвой инсульта, и его мозг подвергся рассечению поперечными срезами. В ту ночь мне приснился сон, в котором я чувствовал, как мой собственный мозг режут таким же образом. Срез за срезом, его слои отделялись от полушарий и падали вперед – точно так же, как это происходило на вскрытии. Это телесное ощущение (к сожалению, я не могу подобрать более точного выражения) было очень отчетливым, а визуальное содержание этого сна является в моей памяти ярким даже сегодня. Оно обладает свойством – едва уловимым, но всё же явным и воспринимаемым на уровне чувств – пережитого, на самом деле испытанного ощущения».