Тесные врата - [41]

16 октября

Жером, мне бы хотелось научить тебя высшей радости.

Сегодня утром — жесточайший приступ рвоты. Сразу же после него почувствовала такую слабость, что мелькнула надежда сейчас же и умереть. Но нет; сначала я всем существом своим ощутила какое-то великое спокойствие; затем и плоть, и душа точно затрепетали в невыразимой тоске, и вдруг вспышка — беспощадное прояснение всей моей жизни. Я как будто впервые увидела нестерпимо-голые стены моей комнаты. Мне стало страшно. Я и сейчас еще пишу только для того, чтобы прийти в себя, успокоиться. О господи! Только бы мне дойти до конца, избежав богохульства.

Все-таки смогла подняться. Встала на колени, как в детстве…

Я бы хотела умереть сейчас, как можно быстрее, чтобы не успеть вновь понять, как я одинока.

В прошлом году я виделся с Жюльеттой. Больше десяти лет прошло со времени ее последнего письма, в котором она сообщала мне о смерти Алисы. Поездка в Прованс предоставила мне удобный случай остановиться ненадолго в Ниме. Дом, в котором живут Тессьеры, довольно приятный на вид, находится в шумном центре города, на улице Фешер. Хотя я и предупредил в письме о том, что заеду, все же, переступая порог, я изрядно волновался.

Няня проводила меня в гостиную, куда очень вскоре поднялась и Жюльетта. Передо мной точно вновь возникла тетушка Плантье: та же походка, то же сложение, то же запыхавшееся радушие. Она тут же засыпала меня вопросами, не ожидая ответов: о моей карьере, о том, как я устроился в Париже, чем я занимаюсь, с кем поддерживаю отношения, что привело меня на Юг, почему я не собираюсь заехать в Эг-Вив, где меня так счастлив будет видеть Эдуар… Потом она сама рассказала мне обо всех: о своем муже, о детях, о своем брате, о последнем урожае, об ожидающихся убытках… Я узнал, что Робер продал Фонгезмар и переехал насовсем в Эг-Вив; он стал теперь компаньоном Эдуара, что позволяет тому больше ездить и заниматься главным образом коммерческой стороной дела, тогда как Робер остается при землях, улучшая и расширяя плантации.

Слушая ее, я с беспокойством искал глазами то, что могло напомнить мне о былом. Сразу узнал я среди новой обстановки гостиной несколько вещей из Фонгезмара, однако то самое прошлое, что будило во мне трепет, похоже, нимало не заботило Жюльетту — или она нарочно старалась о нем не заговаривать.

На лестнице играли двое мальчиков, двенадцати и тринадцати лет; она подозвала их, чтобы мне представить. Лиза, самая старшая среди детей, поехала вместе с отцом в Эг-Вив. Еще один мальчик, десяти лет, должен был вот-вот вернуться с прогулки; это о его скором рождении сообщала мне Жюльетта вместе с той скорбной для нас вестью. Для Жюльетты та беременность оказалась весьма тяжелой, и она еще очень долго оправлялась после нее, пока в прошлом году, словно спохватившись, не произвела на свет еще одну малышку, которой, судя по тому, как она о ней рассказывала, она отдавала предпочтение перед остальными детьми.

— Она сейчас спит в моей комнате, это рядом. Хочешь посмотреть? — И добавила, когда я пошел за ней: — Жером, я как-то не осмелилась написать тебе об этом… Ты бы не согласился стать для маленькой крестным отцом?

— Да, разумеется, я согласен, если тебе это доставит удовольствие, — ответил я, слегка удивленный, склоняясь над колыбелью. — А как назвали мою крестницу?

— Алиса… — сказала Жюльетта очень тихо. — Она чем-то похожа на нее, тебе не кажется?

Ничего не ответив, я только сжал ее руку. Маленькая Алиса, которую мать уже подняла, открыла глазки; я взял ее на руки.

— Каким бы ты был любящим отцом! — попыталась пошутить Жюльетта. — Почему ты не женишься, чего ждешь?

— Пока забудутся многие вещи, — ответил я и увидел, что она покраснела.

— Которые ты собираешься забыть уже вскоре?

— Которые я вообще не собираюсь забывать.

— Пойдем со мной, — вдруг сказала она, входя первой в небольшую комнатку, одна дверь которой выходила в ее спальню, а другая в гостиную. Там было уже довольно темно. — Вот где я скрываюсь, когда выпадает свободная минутка. Это самая тихая комната во всем доме. Придешь сюда — и как будто спрячешься от жизни.

Окна этой крошечной гостиной выходили не на шумную улицу, как у других комнат, а на укрытый за деревьями зеленый лужок.

— Посидим немножко, — сказала она, почти рухнув в кресло. — Если я тебя правильно поняла, ты хочешь хранить верность памяти Алисы.

Я ответил не сразу.

— Скорее, видимо, тому представлению, которое у нее было обо мне… Нет-нет, не ставь мне это в заслугу. Думаю, я все равно не мог бы поступить иначе. Если бы я женился на какой-то другой женщине, я бы только делал вид, что люблю ее.

— А… — протянула она, как бы безразлично, потом почему-то отвернулась и опустила лицо вниз, словно что-то обронила. — Значит, ты полагаешь, что возможно так долго носить в своем сердце безнадежную любовь?

— Да, Жюльетта.

— И что жизнь, даже если будет дуть на нее каждый день, не сможет ее погасить?..

Серым приливом набухал вечер, захватывая и поглощая предметы, которые, едва погрузившись в тень, точно оживали и принимались вполголоса рассказывать о своем прошлом. Я вновь попал в комнату Алисы — Жюльетта воссоздала до мелочей всю обстановку. Она вновь повернула ко мне свое лицо, черт которого я уже не мог различить и даже не мог бы сказать, открыты ли ее глаза. Я лишь видел, что она очень красива. Там мы и седили молча.