Теселли - [6]

Люди, предпочитавшие пить прозрачную как слеза, сверкающую как хрусталь, холодную как лед, освежающую воду, не ленились ходить за версту в горы — к Теселли.

О эта вода! Холодная, пробивающаяся мелкими звенящими пузырьками из глубины земли… Такая вода может быть только в Бадемлике! За нею обычно ходили между предвечерним и вечерним зовами к намазу.

Когда вокруг скалы Елишь-Кая с ее замшелой острой вершиной начали сгущаться сумерки, Рустем направился к источнику. «Пока еще рановато», — думал он, шагая по узкой тропинке.

Но ему не пришлось ждать. Как только он миновал узкий проход, пролегающий между огромным валуном и оградой боймы — лесного участка с огородом, перед ним появилась Гуляра. Она чистила свой медный гугюм, растирая его песком. Заслышав приближающиеся шаги, девушка оглянулась и, чтобы не показать, что уже давно поджидает здесь Рустема, быстро спрятала кувшин под желоб.

— Вы здесь, Гуляра? — подавляя волнение, проговорил Рустем. — Правильно ли я понял слова, которые вы сказали три часа тому назад? Вы пожелали, чтобы я пришел к источнику… Правда?

В ее глазах отразилось смятение.

— Да, я так пожелала, — прошептала она. — Простите меня.

— Прощать? Вас? За что?

— Я стала безрассудной. Сама позвала вас сюда… Я знаю, что это не по шариату… Но…

— Гуляра, я тоже хотел видеть вас! Очень благодарен…

— Я рада за ваш сегодняшний успех. Вы получили приз…

— Подушечка принесла мне счастье!

— Вы не впервые его получаете, — засмеялась Гуляра.

— О, сегодня особенное счастье, — возразил Рустем. — Не получи я подушечки — не получил бы и цветов из ваших рук и не услышал ваших слов. Я не нашел бы вас.

— Разве вы меня теряли?

Лукавый вопрос поставил Рустема в тупик. Он не знал, что ответить. Девушка родилась на другом конце деревни и там провела восемнадцать лет своей жизни. Стремился ли он к Гуляре до сих пор? Нет, он не помышлял о ней, как и ни о ком другом. Женитьба не занимала его мысли. Выросший в жестких, суровых руках Саледина-ага, Рустем еще не думал о любви.

«Поезжай в лес! Привези дров! Гони лошадей в ночное!» — все эти повседневные дела не оставляли времени для романтических мечтаний. Откуда ему знать о нежных чувствах?.. И чувства его спокойно спали. Но всему свое время. Девушка, подарившая ему красные гвоздики, впервые пробудила в нем неведомое сладкое волнение. Любовь раскрыла глаза и увидела перед собой Гуляру.

Рустем молчал. Девушка вытащила из-под желоба гугюм и начала смывать с него песок.

— Нет. Я вас нашел впервые, — наконец ответил Рустем.

Гуляра покраснела и, чтобы скрыть смущение, быстро заговорила:

— Мой брат очень сердит на вас. Что вы ему сделали?

— Да я только пошутил тогда, во время скачки. Чтобы Веис не отставал, я раза два стегнул кнутом его коня. Стоит ли из-за этого сердиться?

— А у него с перепугу конь споткнулся, чуть не упал.

— Я этого не заметил, — пробормотал Рустем.

Девушка промолчала. Она уже пожалела о том, что затеяла разговор о брате. Но джигит, наконец, заговорил снова:

— Гуляра, вы имеете привычку ходить в лес — собирать кизил?

— Нет, а что?

— Я завтра иду в лес. Может быть, пойдем вместе? Скажите и Веису. Мы там и помиримся с ним.

— Было бы хорошо. Но… боюсь, мама не разрешит.

— Почему?

— Говорят, в лесу много дезертиров-качаков.

— А чего бояться? Это же наши парни. Если они там встретятся, то, вероятно, попросят поесть, только и всего.

— А вы их видели?

— Видел. Мой отец, когда идет в лес, иногда берет для них из дома хлеб. Если он не встречает их, то оставляет хлеб в дупле бука, растущего у самой хижины дяди Селима, а оттуда они сами забирают.

— Каждую неделю угоняют людей на войну, — задумчиво проговорила девушка. — И не только молодых. Неужели заберут и папу? Говорят, что Джелял дал слово волостному правлению отправить из нашей деревни еще шестьдесят человек. Да ниспошлет аллах всякие напасти на голову этого дангалака[16]!

— Шестьдесят человек? А кто же тогда будет обрабатывать его табачные плантации? Не дочь же его Эмине и не сын Исмаиль? Ты посмотри, сколько человек уходят по утрам работать на них. Больше половины деревни! А сколько еще украинцев-сезонщиков там? Кого же он собирается на фронт отправлять?

— Тех, кто им недоволен.

— Ему благодарны только Кязим-бей да Зекирья. Но они-то табак не окучивают.

В это время за скалой послышались конский топот и чьи-то голоса. Гуляра в замешательстве поднялась и, подхватив гугюм, поспешила домой. Рустем спрятался в орешнике над источником.

Шла война, джигиты уходили из деревни, и все труднее становилось многим семьям. Нужда заглянула и в дом плотника Саледина. Она заставила и Рустема пойти работать на табачные плантации Джеляла. В Бадемлике появились урядники и приставы. Волостное правление забирало у жителей рабочий скот, уводило коров. Рустем лишился Ак-Табана. Вся семья четыре месяца работала не покладая рук, урезывая себе в пище, чтобы скопить денег, и, наконец, купили клячу. Она была так худа, что можно было пересчитать все ребра, а тонкая шея чудом поддерживала костлявую голову. Саледин-ага маялся с беднягой, откармливал все лето, пока она не набралась сил.

Пришла осень, а за ней и зима. Нужда все теснее сжимала горло жителей Бадемлика.