Теселли - [20]

Сеяре вынула из шкафа последнюю буханку, завернула ее в платок и вручила Сеттару.

— Вот, берите, Сеттар-ага, чем богаты…

Простившись с женщинами, Сеттар вдоль садов направился в горы.

Вскоре занялась заря.

5

Саледин-ага с Мидатом вернулись из лесу только в конце сентября. Но работа их все еще не была закончена. Предстояло перевезти домой весь уголь, заготовленный за эти три месяца, и распродать его. В деревнях, расположившихся среди лесов, продажа и покупка угля была делом совершенно необычным в мирное время. Но теперь почти все мужчины, способные выезжать в лес на заготовку топлива, были призваны в солдаты или же скрывались в чужих краях, и горемычные женщины раскупали недорогой уголь. К осени Саледин-ага скопил малую толику денег. Но каких! Те, что он выручал в одной деревне, не хотели признавать в другой.

В один из осенних дней немецкие солдаты и офицеры, стоявшие на постое в сараях и в доме Тарахчы Али, неожиданно погрузились на арбы и ушли из деревни. Появились англичане и французы, затем деникинцы.

Прошло пять месяцев… Однажды утром Саледин-ага вспомнил вдруг о саженцах яблонь, засыпанных им землею неделю тому назад в саду около источника, и даже содрогнулся. Их надо было уже давно сажать! Захватив лопату, он поспешил в сад.

Выкопав ямы, старик насыпал туда навоза, смешал с землей, посадил деревца, утрамбовал землю и, вбив возле слабых яблонек колья, обвязал их шпагатом из кукурузных листьев. Управившись с этой утомившей его работой, он присел отдохнуть под ореховым деревом.

Солнце уже поднялось из-за Куш-кая, и пушистые вершины орешника порозовели. Давно не испытанное отрадное чувство охватило старика в прохладной тени. Он наслаждался отдыхом и весной, любуясь набухавшими почками, слушая журчание воды, струившейся по желобу. Саледин-ага привалился к дереву и, почувствовав под боком что-то твердое, запустил руку в карман, нащупав свою неразлучную глиняную трубку. Неторопливо он взял ее в зубы, полез в другой карман за табаком, но кисета там не оказалось — видно, позабыл дома. В это время он заметил кур, которые разгребали свежеразрыхленную землю под саженцами, выискивая корм. Рассерженный старик поднялся, шикнув на них, — куры всполошенно разбежались.

Саледин-ага направился к дому и только тут, вспомнив про свою трубку, пощупал карманы — ее там не было. Не было трубки и за кушаком.

«Удивительное дело. Как сквозь землю провалилась!» — подумал он и быстро направился к ореховому дереву. Нет, трубки не было и там.

Старик в растерянности остановился и вдруг увидел ряды шагающих по шоссе солдат. Позабыв про свою трубку, он поспешил к дому. Навстречу ему, громко топая по лестнице сапогами, бежал Мидат. Через минуту он почти налетел на отца.

— Смотри, папа, кто это под лестницей лежит! Действительно, в сенях под лестницей, ведущей в мезонин, лежал человек в хромовых сапогах, в синих с красной полосой галифе. Он крепко спал, сладко посапывая. Из-под серой шинели, положенной под голову, торчала рукоятка сабли.

Саледин-ага, тревожно вглядевшись в лицо спящего, взволнованно воскликнул:

— Рустем! Сынок!

И тут на лицо юноши неожиданно упала глиняная трубка. Саледин-ага рассмеялся;

— Ах, старый олух, искал трубку, а она во рту!

Трубка, видимо, больно ударила Рустема, и он в испуге открыл глаза. Юноша вскочил и удивленно уставился на отца.

— Рустем, откуда ты?! Когда приехал? — тормошил сына старик.

Рустем, прижавшись к его рыжей бороде, забормотал:

— Отец, дорогой! Как я рад, что вы живы-здоровы! Если бы вы знали, как я много думал, переживал, тосковал по вас!

Заслышав шум, проснулась и Тензиле-енге. Она прибежала прямо в нижней рубахе. Увидев Рустема, она от неожиданности на мгновение застыла на месте, а затем бросилась к нему, прижала к груди и, еле переводя дыхание, прерывающимся голосом запричитала:

— Дитя мое, Рустем! Наконец-то приехал! Ведь целых два года от тебя не было вестей. Думали уже, что погиб ты, сложил свою голову. Где ты был, сынок?

— Со мной ничего страшного не случилось, мама, — ответил юноша. — Из Севастополя я отправился на Ростов, а оттуда перебрался на Украину.

Мидат обнял брата, затащил в комнату, сел рядом с ним на миндер[21] и начал разглядывать его сияющими от радости глазами.

— Почему ты завалился спать в сенях?

— Не хотел ночью беспокоить вас.

— С кем приехал? — спрашивал отец. — Здесь были немцы, англичане, французы, только неделю назад ушли. Приходили и эскадронцы и тоже ушли. Ты сам за кого, сынок? Я сейчас перестал понимать что-нибудь в этих делах.

— Сейчас, сейчас я все объясню. — И Рустем стал рассказывать: — Произошла революция. Власть перешла в руки бедных, как вы, людей… рабочих и крестьян. Солдаты прекратили войну… Она велась богачами, и поднялись против богачей. Мы всем полком перешли на сторону большевиков. Вчера очистили Симферополь.

Сейчас наш полк движется вдоль Альмы. Я отпросился на три дня, чтобы навестить вас…

— Только на три дня?

— Да. — И Рустем продолжал: — Наш народ создал на этом полуострове сады, виноградники, на зеленых пастбищах развели отары овец. Но все это принадлежало беям, мурзам-помещикам, дворянам. А бедняков заставляли проливать пот на плантациях, измывались над ними, называли их полудикарями, невеждами, нищими. Сейчас бедные люди повсюду захватили власть в свои руки.