Теряя сына. Испорченное детство - [12]
Регги было слышно за два квартала. Как и женский смех. Подъехав ближе, я почувствовала запах горящих углей и жареного мяса.
Вечеринка происходила на автомобильной стоянке перед домом, где жил Эрик. У него была квартира на первом этаже. Магнитола и гриль стояли прямо на асфальте. Молодые японки, очень загорелые и одетые как хиппи танцевали под музыку. Я решила, что это подружки Эрика по серфингу. Другие, бледные, с мышиного цвета волосами, – наверно, его знакомые по школе «Хэппи инглиш». Ни одной хостес из «Ча-ча-клуба» видно не было.
Я прислонила велосипед к стене и, захватив бутылку, подошла к компании. Некоторое время меня никто не замечал, но потом из дома вылетел Эрик – в солнцезащитных очках «Рэй-бэн», с волосами, выгоревшими на солнце.
– Джил! – Он бросился ко мне, раскинув руки.
Пришлось выдержать его объятие. Раньше мы не особо обнимались, но было видно, что он уже выпил немало пива.
Я отдала ему вино.
К нам подошла японка в саронге и лифчике от бикини. Обняв Эрика за талию, она посмотрела на меня из-за его плеча.
– Это Айко, – сказал он, и обращаясь к ней: – Эй, детка! Это моя хорошая знакомая. Пойди, принеси ей чего-нибудь выпить. – Когда она уходила, он похлопал ее по попе.
Я вскинула брови:
– А что случилось с Акэми?
– Записываешь, что ли?
Я пожала плечами.
– Нет, просто запомнила.
Он поправил очки и потянулся, глядя на заходящее солнце.
– Акэми – хорошая девушка. Но жизнь – это пир. Хочется перепробовать все угощения. Иди, потанцуй.
Я вклинилась в компанию серфингистов и немножко оттянулась под Боба Марли. Съела кусочек мяса, початок кукурузы на палочке, выпила пару бутылок пива.
Эрик всем говорил, что я художница.
Один из его дружков-серфингистов попросил у меня номер телефона, но я сказала ему, что у меня уже есть бойфренд. Не совсем правда, но я над этим работала.
Мои мысли переключились на Юсукэ. Он оставил мне номер отеля, в котором собирался остановиться. Я выбросила мятую пивную банку в мусорное ведро и зашла в квартиру, чтобы позвонить. Телефон я нашла в кухне. У холодильника тусовалось несколько американцев. Они трепались о своей школе английского языка и не обратили на меня внимания.
Парень в очках в металлической оправе стал сворачивать косяк на кухонном столе.
– Ни хрена себе! – Другой парень, в шортах и цветастой рубахе, вмешался в процесс. – Где ты это достал? Чувак, тебя же депортируют. Помнишь случай с Полом Маккартни? Его до сих пор в Японию не пускают. А он же, типа, звезда.
– Не парься! Думаешь, кто-нибудь из этих селян может узнать запах травки?
Я отвернулась и набрала номер. Юсукэ взял трубку после третьего звонка.
– Где ты? – спросил он. – У тебя довольно шумно.
– Я у друга. Он устроил вечеринку.
– У Эрика?
– Ну да. А как ты узнал?
– У меня свои источники.
Я рассмеялась. Мне польстил его интерес. Значит, он кого-то обо мне расспрашивал.
– Каждый раз, когда я вижу Эрика, у него новая подружка, – сказала я. Я не хотела, чтобы Юсукэ подумал, будто между нами что-то есть. – Тебе стоит получше следить за своими сестрами.
– У меня нет сестер, – сказал он. – Я единственный ребенок в семье.
Он не спросил, зачем я ему звоню посреди деловой поездки. Он просто болтал со мной, и у меня было ощущение, что ему это нравится. Не был ли он раньше так сдержан из-за Эрика? Возможно, он считал, что мы пара.
– Когда вернешься в Токусиму, приходи ко мне на ужин, – сказала я.
На следующий день, прямо с утра, я стала готовиться к свиданию с Юсукэ. Я вывесила футон проветриться и постирала постельное белье – так, на всякий случай.
В буфете у меня все блюдца и чашки были разные, поэтому я пошла в маленький магазин подарков – прямо напротив почты – и купила пару фарфоровых тарелок «Норитакэ» с красивой каймой и два винных бокала богемского стекла. Даже не пожалела денег на два подсвечника и длинные тонкие свечи. Еще купила скатерть и жаккардовые салфетки.
Затем зашла в булочную за хрустящим французским хлебом, в рыбный магазин за свежим кальмаром и гребешками, в супермаркет за свежими овощами. Рецепт я взяла в «Elle» – не «как накормить семью за 20 минут», а сложный, со всеми секретами рецепт известного шеф-повара. Я порезала палец, когда чистила кальмара, но в остальном все прошло хорошо. Закончила почти к самому приходу Юсукэ. Едва успела принять душ и напудриться, как в дверь позвонили. На мне было черное вязаное платье.
Когда я открыла дверь, Юсуке долго смотрел на меня, потом сказал:
– Хорошо пахнешь. – Он отдал мне бутылку вина, упаковку мороженого и пакет из коричневой оберточной бумаги. Зайдя в комнату, он добавил: – Или, может, это ужин так пахнет.
Мы вышли на балкон и выпили по бокалу вина. Я заранее поставила два стула рядом с посудомоечной машиной. Это было, в общем, довольно нагло – нас хорошо было видно с автомобильной стоянки, – но и романтично: розоватое небо, на горизонте сливающееся с океаном, птицы, скользящие в вечернем бризе и спускающиеся к воде. Мы негромко разговаривали, чтобы нас не было слышно, потом вернулись внутрь и сели ужинать.
Юсукэ очень приятно ел. Положив в рот первый кусок, он прикрыл глаза и сосредоточенно распробовал блюдо. С некоторой гордостью я наблюдала, как он ломтиком хлеба собирает с тарелки томатный соус с чесноком. Мне было хорошо от мысли, что ему понравилась приготовленная мной еда. Он положил себе еще порцию и съел все дочиста.
Эта книга перевернет ваше представление о людях в форме с ног на голову, расскажет о том, какие гаишники на самом деле, предложит вам отпущение грехов и, мы надеемся, научит чему-то новому.Гаишников все ненавидят. Их работа ассоциируется со взятками, обманом и подставами. Если бы вы откладывали по рублю каждый раз, когда посылаете в их адрес проклятье – вслух, сквозь зубы или про себя, – могли бы уже давно скопить себе на новую тачку.Есть отличная русская пословица, которая гласит: «Неча на зеркало пенять, коли рожа крива».
Чем старше становилась Аделаида, тем жизнь ей казалась всё менее безоблачной и всё менее понятной. В самом Городе, где она жила, оказывается, нормы союзного законодательства практически не учитывались, Уголовный кодекс, так сказать, был не в почёте. Скорее всего, большая часть населения о его существовании вовсе не подозревала. Зато были свои законы, обычаи, правила, оставленные, видимо, ещё Тамерланом в качестве бартера за городские руины…
О прозе можно сказать и так: есть проза, в которой герои воображённые, а есть проза, в которой герои нынешние, реальные, в реальных обстоятельствах. Если проза хорошая, те и другие герои – живые. Настолько живые, что воображённые вступают в контакт с вообразившим их автором. Казалось бы, с реально живыми героями проще. Ан нет! Их самих, со всеми их поступками, бедами, радостями и чаяниями, насморками и родинками надо загонять в рамки жанра. Только таким образом проза, условно названная нами «почти документальной», может сравниться с прозой условно «воображённой».Зачем такая длинная преамбула? А затем, что даже небольшая повесть В.Граждана «Кровавая пасть Югры» – это как раз образец той почти документальной прозы, которая не уступает воображённой.Повесть – остросюжетная в первоначальном смысле этого определения, с волками, стужей, зеками и вертухаями, с атмосферой Заполярья, с прямой речью, великолепно применяемой автором.А в большинстве рассказы Валерия Граждана, в прошлом подводника, они о тех, реально живущих \служивших\ на атомных субмаринах, боевых кораблях, где героизм – быт, а юмор – та дополнительная составляющая быта, без которой – амба!Автор этой краткой рецензии убеждён, что издание прозы Валерия Граждана весьма и весьма желательно, ибо эта проза по сути попытка стереть модные экивоки с понятия «патриотизм», попытка помочь россиянам полнее осознать себя здоровой, героической и весёлой нацией.Виталий Масюков – член Союза писателей России.
Роман о ЛЮБВИ, но не любовный роман. Он о Любви к Отчизне, о Любви к Богу и, конечно же, о Любви к Женщине, без которой ни Родину, ни Бога Любить по-настоящему невозможно. Это также повествование о ВЕРЕ – об осуществлении ожидаемого и утверждении в реальности невидимого, непознаваемого. О вере в силу русского духа, в Русского человека. Жанр произведения можно было бы отнести к социальной фантастике. Хотя ничего фантастичного, нереального, не способного произойти в действительности, в нём нет. Скорее это фантазийная, даже несколько авантюрная реальность, не вопрошающая в недоумении – было или не было, но утверждающая положительно – а ведь могло бы быть.
Если вам кто-то скажет, что не в деньгах счастье, немедленно смотрите ему в глаза. взгляд у сказавшего обязательно станет задумчивый, туманный такой… Это он о деньгах задумается. и правильно сделает. как можно это утверждать, если денег у тебя никогда не было? не говоря уже о том, что счастье без денег – это вообще что-то такое… непонятное. Герой нашей повести, потеряв всех и всё, одинокий и нищий, нечаянно стал обладателем двух миллионов евро. и – понеслось, провались они пропадом, эти деньги. как всё было – читайте повесть.
Рут живет одна в домике у моря, ее взрослые сыновья давно разъехались. Но однажды у нее на пороге появляется решительная незнакомка, будто принесенная самой стихией. Фрида утверждает, что пришла позаботиться о Рут, дать ей то, чего она лишена. Рут впускает ее в дом. Каждую ночь Рут слышит, как вокруг дома бродит тигр. Она знает, что джунгли далеко, и все равно каждую ночь слышит тигра. Почему ей с такой остротой вспоминается детство на Фиджи? Может ли она доверять Фриде, занимающей все больше места в ее жизни? И может ли доверять себе? Впервые на русском.