Теряя Лею - [24]

Он в жизни не сказал бы этого вслух, но я была уверена, что Джейкоб настроен скептически, ведь сам-то он не мог видеть того, что я описала.

Я кивнула, ковыряя запятнанный ржавчиной ковер.

– Бредятина, да?

Мне не надо было обшаривать комнату взглядом вместе с ним. Я знала, где находится мое чудовище в любую минуту и в любую секунду. Не поворачивая головы, я знала, что оно прячется у меня в чулане, просачиваясь в комнату, но я отказывалась смотреть на него.

– Пытаешься сообразить, как бы забросить меня в машину и отвезти в больницу?

Я ненавидела дрожь собственного голоса, но эта мысль наверняка вертелась у Джейкоба в голове.

Он сжал мою здоровую руку.

– Ну, этот вариант есть всегда. Но я думал, может, лучше было бы рассказать маме с папой. Возможно, ты действительно больна.

Я фыркнула.

– Ай спасибо. Я и так уже знаю, что я ку-ку.

– Ну, это-то мы все знаем, – поддразнил он. – Я не о той болезни говорю, но у тебя с мозгами явно что-то не так, раз ты видишь нечто, чего никто больше не видит.

– Я не могу рассказать маме с папой. Они уже потеряли одну дочь. – Я проигнорировала его реакцию на эти слова. – Они уже потеряли одну дочь, – повторила я, подчеркивая главное. – Им не нужен стресс понимания, что и с другой их дочерью что-то не так.

Джейкоб покачал головой.

– Тебе не обязательно всегда быть идеальной дочерью. У тебя не было задачи заменить Лею.

– Нет, была, – сурово сказала я. – Я должна была искупить, что забрали не ту дочь.

Джейкоб потрясенно уставился на меня. Глаза его потемнели от всколыхнувшегося горя.

– Почему ты так говоришь? Если бы забрали тебя, я бы потерял своего лучшего друга.

Я энергично замотала головой в знак несогласия.

– Это не так. У тебя была бы Лея. Как ты не понимаешь? Лея была бы идеальной сестрой, идеальным другом. Я просто печальная замена.

Я почувствовала, что щеки у меня мокрые. Опасливо потрогала пальцем слезы. Я никогда не плакала. Слезы были слабостью, которой я себе не позволяла. Слезами Лею не вернешь. Они лишь заново открывали так до конца и не затянувшиеся раны. После похищения Леи мне хотелось плакать так сильно, что казалось, грудь лопнет от сдерживаемых слез. Я лежала в кровати, закусив руку, пока давление в груди не ослабевало и я могла снова дышать. Полукруглые следы от зубов на тыльных сторонах рук ничего не значили, они были лишь средством подавления другой боли.

– Мия, я бы без тебя не справился. Конечно, я скучаю по Лее, но ты держишь меня на плаву.

В голосе Джейкоба безошибочно слышалась боль. Я была ужасной эгоисткой. Я была занята своими собственными заботами, в то время как те, кого я любила, страдали. Я не единственная, кто потерял Лею и прежнюю жизнь. Джейкоб тоже был жертвой.

Я погладила его по руке. Бинт у меня на ладони размотался и упал на пол. Кровь еще слегка сочилась, но уже не так сильно. Я знала, что порез должен болеть, но едва чувствовала его. К счастью или к несчастью, у меня высокий болевой порог. Даже когда я закусывала себе руки по ночам, саднить начинало далеко не сразу.

– Джейкоб, прости. Ты всегда такой жизнерадостный, и порой я забываю, что Лею потеряла не только я.

Он небрежно пожал плечами, но теперь я ясно видела то, что упускала из виду столько раз прежде.

– Я ведь не ее близнец, с которым у нее была особая связь. Просто тошно. Понимаешь?

Я кивнула, гадая, почему мы впервые говорим об этом так открыто. В последние десять лет имя Леи было в нашем доме под запретом. Временами казалось, будто ее и не существовало никогда. Вот почему я начала вести дневник. Мне требовалось постоянное напоминание о той части меня, которую забрали. Глядя на Джейкоба, я осознала, что я и моя семья совершили огромную несправедливость, умалчивая о ней. Не только по отношению к самим себе, но, что более важно, по отношению к Лее. Это мы должны были поддерживать память о ней.

Мы с Джейкобом прислонились друг к другу. Оба погрузились в собственные мысли, между нами разбухало молчание.

– Думаешь, я схожу с ума? – наконец спросила я.

Джейкоб кисло улыбнулся.

– Думаю, все мы немного сумасшедшие. Просто некоторые лучше это скрывают. Думаю ли я, что ты спятила, потому что видишь темных, гнетущих чудовищ?

– Одно чудовище. На самом деле это не чудовище, просто я так его про себя называю, – перебила я.

Он засмеялся.

– Извини. Одно чудовище, которое на самом деле не чудовище. Суть в том, что нет, я не думаю, что ты спятила. Между прочим, ты, возможно, самый вменяемый человек, какого я знаю. Меня больше беспокоит то, что может быть физически не так внутри твоей черепушки.

Я уронила голову ему на плечо.

– Так ты думаешь, что у меня мозги барахлят? – спросила я, гадая, а вдруг он прав. Может, все это некая замысловатая галлюцинация, сооруженная моим мозгом из-за опухоли, которая медленно пожирает его.

– Не знаю, сестренка, но, по-моему, надо рассказать предкам. Не скажешь ты – скажу я. Одно дело скрывать от них что-нибудь вроде плохих оценок, но это нечто совершенно иное.

Я вздохнула. Я понимала, что он прав. Вероятно, это следовало сделать два месяца назад, когда темнота только начала преследовать меня. Но это не та информация, которой мне хотелось с ними делиться. Обычно наши беседы вращались вокруг моих школьных успехов. Мы никогда не обсуждали ничего отрицательного, а если начинали, то вступал Джейкоб и менял тему.