Терская коловерть. Книга первая. - [28]

А Темболат подумал про себя: «Как вырос он политически за эти два года, не узнать».

— Давай спать, пока мы с тобой не поссорились ради встречи, — предложил он, взглянув на часы, которые показывали далеко за полночь.

— Знаешь, а не пойти ли мне все–таки в станицу? Данел будет беспокоиться.

Темболат насупил брови.

— Не отпущу сегодня. Да ты впотьмах и дороги не найдешь. Утром скажешь Данелу, что подвыпил да в номерах Каспара Осипова и проспал до утра.

Улеглись рядом на кровати, но уснуть сразу не смогли.

— Митьку рыжего помнишь? — гудел из–под одеяла Темболат.

— Еще бы, — отвечал Степан.

— Когда меня отправляли по этапу, он мне шерстяные носки подарил. «Бери, — говорит, — астроном (помнишь, меня так в камере звали за то, что читал вам лекции по астрономии?) В Иркутске зимой такой морозяка, что ты, южный человек, без теплой одежи в два счета загнешься». Добряк. А Сергея не встречал больше?

— Нет, не пришлось...

И снова перед глазами друзей общая камера в томской перевалочной тюрьме-крепости и широкое, слегка тронутое оспой лицо Сергея. «Это меня в детстве цыплята поклевали, очень я, видать, сладкий был», — шутил он позже. А в первый день своего заточения весело и энергично перезнакомился со всеми обитателями камеры и предложил следующую программу деятельности:

— У вас тут застой и унынье. С таким настроением можно жить только в монастыре, а в тюрьме — не годится. Предлагаю: первое — переизбрать редколлегию журнала «Тюрьма», дабы внести в его содержание дух оптимизма и веры в окончательную победу рабочего класса; второе — с завтрашнего дня, нет, с сегодняшнего приступить к учебе. Нельзя, товарищи, терять ни одного часа времени в бездействии...

— А я тебя знаю! — перебил новенького рыжий парень, подходя к нему с дружеской улыбкой на веснушчатом лице. — Тебя Сергеем зовут. Ну, спасибо, браток. Если бы не ты тогда со своими ребятами, всем бы нам крышка.

— Когда? С какими ребятами? — удивился названный Сергеем:

— Да в этом... Управлении дороги. Там еще митинг был. Ну, когда черносотенцы подожгли нас со всех сторон и стреляли всех подряд, вспомнил?

— Теперь вспомнил, — улыбнулся Сергей. — А ты как туда попал?

— Знакомый студент Васька Шумилов — может, встречал когда? — затащил меня туда на митинг. Убили его, гады... А ты молодец, здорово шпарил в окно из нагана.

— Постой, постой, — обрадовался Сергей. — Я, кажется, тебя тоже помню. Ну да, такой же здоровый и... — он замялся, стесняясь произнести слово «рыжий». — Это ведь ты тогда пьяного мясника по голове...

— Табуреткой жвякнул? Я, а кто же. Митькой меня зовут. Я из Омска. Возле Культур-технического училища живу. А ты видать, здешний, томский?

— Здешний, российский, — весело блеснул зубами Сергей. — За что посадили?

— За книжки. Нашли у меня при обыске. Хоть бы мои были, а то — Васьки-покойника.. Я их даже не читал вовсе. Раскрыл одну, а там: «социализм», «диктатура пролетариата» — все какие–то скучные слова. Вот я про Шерлока Холмса читал, так...

— Скучные, потому что непонятные. А чтобы слова стали понятными, учиться надо. Господин надзиратель! — подошел Сергей к дверному «волчку», — вы не могли бы нам принести учебник ну... хотя бы по астрономии.

— Такого не имеется, — проворчало за дверью. — Святое писание, ежли желаете, могу принесть.

— Писания не надо, — рассмеялся заключенный. — Мы ведь, папаша, атеисты.

— Так что с того, что артисты, — возразил надзиратель. — Мово кума Матвея брат тоже служит в этих самых, а как задает про жития святых расписывать — аж слеза прошибает. Ну, глядите сами, не надо, так не надо, — отверстие в двери захлопнулось. Однако прошло минут пять и оно вновь открылось. Тот же голос сообщил:

— Принес книжку. Може сгодится? Осталась тут в одиночке после такого же сицилиста, в расход нынешней ночыо отвели, царствие ему небесное — тоже ведь человек.

После этого сообщения в замке недовольно проскрежетал ключ, дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась короткопалая рука с зажатой в ней объемистой книгой.

— Во какая. Про капитал написано, — потряс ею надзиратель. — Хозяин–то ейный, царство ему небесное, тоже, как вы, из этих самых был, а вот на тебе: капиталом интересовался. Видать, образумился напоследе, — он вздохнул и со скрежетом повернул ключ в обратную сторону.

Молодой заключенный открыл титульный лист книги, в глазах у него отразилось изумление.

— Товарищи — проговорил он, с трудом сдерживая смех, — да ведь он нам «Капитал» Маркса принес!

В тот же день Сергей прочитал первую лекцию по марксистской теории, посвященную анализу товара — экономической клетки капитализма. Начал он довольно бойко, но при изложении основного материала забрался в такие философские дебри, что если бы не Митька рыжий, неизвестно, как бы он из них выбрался.

— Слушай, Серега, — перебил преподавателя Митька, — зачем ты нам о каких–то сюртуках толкуешь? Для чего мне знать, что дороже, сюртук или холстина? Я в купцы не собираюсь. У меня во сюртук, в полосочку, — он потянул полу арестантского халата. — Давай лучше поговорим, как с гадами бороться.

— Не торопись поперед батька в пекло, — подмигнул ему лектор. — Дойдем и до этого вопроса, нам времени не занимать. Итак, продолжим... «Для сюртука, впрочем, безразлично, — говорит Карл Маркс, — кто его носит, сам портной или заказчик портного...»