Террористы и охранка - [40]

Преемник Сипягина, бывший директор департамента полиции фон Плеве, стал первым лицом в империи, чем-то вроде диктатора, без присвоения этого названия, облеченным безграничной и бесконтрольной властью над страной. Достигнув высшей ступени бюрократической лестницы, новый министр внутренних дел открыл новую эру самой разнузданной реакции. В лице этого бессердечного, холодно-жестокого честолюбца самодержавие приобрело крупную силу, беспощадную в репрессиях, хитрую, изворотливую, изобретательную и неутомимую в своей борьбе с революцией. Плеве не останавливался ни перед какими средствами для достижения своих целей. Первые кровавые погромы в Гомеле и Кишиневе были организованы, несомненно, им при помощи подонков общества, знаменитой впоследствии «Черной сотней», которой Плеве по праву может считаться в широкой степени основателем. Террористы надеялись, казнив его, обезглавить реакцию.

В начале 1903 г., когда еще Гершуни находился вместе с Азефом во главе «боевой организации», была сделана попытка покончить с Плеве, но средства, которыми располагали террористы, оказались недостаточными. Кроме того, полиция, предупрежденная Азефом, как это подтвердил обвинительный акт по делу Лопухина, приняла все меры предосторожности. Однако Азеф, сила влияния которого была построена главным образом на искусно рассчитанном обмане обеих сторон, не счел на этот раз нужным или выгодным для себя выдать террористов полиции, как не счел, вероятно, выгодным дать террористам убить Плеве. Имена участников покушения были им тщательно скрыты от правительства. Но полиции, благодаря указаниям Азефа, достаточно было изменить маршрут министра, чтоб покушение не удалось. Гершуни, приведенный в отчаяние этой неудачей, воскликнул: «Нет, видно это дело мне не по плечу».

И вот Азеф взялся, при восторженном одобрении своих ближайших друзей, привести в исполнение это трудное дело, оказавшееся не по силам Григорию Гершуни. В обстановке самой глубокой тайны, с крайней разборчивостью и проницательностью, привлекая самых одаренных, смелых и преданных молодых революционеров, он составил отборный отряд из Сазонова, Швейцера, Каляева, Доры Бриллиант, Покотилова, Савинкова и многих других. В этой работе ему оказывал некоторую поддержку только один Михаил Гоц.

Дальнейшие подготовления в продолжение последних месяцев 1903 г. происходили в Париже, куда Азеф перенес весь свой главный штаб. Члены «боевой организации», снабженные исправными паспортами, отправились по распоряжению Азефа один за другим в Россию. Через несколько недель Азеф сам последовал за ними, чтоб на месте лично руководить их действиями.

Как раз в это время против всемогущего министра внутренних дел велось аналогичное предприятие одной независимой революционной группой. Во главе этой группы находилась молодая террористка Серафима Клитчоглу. Когда Азеф при осуществлении своего плана наткнулся на параллельную деятельность этой группы, он заявил Клитчоглу и ее товарищам, что они должны немедленно отказаться от своих намерений и прекратить немедленно свою работу. Клитчоглу наотрез отказалась выполнить это требование. Азеф продолжал настаивать на своем. Он отрицал за своими соперниками право на свой риск и страх предпринимать дела, принадлежавшие исключительно ведению одной «боевой организации». Видя бесплодность дальнейших переговоров, Азеф резко порвал с Клитчоглу. Спустя некоторое время группа вся целиком попала в руки полиции. Среди революционеров этот крупный провал объясняли неопытностью и неосторожностью молодых террористов, которых Азеф тщательно пытался предостеречь и отвлечь, от слишком большого, непосильного дела, но которые, к несчастью, не хотели считаться с его «добрыми советами». На самом деле Клитчоглу с товарищами были выданы Азефом. Провокатор не любил соперничества и противоречия и без жалости отстранял все препятствия, оказывавшиеся на его пути. Донос повлек за собою не только гибель всей группы, но и многочисленные аресты среди революционеров, имевших непосредственные сношения с группой. В Петербурге в связи с этим делом было арестовано 31 человек, в Москве — 12, в Киеве — 14, в Ростове-на-Дону — 1 и т. д.[50]

Но, выдавая одной рукою отряд Клитчоглу, Азеф другою продолжал налаживать свое «лучшее дело» против Плеве. Полицейская его деятельность здесь наиболее чудовищным образом переплелась с его террористической деятельностью; обе они взаимно укрепляли и обеспечивали друг друга; в полицейском и в революционном мирах устанавливалось искреннее и глубокое убеждение, что Азеф служил каждому из них правдой и верой, между тем как он, в сущности, не служил ни тому ни другому. Доказательств этого слепого доверия верхов революции мы привели достаточно. Речь, произнесенная Столыпиным в Государственной думе, отрывки которой мы приводим в главе о политических последствиях азефщины, служит яркой иллюстрацией отношения к нему со стороны правительства.

Первая попытка «боевой организации» имела место 18 марта, поблизости от дома Плеве. За три недели до совершения убийства Азеф приехал в Петербург, поселился на конспиративной квартире Савинкова и Сазонова, прожил там безвыездно десять дней и оттуда руководил всем заговором. Когда последние подготовления были закончены, последние распоряжения отданы, Азеф, по своему обыкновению, покинул Петербург под предлогом чрезвычайно важного дела, которое требовало его присутствия в центральном комитете. Исполнение плана было поручено определенному числу террористов, между прочим, Сазонову, Каляеву, Савинкову, Швейцеру, Покотилову и др. Сазонов был переодет извозчиком. Четыре метальщика с бомбами ждали проезда министра. Но несмотря на предварительную добросовестную слежку, террористический отряд прождал напрасно два часа на своих постах и должен был удалиться, не встретившись с Плеве. Азеф назначил свидание Савинкову в Двинске. Но Савинков его там не нашел и в продолжение трех недель оставался вместе с остальными товарищами по «боевой организации» без всяких сведений о нем. Судьба Азефа их очень беспокоила, и некоторые высказывали опасение, не был ли он где-нибудь арестован. Тем не менее они упорно преследовали осуществление намеченного плана. Покушение было вторично назначено во второй раз на десятое апреля. За несколько дней до этого Покотилов по дороге в Петербург встретил случайно в поезде Азефа. Он рассказал ему о глубокой тревоге и опасениях, которое вызвало в «боевой организации» его исчезновение, о неудачах, постигших террористов, и об условиях, в которых они продолжают работать над делом Плеве. Азеф одобрил все принятые ими меры. Но в Петербург он все-таки не поехал