Террористы и охранка - [32]

Благодаря своей способности обращаться с людьми Мортимер проник в тайны департамента и тотчас же узнал, что Евгений Азеф, он же „Толстый“, он же „Иван Николаевич“, служит в департаменте на амплуа агента-провокатора.

В начале сентября 1906 г., встретив меня в Петербурге на улице, Мортимер просил меня немедленно передать социалистам-революционерам о роли Азефа.

Я счел своим долгом в тот же день сообщить об этом лицу, имевшему сношения с с.-р. и „боевой организацией“. Однако заявление мое было встречено возмущением и даже угрозами по моему адресу: „Дорого заплатите за клевету“.

Желая в корне убить слухи об Азефе и загрязнить источник слухов, ЦК партии с.-р. стал усиленно распространять слухи о „провокаторе Мортимере“.

В октябре 1907 г. Рысс-Мортимер был арестован в Юзовке, в кандалах доставлен в Петербург и заключен в Петропавловскую крепость. В феврале месяце он был отвезен, закованный в ручные и ножные кандалы, в Киев, судим военно-окружным судом и казнен.

Приехав в Париж весной того же года, я открыто заявил о провокаторстве Азефа, предъявляя в то же время требование ЦК партии с.-р. представить данные о роли, приписываемой им Мортимеру. Приглашенный в июне ЦК, я повторил свое требование. В ответ мне было заявлено, что ЦК намерен меня привлечь к суду за распространяемые слухи „о некоем лице“ и предлагает мне представить ЦК документы о провокаторстве „этого лица“. Не питая никакого доверия к ЦК, я ему никаких данных дать не желал, Но заявил, что охотно пойду на суд и предпочитаю, чтоб суд этот состоялся в ближайшем времени. Однако мои требования не дали никаких результатов».

Из подозрений, относящихся к более раннему периоду, только одно кажется нам заслуживающим доверия. В открытом письме бывший председатель союза союзов Петерс, опровергая появившийся в печати рассказ о нем, как о друге Азефа, заявил, что он в действительности был товарищем Азефа по университету в Карлсруэ и что уже тогда до него доходили темные слухи, обвиняющие Азефа в сношениях с полицией и посольством[42].

Все эти косвенные улики, прямые доказательства, личные обвинения, прибавленные к тем фактам, которые нами приводились в главе о борьбе и показаниях Бурцева, а именно к саратовской истории, к одновременному посещению Азефом и Раскиным железнодорожника в Варшаве, к подозрительному поведению Азефа в деле Трепова и, наконец, к знаменитому письму Меньщикова, в котором обвиняется наряду с Татаровым и Азеф, — образуют вместе поистине страшный обвинительный акт.

И все-таки этот обвинительный акт не в состоянии был хоть сколько-нибудь поколебать положение Азефа.

Понадобились исключительные усилия и исключительное стечение обстоятельств, чтоб сорвать, наконец, маску с предателя[43].

Глава V Жизнь провокатора

1. Первые шаги

Борьба «за» и «против» Азефа внутри партии кончилась. Азеф был объявлен провокатором. С трудом укладывавшееся в обычные рамки, противоестественное представление об Азефе — основателе партии, главе боевой, организации и т. д. и сотруднике департамента полиции было, наконец, принято, усвоено и распространено, несмотря на всю свою чудовищность. Но все-таки некоторые иллюзии еще сохранились. В революционной среде преобладающее мнение было, что, прежде чем спуститься до гнусной роли агента-провокатора, Азеф в продолжение нескольких лет, по крайней мере, оставался искренним революционером. Однако и это последнее предположение оказалось ошибочным и должно было рухнуть после торжественной декларации Столыпина в Государственной думе. В самом деле, председатель совета министров категорически за явил, что Евно Азеф принадлежал к русскому политическому сыску еще с 1892 г.

Первая связь Азефа с русским правительством относится, таким образом, ко времени его пребывания в Карлсруэ. Там, будучи студентом Политехнической школы, он вступил в сношение с посольством и представителями русской политической полиции за границей. Такова официальная версия. Но не исключена, конечно, возможность, что еще прежде, чем покинуть Россию, Азеф соприкасался с полицейским миром. Азеф еще в старших классах реального училища был замечен в предательстве: так он якобы выдал несколько тайных кружков, которые в Ростове-на-Дону, как и во всех других городах России, составлялись из наиболее пылкой, великодушной и развитой части учащейся молодежи. На деньги, получаемые от полиции, ему удалось, по словам некоторых, кончить свое учение.

Роль Азефа в Карлсруэ в точности не установлена. Задача его заключалась, по-видимому, в том, чтоб наблюдать и шпионить за своими товарищами, проведывать обо всём мало-мальски подозрительном и посылать пространные доклады своему начальству. На него в это время смотрели, вероятно, как на мелкого, хотя и не бесполезного сотрудника[44].

Что заставило Азефа вступить в позорную связь с охранниками? Какая сила толкнула его на путь измены и предательства? Мы здесь в области самых смелых и произвольных догадок. Все, что мы знаем и что могло бы хоть несколько осветить этот вопрос, отличается крайней обрывочностью, разрозненностью и сбивчивостью. Несомненно одно: Азеф был очень беден. С раннего детства он испытал все виды нужды; крайние лишения, может и были причиной его первого грехопадения. Страсть к интригам, лживость, скрытность, чрезмерное себялюбие, грубые и низкие склонности, то есть все те качества, которыми в таком изобилии наделяли Азефа после его разоблачения и которые в известной мере были ему действительно свойственны, делали из него легкую добычу для полицейских.