Террористы и охранка - [14]

— Из Парижа получена телеграмма такого содержания: выехала в Россию террористка Брешковская, проживает в Саратове у Ракитниковых. По этой телеграмме приехал в Саратов чиновник департамента полиции с 6 филерами. За дачей установлено наблюдение.

В ту же ночь это предупреждение стало известно целому ряду товарищей и поразило всех, как громом из ясного неба. До сих пор слежку приписывали местным охранникам и не придавали ей большого значения: где, мол, им сообразить, с кем имеют дело. Теперь нельзя было медлить ни минуты, и на следующий же день решено было увезти Брешковскую на лошадях за несколько десятков верст, доставить ее на одну из пристаней и посадить там на пароход. Надеялись, что шпики прозевали ее отъезд с дачи, почему и план спасения выработали сравнительно простой. Около 5 часов вечера 19 августа Брешковская очень благополучно, не замечая за собою абсолютно никакой слежки (хотя ехать приходилось по пустынным улицам), перебралась из своего городского убежища на квартиру одного чиновника, села вместе с ним и уехала. Видимое отсутствие слежки, казалось, вполне подтверждало предположение, что охране было неизвестно ее городское местопребывание.

О сведениях, полученных из охранки, был предупрежден, конечно, и, Азеф. Ясно, что и ему угрожала немалая опасность. Правда, его фамилия не упоминалась в сообщении, но это еще не значило, что его не узнали петербургские ищейки… Тем не менее он явился на квартиру, где вырабатывался план увоза Брешковской и происходило совещание со всеми лицами, привлеченными к делу. О себе он рассказал, что за ним тоже следили… Уезжать он хотел с вокзала с пятичасовым поездом. План увоза Брешковской он знал. Все понемногу начали успокаиваться от пережитых волнений. Но в 7 часов вечера пришел товарищ, видевшийся накануне с охранником, и рассказал, что около 3 часов тот вторично приходил к нему, встретил его около его квартиры и, прогуливаясь с ним по улице, сообщил следующее: «Брешковская теперь уже не на даче у Р., а в городе на Соляной ул., д. № 5 — не то у А., не то у Н. Ну да все равно: дом окружен и из него никого не выпустят». Кроме того, он прибавил, что в охранном отделении сегодня, шел большой спор: наш настаивал на немедленном аресте всех, а приезжий чиновник говорил, что это не входит в его виды (разрядка авторов). Рассказывая это, охранник все время боязливо осматривался по сторонам, как бы опасаясь быть замеченным кем-либо из сослуживцев.

Сведения охранника были точны, но не полны. Мы решили остановиться на худшем предположении: охранке известно было местопребывание Брешковской, стало быть, известен ее отъезд. Если он удался, то только потому, что был неожиданным для полиции. Но если так, то надо было ждать погони. Решено было ехать одному из товарищей верхом вдогонку за Брешковской, догнать ее на месте предположенной для нее ночевки, передать ей все новые сведения и предложить: ни в каком случае не садиться на пароход, а вместо того проехать верст 15–20 на лодке, а там взять лошадей и ехать на ближайшую станцию железной дороги. Против парохода говорили и полученные от одной барышни сведения, что за пристанями в городе установлено тщательное наблюдение. Так и было сделано, с тем только отличием, что после поездки на лодке Брешковская взяла лошадей в одно имение к знакомому помещику, прожила там несколько дней и потом преблагополучно проехала дальше. Погони за ней почти наверное не было, так как, послушавши ямщика, заленившегося ехать темной ночью, она заночевала вместе со своим спутником на ближайшей же почтовой станции, не доехав до того знакомого, к которому ее направили. К нему она добраласъ только на другой день рано утром. Если бы была погоня, ее, наверное, настигли бы на этой же станции. Вообще Брешковская лучше всех сохранила спокойствие и хладнокровие во всей этой истории. Взять хоть бы эту ночевку в 25 верстах от Саратова, по просьбе ямщика, когда каждая минута была дорога и каждый потерянный час грозил провалом. Так и вспоминаешь потерянный чубук, за которым Тарас Бульба вернулся в самую гущу своих врагов.

Впечатление от этой полуфантастической истории получилось тяжелое, даже несколько жуткое. Приоткрылась завеса, до того скрывавшая от нас мир сыска. В нескольких случаях, по нескольким поводам нам удалось заглянуть за эту завесу, — и мы были поражены той огромной осведомленностью, которую имел о нас наш враг. Мы точно разводили наши конспирации под стеклянным колпаком. Или еще лучше, казалось, что мы все сидим на гигантской полицейской ладони, под внимательным взором нашего врага, — и все-таки ладонь почему-то не сжимается, враг почему-то предоставляет нам заниматься самыми рискованными для него делами. Мало мы тогда думали о провокации.

Саратовская история имела свое продолжение уже во время дней свободы. Опять начались встречи охранника с тем же товарищем, к которому он приходил со своим предупреждением относительно Брешковской. Во время одного из этих свиданий охранник рассказывал, что среди лиц, собиравшихся в августе месяце у Ракитниковых, был очень важный шпион. Он не мог припомнить его фамилию но его легко будет узнать по таким признакам: он останавливался в гостинице на Московской улице и заходил в день отъезда старушки в квартиру г. X., где виделся с Р. Эти признаки сходились на Азефе, так как из всех лиц, принимавших участие в совещании, один он останавливался в указанной гостинице.