Террор на пороге - [37]

— Я и не удивляюсь, — ответил, находясь в прошлом, прежний размеренный голос Беллы Арнольдовны.

Лишь сейчас, повнимательней разглядев киноведа, а сумку так и не поднимая, землячка с затаенной растерянностью проговорила:

— А тут, значит, вы… Ничего, тоже благородное дело…

— Это мой отец, — уверенно солгала Белла. — У него, увы, отнялись ноги.

— A-а… Тогда понятно. Но где справедливость? Вы спасли моему мужу ногу, а ваш папа, получается, потерял обе ноги? — Это землячка произнесла тактично, вполголоса. — Дайте-ка я подсоблю! — Она проворно, с энергией, разбуженной благодарностью, расшвыряла камни в сторону, освободив коляску от их непрочного плена. — Сколько вы лет в этой стране?

«Следующий вопрос коснется моих взаимоотношений с ивритом», — уже с напряжением подумала Белла, не любившая этих непременных вопросов.

— Спасибо вам… Мы поехали.

— А я за вас молюсь. И век не забуду!

«В Житомир… Обратно в Житомир!» — молча приказала себе Белла Арнольдовна. Не успев в поспешности сообразить, что возвращение в тот город не станет возвращением в ту судьбу.

— Вы назвали меня отцом? — напомнил о себе киновед.

— В том смысле, что воспринимаю вас как родного, — вновь с ходу солгала Белла.

Случайности, совпадения… Они, заряжая эмоциями, нередко определяют наши поступки и подталкивают к скороспелым решениям.

Белла вернулась домой распаленная чрезвычайностью утренней встречи и готовая, наконец-то, высказать мужу все. Но его дома не оказалось. Это ее расстроило, так как она, кулинарка, знала, что блюдо на стол следует подавать горячим. И принятое решение — тоже. Во втором случае ее мнение, вероятно, не являлось бесспорным…

Чтоб не расслабиться, не охладиться, она вознамерилась свою предстоящую беседу отрепетировать. Белла чаще всего отвергала экспромты и тщательно планировала не только действия, но и грядущие диалоги. В данной ситуации предстояло высказываться и за себя, и за Гришу. Это было привычно, и она приступила к репетиции незамедлительно.

«Начну с того, что мне говорила бабушка: «Отправляясь в дорогу, раньше всего обдумай не маршрут по географической карте, а цель путешествия у себя в голове». Вот я и думаю, Гришенька: зачем мы уехали?» Он мне заявит, как обычно: «Сначала скажу, зачем мы приехали. Чтобы жить на своей земле!» Тогда я скажу: «Своя земля там, где человек нужен. Я здесь не нужна!» Он ответит: «Ты нужна детям и мне!» А я отвечу: «Мы и там были вместе». Он возразит: «Там ты жаловалась, что у тебя для семьи не хватает времени. А здесь полностью и блестяще осуществилась как глава семьи. Что не менее значительно, чем глава отдела социального обеспечения». Тогда я выйду из себя, стукну ладонью по чему попало и заявлю: «Мирные переговоры, как часто бывает, оказались бесцельными. Ты знаешь, что я все тщательно продумываю и замыслы свои осуществляю. Я даже детей родила продуманно: дочь — моя копия, а сын — твоя. Представляешь, если б случилось наоборот! Детей будем делить согласно этой реальности. Соломоново решение нам не потребуется… Сын, естественно, останется с тобой, а дочь, естественно, уедет со мной».

Но как раз естественности в этом не наблюдалось: она забыла, что дочь, как и сын, училась в Иерусалимском университете и не собиралась менять его на какое-либо житомирское учебное заведение. Логика была по-прежнему для нее не столь уж важна: ей было необходимо разрядиться, чтоб не взорваться. ««Посмотрю, как ты, растяпа, сумеешь без меня обходиться», — скажу я. Он отыграется знакомою шуткой: «Как можно посмотреть на то, чего никогда не будет?» Я усмехнусь: дескать, заблуждаешься, милый!»

Диалог, одновременно являвшийся монологом, был непредвиденно прерван… В замке суетливо обрел себя ключ. И возник на пороге Гриша — сияющий не отполированно, а переливаясь всеми оттенками праздничного восторга.

Беды, неприятности в одиночку не ходят… Но порою и приятные неожиданности цепляются друг за друга.

— Запомни сегодняшний день! Обведи его красивейшей рамкой в календаре. Звонил Муля. Он приезжает…

— В гости?

— Нет, насовсем!

— Еще один доверчивый дезертир из Житомира, — самой себе пожаловалась она, еще не остыв от первой, утренней, неожиданности.

— Он у нас умница! И поймет, что ошибочного хода не сделал…

Гриша часто прибегал к шахматной терминологии.

— Считай это рокировкой, — ответила она как жена шахматиста. — Он приедет, а я уеду. Свято место пустым не окажется.

— Ты права: здесь свято место… поскольку мы на Святой земле. И покинуть ее я тебе не позволю!

«Я тебе не позволю!» Пожалуй, впервые Белла услыхала такую повелительную фразу от мужа.

«Из всех психотропных средств предпочитаю общение с Мулей», — повторял Гриша, когда изредка и его настигала депрессия.

— Вы же оба там были признаны: «зам» начальника сверхлаборатории и «зам» декана… Чего еще? — совсем недавно выразила недоумение Белла.

— Нас так и нарекли «вечными замами»…

— Но я была «завом»!

Гриша умолк. Нет, он не позволял себе отнимать у жены ее завоевания и ее ностальгию.

Дискуссии на тему «там и тут» продолжали возникать как бы непроизвольно, но с назойливой регулярностью.

Вскоре ключ в замке снова проявил редкую торопливость. И Беллу настигла еще одна неожиданность: в дверях возникли одновременно два сияния: ликующее Гришино и застенчивое Мулино.