Террор и демократия в эпоху Сталина. Социальная динамика репрессий - [104]
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
История репрессий чисток в профсоюзах и на промышленных предприятиях свидетельствует, что политику террора нельзя трактовать лишь как ряд приказов Сталина и Ежова против беззащитного народа. Также его нельзя рассматривать и как стихийную вспышку недовольства рабочего класса против хозяйственников и должностных лиц. Напротив, события в профсоюзах и на заводах демонстрируют динамичную, усиливающуюся со временем взаимозависимость между политикой центрального руководства партии и действиями руководства предприятий и рабочих. Террор осуществлялся согласно приказам и распоряжениям, а приводили его в действие миллионы активных участников. И, что еще более важно, люди преследовали свои собственные интересы, что обусловило принятие ими языка террора: «разоблачать врагов», обвинять «вредителей» и обличать своих коллег, руководителей и товарищей по партии. Со временем террор стал самостоятельной силой, которая воздействовала как на людей, так и на организации. Определенные ритуалы вызвали реакцию самозащиты, которая проявлялась как «преданность», выдвижение упреждающих обвинений и ответных нападок. Руководство предприятий проводило чистки в своих подразделениях; члены партии и профсоюзов уничтожали друг друга. По мере того как процесс замедлялся и замирал, доходя до вершины иерархической структуры, он также сходил на нет в профкомах и парткомах. Змея, пожиравшая свой хвост, достигла крайней точки и проглотила собственную голову. Эта воображаемая точка, которую почти невозможно было визуализировать, по сути, была реальным моментом, когда «крикуны» или лица, выдвигавшие обвинения, сами становились обвиняемыми или были арестованы за то, что «кричали во всю глотку».
Понимание атмосферы напряженности и недовольства, которая царила на промышленных предприятиях, является обязательным для осмысления того, как развивался террор. Быстрый темп индустриализации и непредвиденные последствия коллективизации привели к кризису в снабжении продовольствием. Миллионы крестьян стали рабочими. Дефицит продовольствия, нехватка жилья, потребительских товаров и услуг были повсеместными. Реальная заработная плата уменьшилась наполовину. Хозяйственники находились под сильным давлением Москвы, от них требовали выполнять планы выпуска продукции. Начальники цехов старались изо всех сил овладеть новыми, прежде не известными им технологиями. Стремительно росло количество несчастных случаев. В 1929 году профсоюзы очистились от «правых» и повернулись «лицом к производству». Официальных каналов, через которые рабочие могли бы выражать свои претензии и жалобы, не существовало. Рабочие, некогда являвшиеся оплотом партии, все больше обособлялись, не желая жертвовать собой во имя индустриализации. Коммунистам из рабочих и профсоюзным активистам трудно было найти поддержку политике партии. Бывшие оппозиционеры, рассредоточившиеся на заводах, в профсоюзах и хозяйственных управлениях, были полны сомнений, но не предлагали альтернативы сталинской индустриализации. Некоторые из них, все еще активные политически, были потрясены антисоветскими настроениями недавних крестьян, переселившихся в города, и не решались действовать с ними сообща. В ЦК ВКП(б) понимали, что коллективизация и снижение уровня жизни вредили их репутации в глазах рабочих и крестьян. В 1934 году партийная верхушка поверила, что удалось справиться с бурей: организованная оппозиция была успешно подавлена, руководители партии были достаточно уверены в том, что их стратегия создаст устойчивую основу для дальнейшего экономического развития.
После убийства Кирова это иллюзорное ощущение безопасности рассеялось. Вначале партийные работники не были уверены в том, как интерпретировать это убийство. Мнение Ежова о том, что партия ослаблена скрытыми врагами, постепенно стало преобладающим, и поиск убийц Кирова превратился в нападки на бывших сторонников Зиновьева и Троцкого. Каждая новая жертва ареста — после принудительных допросов — добавляла сопричастных к убийству, что подтверждало слова Ежова о повсеместном тайном заговоре против государства и партии. Процесс достиг кульминации в августе 1936 года, когда начался судебный процесс против «объединенного троцкистско-зиновьевского центра»; его целью было уничтожение бывших членов левой оппозиции, но он затронул и бывших правых. Однако на местном уровне люди были относительно равнодушны к набирающей силу истерии со стороны партийных руководителей.
Рабочие и члены партии выполняли траурные ритуалы в связи со смертью Кирова, внимательно следили за судебным процессом и участвовали в массовых митингах, целью которых было настроить общественное мнение против обвиняемых. Но они игнорировали призывы партии повысить бдительность. Процесс оказался спектаклем, который не имел никакого отношения к их повседневной жизни и проблемам. Они не были лично связаны с обвиняемыми — выдающимися бывшими революционерами или с намеченными ими жертвами — Сталиным и другими руководителями партии. Они не спорили с настойчивым требованием партии распознавать скрытых врагов, но и не были настроены искать их. В кругу семьи рабочие старшего поколения положительно высказывались о Троцком; они, недавно покинувшие деревню, ругали всех большевиков, не делая большой разницы между Сталиным и его противниками. На заводах были арестованы некоторые бывшие оппозиционеры, но рабочие и члены партии не были слишком этим обеспокоены.
