Территория войны - [42]

– Ты меня приревновал?

– Глупая... Его убить могут. Передай ему. Убьют, живого свидетеля не оставят. И сама никому не рассказывай.

Еще секунда, и вдруг Алла опрокинулась на спину, головой на подушку, ухватила меня за шею и увлекла с собой.

– И ты никому не рассказывай, – жарко и влажно прошептала она мне в ухо. – Зачем ты спрашиваешь женщину, кто был у нее ночью? Как тебе не стыдно! Такой большой вырос, а этого не знаешь... Что хочешь у нее спрашивай, и она тебе скажет, а об этом никогда. – И она так же неожиданно оттолкнула меня, выскользнула из-под меня и спрыгнула с постели. Я протянул к ней руку, но она ловко увернулась и со смехом побежала к двери. Уже из ванной крикнула: – Я уезжаю, вызови мне такси.

– Я тебя провожу.

– У тебя есть машина? Или ты меня верхом на мотоцикле приглашаешь? Где у тебя щетка?

Несмотря на поздний субботний вечер, такси приехало быстро. Алла была еще в ванной, но шум воды стих. Я крикнул ей: «Такси ждет» – и начал одеваться. Затем вынул из ящика под компьютером записанный утром компакт-диск с телефонными разговорами и положил его в карман.

Из ванной она вышла свежей, розовой и немного чужой. На ней была моя рубашка и снова белая, старательно вычищенная юбка. Я улыбнулся ей, но ее ответная улыбка оказалась сухой и безразличной.

– Я поеду с тобой.

– Ты с ума сошел! Год будут потом косточки мне перемывать: сладкая парочка, траур у нее такой... Посади только в машину и проверь, чтобы за рулем не сидел бандит.

Я надел куртку и ждал в прихожей, пока она возилась с поврежденной туфлей. Кончилось тем, что сбросила с ноги и вторую.

– Поеду босиком. – Вдруг Алла повернулась ко мне и, как само собой разумеющееся, коротко бросила: – Мне нужны деньги.

Я порылся в бумажнике и вынул из него все, что там лежало.

– Это все?

Я вернулся в комнату и вынул из шкафа последнее, что у меня было. Отпускные лежали на банковских картах.

– Я очень похожа на проститутку? – усмехнулась Алла.

– Не очень.

– Ах, так! Спасибо. Поцелуй меня.

Это был долгий поцелуй, после которого мы молча спустились вниз и вышли на улицу.

Здесь было темно и безлюдно, и в этой темноте фары такси светились особенно резко и тревожно. Я посадил ее в машину и хотел уже захлопнуть дверцу, как она попросила:

– Нагнись ко мне. – Я пригнулся к сиденью. – Не знаю, почему и где ты прячешь нашу Танечку, но только передай ей, пожалуйста, что хорошие девочки так не поступают. Мамочка ее звонит мне каждый день, беспокоится, собака ее вся извелась и меня извела... И вообще, как это со стороны выглядит!

– Я ей передам.

– Ну, все... Позвони, если очень захочется.

Когда машина скрылась за углом, я побрел к своему мотоциклу. Открыл воротца ящика, но перед тем, как поставить его туда, вошел внутрь. Под хламом нащупал жестянку из-под кофе и открыл. Сейчас она была пуста, но иногда я хранил тут документы большой ценности, которые не доверял квартире. Вынул из кармана компакт-диск и вложил в жестянку. Сверху накидал беспорядочно масляные банки, укрыл ветошью и закатил мотоцикл.

20. Телефонные разговоры

Телефон во Владивостоке долго не отвечал. Я взглянул на часы – там уже позднее утро. Я никогда не был в той квартире, не мог представить, где и как звонит у них телефон, поэтому тревога только усилилась. Наконец в трубке щелкнуло, и я услышал запыхавшийся голос дочки:

– Ой, папка! Я так бежала, ой, сейчас... только дух переведу.

– Откуда ты такая?

– Мы с мамой на рынок идем, я уже с лестницы вернулась, услышав звонок. Ой, ну все, отдышалась. У нас вечером гости.

– Кто же? – Я наслаждался звонким беспечным голоском дочери, так бы слушал и слушал...

– Не знаю, военные, сослуживцы папины-Васины... ой, прости меня. Ты не обиделся?

– Нет, конечно... – Я давно приучил себя не обижаться на эти оговорки, но они все равно кололи... – А где твой братик?

– Он на дворе мяч гоняет. Могу крикнуть в окно. Хочешь?

– Нет, пусть гоняет. Как там у вас?

– Все замечательно. Только в школу уже послезавтра.

– Не хочется?

– Хочется и не хочется, и то, и то. Ты когда-нибудь к нам приедешь?

– Когда-нибудь. У вас все хорошо?

– Ты уже спрашивал. Все замечательно.

– Ты мне позвонишь, если что?

– Если что?

– Ну, заболеет кто, или еще что-нибудь.

– Какой ты странный!

– Ладно, беги, Аленка, мама заждалась. Поцелуй за меня братика. Я тебя крепко-крепко...

– Я тоже крепко-крепко!

Спал я ночью как убитый, но сны запомнил. Плыли мы втроем с детьми по реке на лодке, и с нами была еще очень большая кошка. Начались какие-то неприятности, лодка потекла, и нас остановили на реке для проверки водительских прав. Вчерашняя угроза бандита, далекий голос Аленки в телефонной трубке, лодка и кошка из путаного ночного сна переварились за ночь в густую вязкую ярость.

В телефонном справочнике я нашел номер городской думы. Какая бы ни была у этого олигарха армия охранников, если он слуга народа, то должен, как любой депутат, иметь приемные часы для своих избирателей.

Городская дума оказалась распущенной на каникулы. Я повесил трубку и начал одеваться. Сидеть в воскресенье в пустой квартире без дела было невыносимо, хотелось действовать, гнать, бить, крушить... Но только не сидеть на одном месте. Где же он может сейчас быть? На одной из своих яхт, в далеких морях или океанах? Но попробовать добраться до него я мог только тут, в луже Пироговского водохранилища, около железнодорожной станции «Водники», которую заметила Алла. Это называлось искать не там, где потерял, а там, где светло. С какой стати он должен торчать там, с его-то возможностями? Но дома все равно не высидеть, а там все-таки вода и пляж... А самое главное – скоро выборы. Плакаты и листки с физиономиями кандидатов в депутаты начали расклеивать по всем московским дворам. Почему бы ему не быть в это горячее время ближе к своим избирателям, да хоть на тех же «Водниках», если он совсем без воды жить не может? И я решил попробовать, в худшем случае хотя бы искупаться и позагорать.