Территория моей любви - [90]
: с картинами Столпера, Чухрая, Калатозова, Озерова, Быкова, Ростоцкого, Егиазарова, Бондарчука и многих других. Это лишь одна проблема.
На съемочной площадке…
Вот другая, более серьезная: фильмы о войне, как правило, снимали люди, которые воевали. Это, конечно же, важно для достоверности. Но все классические военные фильмы – вольно или невольно, порою даже подсознательно – воссоздавали общепринятую героико-патриотическую интонацию, нарушить которую было совершенно нереально. Стоило только пошатнуть правила, как режиссера мгновенно брали в жесткий идеологический шенкель, после которого трудно было вновь собраться с силами. Достаточно вспомнить тяжелую судьбу замечательного фильма Алексея Германа по сценарию Эдуарда Володарского «Проверка на дорогах».
Основой и темой любого военного фильма были героизм и мужество советского солдата и офицера. Да, героизм был, и был он великим, небывалым, почти мистическим! Тем не менее даже самые искренние из режиссеров-фронтовиков (я не говорю про халтурщиков и конъюнктурщиков) создавали то представление о войне, которое должно было воспитывать зрителя таким, каким его хотела видеть власть.
А в результате – я не знаю, корректно ли столь категорическое утверждение, – но в результате режиссерская индивидуальность в этих картинах в какой-то степени все-таки нивелировалась.
И даже «Женя, Женечка и Катюша», «В бой идут одни «старики» или «Хроника пикирующего бомбардировщика» со всеми своими невероятными для тех лет «ликерами-шасси», или «Они сражались за Родину» Сергея Федоровича Бондарчука – фильм, который при прочих равных я по глубине и силе ставлю выше многих… Все равно, при всей гигантской разнице режиссерских индивидуальностей, эти картины в своей идеологии схожи. Мы все равно упираемся в то, что некое невидимое, подкожное, неосязаемое клише существует.
Может быть, особняком стоит картина Ларисы Шепитько «Восхождение». Но там нет войны в прямом смысле. Есть психология войны, психология страха… все, что угодно, кроме военных действий…
Другое дело, что мы всегда оценивали военные картины по тем законам, по каким они были сняты. Как здорово играет Серпилина Папанов! Какой Лавров! Или, скажем, «Великий перелом», снятый в 1946‑м… Замечательная картина! С таким психологическим напряжением! Снимавшаяся непосредственно на развалинах Сталинграда! Но тем под большим грузом идеологии она находится. Поскольку ближе к войне. Еще бы, ведь сняли-то ее еще при Сталине.
И так трудно, замышляя сегодня фильм про войну, из-под всего этого выползти. Не менее сложно преодолеть и другое связывающее тебя обстоятельство – что существует историческая правда, что, условно говоря, 27 августа 1943 года 164‑я дивизия находилась там-то, а не здесь… Но надо ведь отдавать себе отчет в том, что ты сегодня делаешь кино для людей, которые, с одной стороны, насмотрелись «Матриц», «Властелинов колец», «Рядовых Райанов», а с другой – «Бумеров» и «Антикиллеров».
Снимать о Великой Отечественной что-то вроде «Антикиллера», разумеется, глупо. Но делать кино, которое по определению пройдет мимо новой аудитории, еще глупей. Потому что тогда – в лучшем случае – почтенная публика, зная твое режиссерское имя, вежливо досидит до конца.
А ведь сколько изумительного и еще практически не освещенного лучом кинопроектора было на этой войне!
Вот просматриваешь, скажем, записки одного бывалого солдата. И там сразу – удивительные вещи: как определить расстояние до предмета, надвинув на глаза каску, как определить расстояние до «высоты» с помощью выставленного пальца и той же самой каски. Или, допустим, как бежать в атаку и как падать под огнем вражеского пулемета. Нужно упасть и отползти в сторону, не по направлению бега. Отполз метров на пять-шесть в сторону, встал, опять пробежал шагов десять и снова упал. И так дальше, все ближе к врагу. Бывалый солдат рассчитывал скорострельность пулемета «MG‑42» и в зависимости от этого прикидывал, сколько секунд, сколько шагов можно пробежать, чтобы потом опять затаиться. Такие вот солдатские мудрости. Или как переходить реку по движущимся льдинам с шестом? А нужно поймать «правильный лед». Это если, конечно, есть возможность ждать его. Много подобного мы находили. Искали такие детали, факты, знания, которых нет в официальных книгах, воспоминаниях.
В гигантском количестве материала мерцали жемчужинами просто невероятные вещи. Представьте, немцы ушли, но не смогли забрать с собой пушки. Вынули замки, прицелы и решили, что все: оружие негодно. Но они же не знали, на что способен «кривой» русский ум. Поэтому были потрясены, когда их стали накрывать снаряды.
Что же сделали наши?
Целились через дуло, пытались рассчитать траекторию – и рассчитывали. А чтобы выстрелить, били кувалдой. Ну, первому кисти рук оторвало. Поэтому сделали кувалду на длинной ручке. А поскольку плечо рычага увеличилось, пришлось держать ее вдвоем. Но пушки стреляли! А немцам не могло даже прийти в голову, что такое возможно.
В раздумьях…
Но все же мы не снимали строго документальный фильм. Поэтому слоганом здесь можно было бы взять начальные титры из фильма «12»: «Не следует искать здесь правду быта, попытайтесь ощутить истину бытия».
