Территория команчей - [27]

Барлес увидел, как в Бьело-Полье из-за поворота дороги выполз еще один танк, и понял, что мосту осталось жить не больше минуты. Не поднимаясь с земли, он оглянулся, прикидывая, каким путем лучше отступать. Под обстрелом нельзя бежать по прямой, и перед тем как сделать первый шаг, следует в уме прикинуть свой путь — от этого камня к тому дереву, оттуда до кювета, помня старый принцип: «Never in the house» — только не в дом. Когда ты убегаешь от чего-то, дома могут оказаться опасными ловушками: ты не знаешь, что ждет тебя внутри, и, кроме того, рано или поздно пули пробьют стены, а снаряды обрушат их тебе на голову. Ты входишь, думая, что спасен, а на самом деле, чтобы уже никогда не выйти оттуда.

Крупнокалиберный пулемет стрелял с равными интервалами, поэтому открытый отрезок дороги от них до Красавчика исключался. Наверное, лучше всего перебежать через косогор, как сделали двое хорватов, а потом, очень быстро, мимо фермы к повороту дороги, где стоял «ниссан». Барлес закинул рюкзак на спину и стиснул зубы, ощущая неприятную дрожь в желудке и в ногах. «Стар я становлюсь для этого дела», — подумал он. Лучше быть молодым, верить в плохих и хороших, иметь крепкие ноги и быть участником событий, а не просто свидетелем. Начиная с сорока, ты уже безнадежно стар для этого ремесла.

Он наклонился, чтобы через плечо Маркеса взглянуть на индикатор батарейки, и тут все произошло почти одновременно. Металлическая обшивка моста зазвенела от пуль, прямо посреди дороги за их спинами разорвался снаряд — Красавчика убило в третий раз, подумал Барлес, — а мост слегка приподнялся, задрожал, и под ним появилось оранжевое сияние. Барлес, ничего не услышавший, почувствовал, как поток горячего и плотного воздуха, такого плотного, словно это был твердый предмет, ударил его по груди, лицу, по барабанным перепонкам, отозвался в легких, в носу и в голове, и только потом докатился до него сухой звук, что-то вроде «крах-бам», и реку, и сам мост мгновенно заволокло дымом, а с неба градом посыпались металлические осколки. И, взглянув на Маркеса, Барлес увидел, что тот глазом приник к видоискателю, а губы его расплылись в широченной улыбке.

А потом мост осел. Рассвирепев, мусульмане столпились на том берегу. Барлес увидел, как четверо последних хорватских подрывников выбежали из леса и бросились к ферме.

— Все, пошли, — сказал Маркес.

— Снял?

— Снял.

Пулеметные пули так и прыгали по асфальту. Барлес потихоньку отполз вниз по косогору, зная, что Маркес, с «Бетакамом» на плече, продолжает снимать. Наверху, на дороге, разорвался еще один снаряд. Пригнувшись и стараясь держаться под прикрытием косогора, они сделали крюк метров в тридцать, а потом, перебравшись через поток грязи на месте упавшей бомбы — «Хорошенькое озерцо», — подумал Барлес, — выбрались на дорогу. Перед этим Барлес взял камеру, которую протянул ему Маркес.

— Танки снял?

— Они не входили в кадр, а переводить камеру я боялся.

— Да ладно, неважно.

Выбравшись на дорогу, Барлес снова протянул Маркесу его «Бетакам». Пулемет продолжал строчить как сумасшедший, невзирая на дымовую завесу, которая, впрочем, начинала рассеиваться. «Хоть бы этому сукину сыну не взбрело в голову начать снимать, — взмолился про себя Барлес. — Хоть бы этому сукину сыну… Хоть бы…».

Встав посреди дороги, словно он был на мадридской Гран-Виа, Маркес невозмутимо поднял «Бетакам» и еще раз снял рухнувший мост. Он снял общий вид, а потом одну из секций, которая вздыбилась, как часть разводного моста. Барлес отчетливо увидел, как одна из пулеметных пуль, рикошетом отскочив от асфальта, упала прямо около ботинка Маркеса.

— Все, привет, — сказал Маркес.

Это означало, что больше снимать он не собирается, и они снова побежали. Бежать пригнувшись, когда в тебя стреляют, очень трудно: сильно устаешь, и тут же начинают болеть мышцы, особенно если твои джинсы пропитались влагой и грязью. Около сорванной с петель дверной решетки они остановились перевести дух. Убитая корова все так же лежала во дворе, дверь дома была распахнута настежь, и нигде не было ни души. «Надеюсь, что этот кретин в конце концов убрался, — мелькнуло в голове Барлеса. — И что Ядранка ждет нас в „ниссане“».

— Если повезет, доберемся до места к «Новостям», — сказал Маркес.

Барлес был готов довольствоваться меньшим — добраться до «ниссана». Они побежали вдоль дома, прижимаясь к стене; снаряды рвались совсем близко, по другую сторону дороги. Обогнув дом, они наткнулись на четырех хорватских подрывников, последними вышедших из леса. Те сидели, прижавшись к стене, и курили, глядя на дорогу; они не решались преодолеть ее последний отрезок, до поворота.

— Лучше оставайтесь здесь, — посоветовал один из них, здоровенный хорват, с поседевшими усами. — Много бум-бум.

Все они выглядели очень усталыми. Тот, что заговорил с ними, с любопытством взглянул на камеру и, жестикулируя, изобразил взрыв.

— Много бум-бум, — сказал он и ткнул пальцем в молодого парня с наголо стриженной головой, который рукой показал, как он опустил ручку взрывного устройства.

— А вот и герой дня, — сказал Барлес, и Маркес вскинул камеру на плечо, чтобы снять парня, который победно сложил пальцы буквой V.