Тернистый путь - [113]

В апреле 1919 года на Северный Урал приезжают руководители из центра. Сила Красной Армии увеличивается. Партия бросает клич: «Нас ждут стонущие под вражеским игом Сибирь и седой Урал»… Этот призыв поднимает боевой дух Красной Армии. Белых выбивают из Екатеринбурга. Мухаметкали — командир пулеметного взвода. К нему прибывает выздоровевший Телимбаев, и друзья продолжают биться с беляками всегда в первых рядах. После взятия Ишима и Ялуторовска Мухаметкали заболел тифом, и его отправили в Екатеринбург.

Уже после взятия Омска и бегства Колчака возле Барнаула Жумадиль попал в руки белых, и они зверски убили его.

Таковы были судьбы казахских революционеров из Омска. Угар (Мукатай), попавший в руки белых, бежал, снова был схвачен и снова бежал.

В великой борьбе, в исторических событиях того времени было немало подлинных героев, вышедших из нашего трудового класса. Об их героических делах я расскажу позже. Под знаменем революции через невероятные трудности прошел один из руководителей кокчетавского совдепа Сабыр Шарипов. Самоотверженно боролся за новую власть Досов — один из тех, кто среди учащихся Омска организовал Демократический совет и присоединился к большевикам. Таутан перед падением совдепа скрылся в своем ауле, в Кустанайском уезде, только Жанайдар Садвокасов остался в Омске…

Услышав о том, что нас пригнали в омский лагерь, приехал из Петропавловска отец Жумабая Нуркина и привез нам много съестного.

Заключенные, потихоньку спросив разрешения у коменданта, выходили из лагеря с конвоирами, ходили по городу, заходили в лавки, к знакомым. Мы тем же путем сумели выбраться в город, побывали у отца Жумабая, повидались с Муханом и Жанайдаром.

Когда мы идем в город, нас сопровождают чехословацкие солдаты. Эти «герои» заметно присмирели, буйство уже прошло и чувствуется: они начинают сознавать, что натворили бед, хватили лишнего. С ними мы заговаривали открыто. Некоторые ругают своих офицеров, говоря, что дескать, все сделали они… Другие обвиняют советскую власть: «Нас не пускали домой, только поэтому мы начали воевать, подняли мятеж». Короче говоря, многие из чехословацких солдат начали относиться к нам сочувственно, называли нас «братьями». Когда сопровождали нас по городу, вели, куда угодно, но предупреждали:

— Брат, сам знай, если сбежишь, то меня расстреляют.

Мы выходили в город, не помышляя о побеге, хотя это можно было сделать. Нас останавливало то, что если мы сбежим, то оставшиеся в лагере товарищи будут расстреляны. Мы строили планы коллективного побега.

Приближалась весна, становилось теплее.

При очередном выходе в город мы с Жумабаем и Катченко раздобыли два документа, удостоверяющие личность. Один достал нам Жанайдар Садвокасов, другой — Курмангали Туяков. Этих документов было мало, и потому я сходил под конвоем к Жанайдару и взял у него штемпель и печать открытого в 1917 году Демократического совета учащейся молодежи, раздобыл клей, острые перочинные ножи, химические карандаши, бумагу, перья, чернила.

В лагере мы осторожно срезали резиновую печать, кое-какие буквы переправили, опять наклеили, и у нас получилась печать педагогического совета. Но мы все тонкости не смогли предусмотреть, и если бы кто-нибудь догадался прочесть полностью оттиск нашей печати, то там значилось по-русски: «Педагогический совет учащихся».

Документ, который мне раздобыл Жанайдар на имя Дуйсембия Асиева, соответствовал моему возрасту. Вот этот документ:

Педагогический совет Действительно выдано учаще-

казахских учителей муся Омской педагогической

1919 г., 25 марта школы для взрослых Дуйсем-

№ 112 (место печати) бию Асиеву, казаху из Слетин-

ской волости Омского уезда

26 лет. Асиев находится на

летних каникулах.

Свидетельство подтверждаем,

Зам. пред. педсовета (подпись)

Секретарь (подпись)

На всякий случай я запасся и удостоверением от имени алаш-ордынского уездного комитета, подписанным председателем комитета Садвокасом Жантасовым.

Мы хорошо знали о существовании указа: «Бежавших заключенных при поимке расстреливать без суда и следствия». Но несмотря на это все здоровые решили бежать.

Жумабай намеревался бежать с отцом в аул. Остальные пойдут каждый своим путем, кому как удастся.

После того как потеплело и начал таять снег, накопившийся за зиму и слежавшийся между бараками, его начали вывозить за город пленные австрийцы. Мы договорились с ними насчет побега.

Вывозили снег обычно австрийцы, попавшие в плен в империалистическую войну. Насчет побега мы договорились с этими возчиками.

В тот день встали рано. Сердце бьется тревожно, волнуется. С утра подмораживает. День сероватый. Оделись, умылись, напились чаю. Вскоре поднялись все заключенные и опять начали сновать между бараками и возиться, как муравьи. Мы беспрестанно выходим на улицу, высматриваем сани.

Наконец прибыли австрийцы.

Первым мы решили отправить Жумабая. Решительный момент приближался. План уже давно готов, обо всем переговорено. Мы молча поглядываем друг на друга… В глазах у каждого решимость идти на риск.

Между двух бараков, окружив сани, сгрудились заключенные с лопатами в руках. Чтобы часовые не заметили ничего подозрительного, все они делали вид, будто нагружают сани снегом.