Тернистым путем - [13]

– Оставь это! – с беспокойством сказала Мелисса, вскинув глаза на бородатого мужчину, рука которого обняла в эту минуту плечо Александра. Это был ваятель Главкиас, квартирант Герона, так как его мастерская стояла на куске земли у сада Гермеса, доставшемся резчику в наследство от его тестя.

Мужественное, смелое лицо Главкиаса было очень красно от вина и веселья. Его живые глаза горели, и в курчавых волосах еще остались листья плюща, доказывая, что он участвовал в процессии мистов Диониса; но эллинская кровь, наполнявшая каждую его жилу, помогала ему и в опьянении оставаться грациозным.

Он весело поклонился девушке и вскричал, обращаясь к ее брату:

– Младший перл в диадеме красоты нашего города!

А престарелый Бион, первый учитель Александра, хлопнул юношу по плечу и с жаром прибавил:

– Да, что вышло из малютки! Помнишь ли ты, прекрасное дитя, как ты однажды – сколько лет тому назад? – в моей мастерской расписала свое белое платьице красными точками? Я как сейчас вижу маленький пальчик, как он опустился в горшок с краской и затем с тонкою обдуманностью украсил светлую одежду полным узором. Из маленькой красильщицы вышла теперь Геба, Харита или, еще лучше, грациозная Психея.

– Да, да, – снова заговорил Главкиас, – мой достойный хозяин Герон создал себе прекрасные модели! Ему нет надобности долго искать подходящих голов для своих драгоценных безделушек. Сын – Гелиос или великий македонянин, которому он обязан своим именем; дочь – ты прав, Бион, – очаровательная возлюбленная Эроса. Если ты умеешь сочинять стихи, юный друг муз, то переложи свою эпиграмму, которую ты только что сказал, в несколько стихов, и они удержатся в памяти, в честь императора.

– Не здесь, не на кладбище, – снова стала упрашивать Мелисса.

Но в числе спутников Главкиаса находился красавец Аргейос, тщеславный молодой поэт, с длинными сильно надушенными кудрями, любивший выказывать быстроту своего поэтического творчества и уже во время речи старшего художника успевший переложить в стихи шутливую фразу Александра. Даже в виду какой-нибудь большой опасности ему было бы невозможно сдержаться, имея наготове так скоро состряпанное двустишие и упустить случай получить заслуженную похвалу. Итак, он, не обращая внимания на Мелиссу, сложил свой голубой, как небо, плащ в новые складки и продекламировал с комическим пафосом:

Зевс бросил сына на землю; однако сильнее недавно Карлик сквозь землю швырнул брата родного в Аид[10].

Громкий одобрительный крик был наградою поэту, и он, поощренный похвалою друзей, стал уверять, что он подыскал уже и мотив для своего двустишия, и затем пропел его приятным, звучным голосом.

Но в числе спутников Главкиаса был также и поэт Ментор. Успех его соперника не давал ему покоя, и он вскричал:

– Великий красильщик, который вместо пурпурной краски употребляет кровь, не имеет, насколько мне известно, никакого дела до Зевса, но зато он тем более имеет дело до великого Александра, основателя нашего города, могилу которого он посетит завтра. Если вы желаете знать, в чем маленький сын Севера превосходит македонского исполина, то вы услышите это.

Здесь он провел пальцем по своему жезлу, точно ударяя по струнам лиры, и, игриво кончив эту немую прелюдию, запел:

В чем Каракалла-пигмей превзошел Александра-героя?

Друга ударил герой, брата пигмей умертвил.

Но эти шуточные стихи не встретили благосклонного приема, так как они не были экспромтом, как первые, и притом свободно называть имя властелина, которого они затрагивали, показалось слушателям бестактным, неловким и опасным.

И опасение веселой компании оказалось вполне основательным. Между греками внезапно, точно из-под земли, появился какой-то высокий сухощавый египтянин. В одно мгновение хмель вылетел у них из головы, и, точно стая голубей, на которых налетел коршун, они рассеялись в разные стороны.

Мелисса кивнула брату, чтобы он следовал за нею, но нарушитель их спокойствия в мгновение ока сорвал плащ с плеч Александра и побежал с ним к ближайшему котлу со смолой. Там он бросил этот плащ обратно юноше, который быстро преследовал мнимого вора, и крикнул повелительным тоном, но не громко:

– Не трогай меня, сын Герона, если не хочешь, чтобы я позвал вон тех стражей. Покажи только свое лицо при свете, и этого совершенно довольно на эту ночь. Мы знаем друг друга! Мы снова поговорим в другом месте.

С этими словами египтянин исчез в темноте, а Мелисса в испуге спросила:

– Во имя всех богов, кто это был?

– Вероятно, какой-нибудь столяр или писец, служащий начальнику полиции в качестве соглядатая. По крайней мере у этих достойных людей часто бывает такое косое правое плечо, как у этого хвастуна, – беззаботно ответил Александр.

Однако же он слишком хорошо знал египтянина. Это был Цминис, начальник шпионов начальника полиции. Он особенно враждебно был настроен против Герона, и эту вражду навлек на себя и сын резчика, потому что при разных сумасбродных проказах с товарищами юноше не раз удавалось перехитрить его и сбить с толку. Этот шпион, коварство и жестокость которого всем внушали страх, мог наделать ему много серьезного вреда, но Александр не сказал об этом сестре, которая довольно часто слыхала имя Цминиса-шпиона. Новые вопросы Мелиссы он прекратил требованием, чтобы она сейчас же шла с ним в залы, где приготовляли умерших для погребения