Тереза - [26]

Должно быть, дядя тоже задремал, потому что шевельнулся и отозвался он не сразу.

— Что же вы хотите, дружище Кротолов, такое уж время года, — сказал он, — теперь надо ожидать метелей.

Он поднялся и пошел в кухню за свечой.

Кротолов приблизился ко мне в темноте:

— А, Фрицель, ты здесь! И еще не спишь!

Вошел дядя.

Я обернулся и увидел, что наш Кротолов одет по-зимнему: на нем старая шапка из куницы — потертый куний хвост свисает ему на спину, куртка из козьего меха шерстью внутрь, красный жилет с карманами, болтающимися на бедрах, и старые шаровары из коричневого вельвета с двумя заплатами на коленях. Он улыбался, щуря маленькие глазки, и что-то держал под мышкой.

— Вы пришли узнать, что напечатано в газете, дружище? — спросил дядя. — А нынче с утра не было газеты. Почтальон запоздал.

— Нет, господин доктор, я пришел по другому поводу.

И он положил на стол увесистую старую книгу в деревянном переплете с полдюйма толщиной, окованном большими медными накладками в виде виноградных листьев. Обрез книги почернел от ветхости и засалился, а почти каждая страница была заложена шнурком или тесемкой — так отмечались интересные места.

— Вот по какому поводу я пришел! — сказал наш друг. — В газетных новостях я не нуждаюсь. Захочу узнать, что делается на белом свете, открываю и смотрю.

Он улыбнулся, и его длинные желтоватые зубы показались под реденькими усами из четырех волосков, торчавших, как иголки.

Дядя молча придвинул кресло к печке и уселся в свой уголок.

— Да, да, — продолжал Кротолов, — тут все написано. Только нужно уметь понимать… да, понимать… — Указав себе на лоб, повторил он с задумчивым видом. — Буква ничего не сто́ит, а вот дух… надобно понимать дух.

Тут он уселся в кресло и с каким-то благоговением положил книгу на свои худые колени, затем раскрыл ее и сказал дяде, вопросительно смотревшему на него:

— Господин доктор, сотню раз я рассказывал вам о книге моей старой тетки из Геминга. Ну вот, нынче я и принес ее, чтобы научить вас узнавать прошлое, настоящее и будущее. Сами увидите, сами увидите! Все, что происходит вот уже четыре года, было предначертано заранее; я-то хорошо понимал это, да не хотел об этом говорить из-за Рихтера. Он бы меня на смех поднял: ведь дальше своего носа он не видит. И будущее в ней тоже предсказано; но я объясню все только вам, господин доктор, человеку рассудительному, разумному и проницательному. Вот почему я и пришел.

— Послушайте, дружище, — сказал дядя, — я хорошо знаю, что в этом мире много тайн, и я не так уж самомнителен, чтобы не верить во все те предсказания и чудеса, о которых поведали такие уважаемые авторы, как Геродот, Фукидид, Тит Ливий и многие другие. Но вместе с тем я так почитаю волю творца, что не стремлюсь проникнуть в тайны, которые он скрывает по своей бесконечной мудрости. Я предпочитаю узнать из вашей книги о делах, уже свершившихся, а не о грядущем. К тому же это гораздо понятнее.

— Хорошо, хорошо, узнаете, — ответил Кротолов; серьезный тон дяди ему понравился.

Он придвинул кресло поближе к дяде и положил книгу на край стола. Потом, порывшись в кармане, извлек оттуда старые очки в медной оправе и оседлал ими нос. Очки придали его лицу престранное выражение.

Можете представить, с каким интересом я следил за всем! Я тоже подсел к столу, положил на него локти, уперся подбородком о ладони и затаив дыхание смотрел во все глаза.

Эта сцена навсегда запечатлелась в моей памяти. В комнате глубокая тишина, тикают часы, потрескивает огонь в печке, свеча мерцает, как звезда. В темном уголке, напротив меня, сидит дядя, у моих ног улегся Сципион. Поодаль Кротолов согнулся над книгой предсказаний, а позади чернеют окна, и видно, как во мраке падает снег. Все это я словно — вижу вновь, и мне даже чудятся голоса нашего старого друга Кротолова и доброго моего дяди Якоба — тех, кто уже давно сошел в могилу.

Сцена была необыкновенная.

— Как, дружище Кротолов, в вашем возрасте — и очки? А я-то думал, у вас превосходное зрение.

— Да мне они вовсе и не нужны, когда я читаю обыкновенные вещи или просто смотрю, — отвечал Кротолов. — У меня глаза хорошие. Весной я отсюда увижу гнезда гусениц на деревьях по склону Альтенберга. Но, знаете ли, очки принадлежали моей старой тетке из Геминга, и их надобно надевать, чтобы в книге разобраться. Иной раз они мешают, но я смотрю в книгу то поверх стекол, то из-под них. Главное, надо, чтобы они были у меня на носу!

— А, это дело другое, совсем другое дело, — произнес дядя с серьезным видом, ибо у него было предоброе сердце и он не хотел показать, как рассмешил и удивил его Кротолов.

И Кротолов принялся за чтение:

— «Год тысяча семьсот девяносто третий. Трава высохнет и цветы поникнут, потому что подует ветер!» Это означает, что наступит зима, трава высохнет, потому что подует ветер.

Дядя кивнул головой, а Кротолов продолжал:

— «Острова узрят это и будут охвачены страхом; на краю земли все будет в трепете; они приблизятся, они придут». Вот, господин доктор, это значит, что Англия и даже острова, расположенные еще дальше в море, испугаются республиканцев. «Они приблизятся, они придут». Все знают, что англичане высадились в Бельгии для войны с французами. Но послушайте-ка дальше: «В те времена властители народов уподобятся костру, горящему в лесу, факелу, горящему в снопах; они опустошат все страны».