Тереза Батиста, Сладкий Мед и Отвага - [34]

Да юбки-то короткие, детские, и туфли без каблуков; дона Брижида не относилась к дочери, как к девушке, хотя ей четырнадцать и пришли месячные, и одевала её, как девочку, что было дешево и говорило за отсутствие перспектив. Никогда в голову доне Брижиде не приходила такая простая мысль, что кто-то может интересоваться Дорис, этой молчальницей, замкнутой в себе девочкой, трудно сходящейся с кем-либо, без друзей и подруг, всей во власти церкви: месс и новен. «Эта будет монахиней», – повторяли кумушки, и дона Брижида не разуверяла их, нет. Другого пути она и сама не видела, как не видела лучшего решения всех их жизненных проблем.

Дорис унаследовала от отца лабильность нервной системы, с легкостью на всё обижалась, плакала по пустякам, пряталась по углам с четками в руках. О физических данных дочери дона Брижида предпочитала помалкивать, хоть и не такая она была уродина. Глаза большие, светлые, испуганные, волосы белокурые, вьющиеся, вот фигура – да, тощая: кости и кожа, ноги как щепки, плоская, как доска, однако имела влюбленного. Дона Брижида, в чьей материнской любви никто не может сомневаться, прижимая дочку к своей роскошной груди Матери-Царицы, драматически говорила: «Моя золушка!» Да, явно Иисус, как очарованный принц, отметил эту золушку Сержипе, а монашки педагогического училища и больницы воспитали в ней склонность к задумчивости и молчанию. Жестокие же соученицы-школьницы прозвали ее Матушка Скелет.

И вот её увидел капитан! Ни на улице, ни в коллеже никогда ни один мальчишка не поднял глаз на Дорис ни с нежностью, ни со злостью, как ни один не пригласил её за холм, так сказать, классическое место для влюбленных, именно туда держат путь многие после уроков, чтобы постичь азы любовные. Обо всем этом Дорис только слышала. Соученицы имели такую приятную для них слабость поверять ей о поцелуях, объятиях и всем прочем. Хвастливые показывали ей фиолетовые пятна на шее, искусанные губы. Дорис всё это слушала молча, не улыбаясь. Но за холм ни с кем не ходила.

И вот капитан, зрелый богатый человек, вроде бы убежденный холостяк, и вдруг обратил свой взор на худышку, ну, кто бы мог сказать! Капитан Жусто, человек с дурной славой, самой дурной, какая может быть. Без сомнения, уважаемый, но за деньги и охранников, которых содержит хитрый муниципальный шеф, всемогущий, грубый, кровожадный. Даже доктор Убалдо, который до того, как пришел в политику, ни о ком не сказал ни одного плохого слова и всегда спокойно относился к чужим недостаткам, Жустиниано не выносил, «монстр» – это его слово. Кстати, одной из причин победы доктора, кандидата от оппозиции, на выборах была его смелость в разоблачениях на митингах сделок между старым префектом, полицией и капитаном, объединившимися против города. Открылись такие невероятные вещи, был такой скандал, что вынудило Гедесов, своего рода корпорацию, защищающую город, разволноваться и лишить поддержки «теневую клику в правительстве». Однако, будучи выбранным, доктор очень мало или просто ничего не сумел сделать против обвиняемых за отсутствием доказательств и солидарности в префектуре; он удовлетворился, по мнению Гедесов, честным руководством. Всё имеет свои пределы, как и административная непорочность, а тут политик, неспособный понять тонкости политической жизни, карьера его будет короткой. Гедесов выбирали вдали от города, на тростниковых плантациях, на сахарном заводе, а потом уже в городе, они и свалили доктора Убалдо Курвело, неумеренного гордеца. Последние два года, когда у власти находился Убалдо Кур­вело, капитан Жусто был как бы на коротком поводке, и ему не нравилось, что двое его охранников теперь ничем, кроме петушиных боев, не могли заниматься. Когда же на последних выборах доктора Убалдо прокатили, он, Жустиниано Дуарте да Роза, появился на главной улице города и на Соборной площади верхом на лошади, салютуя выстрелами в воздух. Новый префект был ниже травы и тише воды, в его кабинете, дома и в конюшне царил страх.

Итак, не кто иной, как Жустиниано Дуарте да Роза, более известный как капитан Жусто, положил глаз на Дорис. Его видели у их дома и на Соборной площади в час благословения, его маленькие, свиные глазки следили за Дорис Курвело.

Дона Брижида схватилась за голову – что ж делать, Боже? Первым её желанием было бежать к падре Сирило, к куме Теке Менезес, к фармацевту Тригейросу, чтобы обсудить случившееся, однако остановило благоразумие. Прежде чем что-то обсуждать, надо изучить всё и во всех подробностях, собрать нужные сведения, чтобы было над чем думать.

Сидя у порога дома на стульях после ужина, дона Брижида и её соседки дышали свежим воздухом и с удовольствием сплетничали, обсуждая чужую жизнь: торговцы все – жулики, мужья – подлецы, девицы – бесстыдницы, не говоря уже об ухаживаниях и изменах. Дорис спокойно внимала им.

Услышав стук копыт лошади капитана Жусто, все замолчали, воцарилась тревожная тишина, все смотрели на Жустиниано, а он смотрел на Дорис. Дона Брижида уже было хотела встать и увести Дорис в дом, крепко хлопнув дверью. Однако и на этот раз благоразумие взяло верх: она любезно ответила на приветствие монстра и улыбнулась ему.