Терек - река бурная - [61]

Ворота открыли. Казаки кинулись к солдатам.

— Братушки! Спасайте! Выручайте… Бьют нас нехристи-азиаты…

— Айдате с нами русскую кровь спасать… Истребляют нас ингуши…

Антон наметил себе белобрового приземистого солдатика с крупинками каши на губах, подступил к нему:

Ты — русский человек, скажи? Хрест висит на пупке?.. Так неужели ж откажешься подсобить?..

Солдат моргал белыми ресницами, пятился под натиском казака, а тот размахивал руками — того и глядя схватит за горло.

— Слыхал, как они на Тарскую ночью, как волки, набросились? Там бабы да детишки нонче со страху голосят… Казаки еле фронт держат — подмоги ждут…

— Да я… ничего, готов, лишь бы начальство велело, — бормотал солдат, вытирая губы.

Рядом солдаты тоже мялись:

— Мы-то всегда готовы… Пусть только начальство велит…

— Да как же начальства ждать, братушки?.. Там же полымем все горит…

— Нет, видно, вы сами нехристи, ежели при смерти братьям подсобить не хотите!

— Прикажет начальство, хоть сейчас пойдем!..

— Откажите только нам ваши пушки, а мы и сами справимся…

— Пулемет хочь один дайте…

— Патронов дай! — приставал к своему солдату Антон, и тут увидел, как Кондрат, воровито выскочивший из дверей казармы, набивает патронами свою сумку.

Солдаты начали поддаваться на уговоры, нырять в казарму за винтовками и патронами.

Какой-то распоясанный горлохват в вылинявшей гимнастерке, вскочив на брезент, натянутый между пушек, заорал:

— Да чего дожидаться начальства, худы иху мать! Все они нас ингушам продадут… Кати пушки со двора!

Толпа словно только и ждала этого сигнала. Солдаты и казаки ринулись к орудиям: десятки рук потащили на землю тяжелый брезент, обхватили колеса…

— Ну-у, взяли-и!

— Ну, пошла, пошла-а… Взяли еще-о!..

Резкий и тягучий звук автомобильного рожка на миг прервал работу.

Из ворот прямо на пушки катил открытый автомобиль. На заднем его сиденье, откинув назад голову, полустоял чернобородый человек в штатском. Другой — в гимнастерке, стянутой желтыми ремнями, в очках с тонкой белой оправой сидел, подавшись вперед. В стремительной и подтянутой, будто готовой к прыжку фигуре чернобородого Антону мелькнуло что-то такое знакомое, что сердце у него ёкнуло: "Цаголов!". Но вокруг загалдели:

— Ной! Ной Буачидзе прикатил…

— Кто этот Ной?! — почти крикнул Антон. Белобровый солдат стал бестолково объяснять:

— Это который председатель Совнаркома… А с ним — это военком Бутырин.

Антон вместе со всеми кинулся к машине, но толпа вокруг нее сомкнулась так быстро, что он оказался в последних рядах, почти у порога казармы. Он прыгнул на ящик из-под патронов, навалился на плечи соседей.

— Оружия, комиссар! Ингушей бить!

— Лаешь, оружия! — кричали вокруг.

Стоя одной ногой в машине, другую поставив на колесо пушки, Ной будто повис над толпой, видимый и слышимый отовсюду. Голос у него был глухой, зато слова — ясные, веские:

— Вас провоцируют, товарищи! Не двигайтесь с места, ибо ваше вмешательство приведет лишь к обострению положения и к новой вспышке войны, вместо ее прекращения, — кричал Буачидзе, напрягая грудь. В уголке его рта показалась и побежала, прячась в бороде, змейка крови.

Солдаты и казаки с жадным любопытством наблюдали за тем, как на их глазах человек борется со смертельным недугом. И сами не замечали, как безотчетно покорялись этому хворому комиссару, его уму, его воле, его правде.

— Ингуши аула Бардубаса напали на станицу Тарскую, чтобы возвратить земли, поинадлежашие их отцам и дедам. Вы знаете, что ингуши-горцы задыхаются, гибнут без земли… Совет Народных Комиссаров по справедливости решил возвратить им земли станиц Тарской, Сунженской, Аки-Юртовской. Фельдмаршальской… Но это не значит, что он одобряет нынешнюю попытку ингушей самовольно, не дожидаясь, когда мы доведем дело до конца, захватить землю… Земельный вопрос, товарищи, очень сложный… Чтобы переселить казачьи станицы, Тарскую и другие, нужно найти равноценную для них территорию, а это без национализации земли, только что начатой в Терской области, нельзя осуществить… Терский Совнарком заверяет вас, товарищи, что ингушско-казачий конфликт будет ликвидирован мирным путем… Помните, ваше вмешательство будет означать начало всеобщей казачье-горской войны в нашем крае… А это будет гибелью нашей революции! Помните, сейчас вас подняли те, кому на руку ссорить русско-казачье население с горцами.

"Ага, равноценную территорию", — с радостным облегчением повторял про себя Антон. И вдруг, повинуясь какому-то подсознательному чувству, он резко обернулся. Прямо в глаза ему холодно глянуло и двинулось вперед, круглясь мазутным пятнышком, маузерное дуло. Выстрел грянул у самого уха Антона, болью отдался где-то в глубине мозга. Антон с ужасом увидел, как качнулся и, наклонившись над толпой, начал падать Ной Буачидзе. В воздухе мелькнула и скрылась его бледная рука, зажавшая окровавленный носовой платок.

— Не смутьянь народ! — отчетливо произнес за спиной голос Григория Дидука.

Обернувшись, Антон неподвижными глазами смотрел, как топчутся вокруг Дидука офицеры, как в руках его еще дергается тяжелый маузер. В лицо Григория он не мог глядеть… "Не дали договорить! Не дали! — кричало в душе Антона. — Почему? Почему?! Ведь про землю говорил…"