Терек - река бурная - [32]

Старуха с ходу принялась хлестать сноху свернутым в жгут рушником. Подскочил и Михаил.

— Это Васька тебя подослал, стерва! А? Говори, гадюка красная! — кричал он, норовя попасть ей в голову схваченной со стола миской.

Лиза увертывалась, пятясь к двери на коридор. "Господи, хочь бы пропажу не обнаружили, подумают, что хотела украсть ихнее…", — думала она, прижимая руку к груди, чтобы не звякнуть ключами.

— Ату ее! Ату! Под сиськи ей, Мишка! — кричал, давясь смехом, Макушов, остановившийся на пороге горницы.

Очутившись во дворе, Лиза на миг прислушалась: не будет ли погони? Но Мишка, хлебнув на коридоре морозного воздуха, поспешил в хату… Громко звякнула щеколда. Лиза со всех ног бросилась к амбару…

Выложив из подола на верстак яйца и заиндевевшие огурцы, Лиза долго стояла в темных сенцах, стараясь привести себя в порядок. Но одеревянелые пальцы не слушались, и она никак не могла собрать под платок растрепанные волосы. Оцарапанная щека была липкой от крови; вытирая ее, Лиза занесла в ранку огуречный рассол, и теперь от боли готова была кричать.

Василий и гость сидели за пустым столом, тихо разговаривали.

— Ну, за смертью тебя посылать, баба, — сказал Василий, не оборачиваясь, когда она за его спиной на цыпочках прошла к печке.

Пытаясь хоть чем-то умерить его недовольство, она, бодрясь, сказала:

— Там вон Мишка прибыл, с Макушовым сидят… Говорит, будто хранцуз Вольгин Терек захотел купить… А они и продали. Медяник с казаками в Тифлис за деньгами поехали.

— Скажи Мишке, что новость его с бородищей… Вот Евтей уж конец той истории привез… Хлопнули Медяника ингуши, — нисколько не заинтересовавшись жениным сообщением, ответил Василий. Лиза вконец смешалась, но Евтей выручил ее:

— Ты того, бабонька, не дюже торопись… Я сытый… Нд… А Медяника со всей его стражей действительно ингуши израсходовали. Подстерегли на Военно-Грузинской с теми деньгами, в Галашки свезли, и там в снежной балочке и покончили… В городе нонче вся Управа на ногах, делегацию посылают трупы выкупать… Только ж не думай, Василь, что история эта закончилась… Они, державы те, Терек на том не оставят… Шакал завсегда чует, где пожива будет…

— Господи Исуси, что-то творится на свете, — вздохнула Лиза. — И батюшка в службе нонче на супостатов кару божью призывал…

Василий нетерпеливо махнул на нее рукой. Лиза примолкла. Тепло давишней, нечаянно перепавшей ей ласки улетучилось. Дохнуло только, даже согреть не успело… Равнодушно и вяло Лиза принялась разводить огонь на загнетке. За столом снова потекла прерванная беседа.

Евтей рассказывал не торопясь, тяжелый кулак его покоился на столе.

— Пытал самых верных людишек. Абы с кем не говорил. До Управы добирался, знакомца там своего разыскал. С думным одним у того знакомца в хате вечером за бутылкой встрелся… Как насчет партийности его — не знаю, стороной не выпытаешь, а про дела думные толково объяснил… Большевиков, чуял из его речей, здорово поприжали, в подполье ушли… Однако ж в Думе у них своя фракция есть, голос подает… Днями вон кибировское офицерье через Думу проект дюжилось протащить, чтоб, значит, город на военное положение перевести. Грабежи-де одолели. А сами ж ведь и подстрекали всяких абреков проходящих на те грабежи… Крепкой-де власти нема, законов нема — тащи, что любо, бей, кого любо… Ну, большевики и разобъяснили в Думе про все это, дали понять, что военное положение в городе — все одно, что конец революции… Ну, с тем и провалили проект… Так досе и нема настоящей власти.

— Будет! Наша будет! — глухо, будто мимоходом, вставил Василий и, просветлев, добавил: — Цаголов надысь весть подал: Киров живой, в Пятигорске здравствует. И Ной не дремлет… Что в Думе творится — его рук дело, ничьих больше. Ну, а про гудермесскую войну чего слыхал?..

…Уже и яичница остыла на загнетке, и фитиль в лампе осел, а они, огромные, головастые, похожие на медведей, все говорили и говорили. Лиза сидела на кровати, пригревшись возле спящего Евлашки. И сквозь дрему в ее отупевшую от вечного страха голову лезли непонятные слова, приобретавшие фантастический облик: то ей мерещился тесный подпол, где гнутся и задыхаются загнанные туда большевики, то француз, жадно выторговывающий у Михайлы Терек, то Ной в ковчеге, среди головастых медведей. Она так и уснула сидя, не решившись лечь раньше мужа.

X

При въезде в станицу Халин и Козлов, возвращавшиеся из Владикавказа с полулегального эсеровского "конферата", любезно, но холодновато распрощались.

Учитель свернул к школе. Семен, с самого утра снедаемый недобрым предчувствием, не заезжая домой, направился к правлению. И действительно новости, ожидавшие его, были не из приятных.

Вчера поутру прискакал в станицу вестовой от Моздокского отдельского съезда с воззванием, приглашавшим станичников на Терский областной съезд, который созывался там же, в Моздоке. Вместе с воззванием вручил он атаману и тайное предписание моздокских казачьих вожаков — Рымаря и Пятирублева — выслать ко времени открытия съезда от каждой станицы полсотни "надежных" казаков на конях и при полной справе. В порыве усердия Макушов (за месяц атаманства он не успел еще растратить службистского пыла) тут же, без всякой подготовки, без совета с офицерами собрал круг и призвал выбирать на съезд делегатов.