Терапевт - [32]

Анника усаживается рядом со мной: теперь наступает черед Гюндерсена рассказывать. Он поднимается и с усилием разминает пальцы; щелкают суставы. Полицейский высок, теперь я вижу это; под двускатной крышей кабинета ему приходится нагибаться, если только он не оказывается ровно под коньком. Говорит спокойно, невыразительно, просто и по делу, без украшательств. Ходит по комнате, жестикулирует, поглядывает на меня. У него ясный и прямой взгляд: наверное, он никогда не отводит глаза. Мне было бы сложно тягаться с таким человеком; впрочем, думаю, в обозримом будущем Гюндерсену беседовать с психологом не понадобится.

А рассказывает он следующее: на тело мужчины наткнулся в воскресенье один местный житель. Полиция полагает, что убитый — Сигурд. Он лежал полностью одетым чуть в стороне от тропинки, но туристов здесь бывает много, а тело не пытались спрятать. При поверхностном осмотре были выявлены два огнестрельных ранения в спину. Предположительно они и явились причиной смерти, хотя это предварительный вывод: необходимо дождаться заключения из Института судебной медицины.

Сигурд лежал лицом в грязи, как и Гюндерсен сказал в начале разговора. Практически бросил это мне в лицо, когда я отказалась раскрыть ему имена своих пациентов, и с того момента меня не переставая колотит. Лицо Сигурда: чуть искривленный нос, ямочки на щеках и у глаз, его чудесные все понимающие глаза, родинка под одним из них — все это тонет в грязи… Я уже знаю, что это меня никогда не отпустит. Я ненавижу Гюндерсена за то, что он использовал это как орудие против меня: он был раздражен моей неподатливостью. Но это моя жизнь, моя трагедия, мне с ней жить до конца своих дней. Теперь эта картина навеки засела в моем мозгу. Спасибо, Гюндерсен.

Смерть наступила пару дней назад, говорит он. Позже время будет установлено точнее, но, судя по результатам предварительного осмотра, Сигурд был убит в пятницу, в крайнем случае, ранним утром в субботу. Крохотное облегчение. Субботним утром я поддалась на телефонные уговоры женщины из полиции: она уверяла меня, что заявлять о его пропаже рано. А было уже поздно.

— В Крукскуге дача семьи Сигурда, — говорит Анника. — Так ведь, Сара?

— Нам это известно, — говорит Гюндерсен.

Видимо, кто-то из них поговорил с Маргрете; наверное, она сказала им про дачу, когда они вчера вечером сообщили ей о смерти сына.

— Сара, я должен спросить вас еще об одной вещи, — говорит Гюндерсен, стоящий передо мной уперев руки в бока; не мужчина, а скала, хотя он, собственно, довольно худой. — Как, по вашему мнению, имел ли кто-нибудь основания желать Сигурду смерти?

Здесь я пас. Мысленно перебираю друзей и знакомых, включая тех, о ком знала только от Сигурда; вспоминаю брошенные им в сердцах или мимоходом слова.

— Нет, — говорю, — я такого даже представить себе не могу.

— Не обязательно крупная ссора, — говорит Гюндерсен. — Разошелся с кем-то во мнениях… Задолжал денег или, наоборот, ему задолжали…

— Нет, не было ничего такого. Наверное, странно так говорить, но Сигурд, он ведь был совершенно обыкновенным…

По лицу Гюндерсена промелькнула какая-то тень. Обыкновенный человек, думаю я, это какой же?

— Наркотиками не баловался, на деньги не играл, — продолжаю я. — Много и упорно работал, иногда ходил встретиться с друзьями, а так — сидел вечерами дома, смотрел со мной телевизор…

— Вы что-то определенное имеете в виду? — спрашивает Анника.

— Рутинный вопрос при расследовании убийств, — отвечает Гюндерсен.

— Ничего в голову не приходит, — подытоживаю я.

— Если вдруг вспомните что-то, сразу же дайте знать, — говорит полицейский.

На листке, поданном ему ассистенткой, он записывает свой телефон, отрывает уголок с номером и протягивает мне.

— Звоните в любой момент.

Берется за ручку двери, и я понимаю, что разговор окончен.

— Гюндерсен, — говорю я; как-то не так, как-то по-дурацки его фамилия звучит в моем исполнении. Он оборачивается ко мне. — Я просто хотела спросить… А вдруг… А это точно он?

Гюндерсен выпускает ручку, оборачивается ко мне, и сейчас его взгляд почти дружелюбен.

— Наверняка мы не узнаем, пока не получим заключение о результатах вскрытия, — говорит он, — но вам, Сара, я дал бы такой совет, и прислушайтесь, пожалуйста, к нему: не стоит в этом сомневаться. Мужчина, которого мы нашли, — Сигурд. Я не имею права утверждать этого. Но это он.

Я вяло киваю. Гюндерсен уходит. Фредли ни на шаг не отстает от него.

* * *

Бриллиантик Сигурда пристроился в ямочке у меня под горлом. С тех пор как Сигурд подарил мне цепочку, я ношу ее каждый день. Ласкаю ее пальцами и сейчас. Мы с сестрой сидим на кухне. Анника нашла хлеб, отрезала кусок и намазала бутерброд. Положила его передо мной, а я смотрю на него и знаю, что, если и сумею откусить немножко, меня тут же стошнит.

— Ты говорила с Маргрете? — спрашивает она.

— Сигурд подарил мне эту цепочку на день рождения, три года назад.

— Я знаю, — говорит сестра.

— Мы тогда жили на Пилестреде. Он еще учился, денег у нас не было, и все-таки он ее купил.

— Угу.

Не очень-то ей это интересно; закрутилась в делах, наверное.

— В этом весь Сигурд, — говорю я. — Он решил, что цепочка мне нужнее, чем нам обоим — эти деньги, и ведь он прав. Часто так и бывает, что откладываешь-откладываешь, а оказывается, что нужно…