Тёплый ключ - [29]
— Не могу больше! — прохрипел Лёнька. — Отвяжи…
Даже при тусклом свете, проникавшем со двора через подвальное окошко, было видно, какие красные у Лёньки щёки, рот раскрыт, как у пойманного на крючок пескаря, а глаза вот-вот вылезут.
— Терпи, Комар, соколом будешь, — сказал неумолимый Витька. Досчитав до сорока, он отвязал Лёньку и только после этого повернулся к Грише. — Ты почему опаздываешь? Ел дома?
— Нет, Вить, ни крошки. Только сахара положил в чай четыре кусочка, а не два…
— Ладно, сахар не в счёт. А опаздывать больше не смей, из-за тебя дверь не закрыта.
Лёнька, раскинув ноги, сидел на земляном полу и, шумно дыша, растирал лоб обеими руками.
— В голове гудит.
Гриша с опаской посмотрел на железную раму, на свисавшие верёвки.
— Сейчас ты будешь висеть, — сказал Витька. — Только сначала надо закрыться, не то ещё Сазанов явится. А ну, задраивай люк!
Мальчики завалили дверь берёзовыми чурками и ещё для надёжности припёрли доской. В подвале было сумрачно, тихо, пахло трухлявым деревом. Повсюду, вперемежку с дровами, валялись ржавые кровати, ломаная мебель, какие-то ящики.
Витька повелительно взглянул на Гришу.
— Давай лезь в аппарат. Для первого раза повисишь до тридцати. Ну!
Гриша вздохнул, но послушно скинул куртку, подошёл к кровати и встал на руки. Комар, всё ещё тяжело дыша, и Витька поймали его за ноги, привязали к перекладине.
— Поднимай руки, ну!
Ох, как сразу заколотилось сердце, перед глазами замелькали страшные красные пятна. Гриша первый раз в жизни почувствовал, какой он тяжёлый-тяжёлый, а тяжелее всего — голова, прямо чугунная, и стучит в ней — тук-тук… Воздуха не хватает. Дышать, дышать! Гриша разинул рот, из глаз потекли слёзы. Сейчас он умрёт, задохнётся… «Шесть, семь, восемь…» — доносится откуда-то издали голос Витьки. Как медленно он считает… Теперь понятно, почему папа не летит в космос: переносить такое… Такую тяжесть, такие удары в голове и в груди…
— Не упирайся руками! — кричит Витька. — Одиннадцать, двенадцать, тринадцать…
Только ещё тринадцать? Нет, ему, Грише, не довисеть до тридцати. Ни за что не довисеть. Сейчас он умрёт, вот уже умирает, — в глазах совсем потемнело, даже пятна исчезли, в ушах звон и стук, словно кто-то стучит кулаком по голове, как по доске…
— Отвяжи! Не могу больше…
Испуганный шёпот Комара:
— Кто-то стучит, Витя.
— Молчи! Снимаем Головастика. Быстро…
— Отвяжите! Не могу-у…
Больше никто не успел ни сказать ничего, ни сделать. Чурки под сильным напором откатились от двери, доска с треском лопнула и отлетела в сторону. В подвал вломился широкоплечий парень… Толя Гончаров!
Секунду он стоял на пороге, потом одним прыжком перемахнул через валявшиеся на полу дрова, обхватил Гришу, приподнял его и свободной рукой стал развязывать верёвки.
— Что это вы придумали, идиоты?!
Комар попятился к двери. Витька остался стоять на месте. Он был готов к самому худшему — напрягся весь, сжал кулаки.
Но Толя не обращал на Витьку внимания: он занимался Гришей, ощупал, встряхнул его, взял за руки и несколько раз сделал ему искусственное дыхание.
— За что они тебя повесили?
— За ноги… — прохрипел Гриша.
— Да нет… Я спрашиваю — почему?
— Ну… Ну, это тренировка такая. Испытание на перегрузку.
— Ах, вот что. Тогда понятно: в космонавты готовитесь? — Толя подступил к Витьке. — Твоя затея?
Витька промолчал.
— Ну, и докуда бы он висел? — спросил Толя.
— До тридцати, — пискнул осмелевший Комар. — А я до сорока провисел!
— Ну, а ты до сколька можешь, Буян?
— До пятидесяти трёх, — сквозь зубы сказал Витька.
— Так… — Толя посмотрел на ребят, потом на верёвки, болтавшиеся на металлической раме. Глаза его озорно блеснули.
— Привязывай.
— Чего?.. — не понял Витька.
Толя уже сбросил пальто и шапку.
— Меня привязывай. — Он одним упругим толчком встал на руки, поднял ноги к самой перекладине железной кровати.
Гриша и Лёнька растерялись. А Витька не растерялся. Он сразу же взялся за верёвки.
— Учти, руками упираться нельзя.
— Учту. Привязывай, да покрепче, я ведь тяжелее вас. Вот так. Ну, теперь считай.
Витька начал считать:
— Раз, два, три…
А Толя всё командовал:
— Чего торопишься? Считай нормально, как по секундомеру.
Гриша восхищённо смотрел на повешенного. Вот кто наверняка не только боксом, но и гимнастикой занимается. Вот что значит первый юношеский разряд! Толя Гончаров не хрипит, не задыхается и не просит отвязать. Даже руками в землю не упёрся ни разу.
Витька досчитал до ста и замолчал.
— Чего же ты, Буян? Давай считай.
— Хватит, — хмуро сказал Витька.
Толя Гончаров согнулся, подтянулся, сложился пополам, ухватился руками за верхнюю перекладину рамы и сам себя отвязал.
— Вот это да! — сказали в один голос Гриша и Комар. А Витька промолчал.
— Надо на кольцах заниматься и на турнике, — сказал Толя. Он попрыгал на месте, разминаясь, раскинул руки, сделал несколько глубоких вздохов и присел на берёзовый чурбан. — Скажи, Буян, за что ты меня тогда ударил?
Витька опять промолчал. А что ему говорить? Гриша и Лёнька отлично видели, что нечего.
— Так за что же? Скажи, не трусь.
Витьке нельзя говорить такие слова. Он сразу же вскинул голову, набычился. А Гриша испугался: вдруг теперь Толя ударит Витьку? Да от Витьки ничего не останется. Гриша сказал скороговоркой:
