Теплый дом. Том II: Опекун. Интернат. Благие намерения. Детский дом (записки воспитателя) - [23]

— Ты зачем ее взяла?

— С нею как-то веселее, а то стена голая, жутко даже, — рассудительно ответила сестра. — А тумбочку — под цветы.

Тут только я заметил в углу прикрытую белой тряпкой тумбочку.

— Сколько стоит? — тут же спросил Костя, бросая на стул пальто.

— Тебе-то что, уж помалкивал бы. Повесь пальто на вешалку и не разбрасывай, — накинулась на него Вера. — Двадцать пять рублей.

«Сколько дал, столько истратила». Я прикинул в уме — до получки оставалась еще неделя, а денег у меня только-только. Перед тем как лететь домой на похороны, я занял у Добрецова сто рублей, рассчитывая отдать с получки, но не ожидал, что появятся непредвиденные расходы.

— Ну да ладно. Мы кровать привезли. Пойдем, ты дверь придержи, заносить буду.

— А мы еще стол купили письменный, — похвастался Костя. — Мой будет, а ты на своей тумбочке пиши.

Вера что-то хотела ответить, но неожиданно схватилась за горло, закашлялась.

— Что случилось?

— Коктейлю напилась, — призналась она.

Это меня не на шутку напугало, и тотчас же после того, как мы занесли вещи в дом, я пошел на кухню, разжег керогаз. Молоко вскипело быстро, я налил его в кружку, бросил туда немного соды.

Сестра маленькими глотками, морщась, стала пить молоко. На лбу выступили капельки пота.

— Добралась до бесплатного, — пробурчал Костя, выгребая из кармана на подоконник изогнутые гвозди.

Покончив с гвоздями, брат хотел залезть на кровать, но потом, покосившись на поврежденную ножку, передумал, сел за письменный стол, выдрал из тетради листок, нарисовал собаку, отдаленно напоминающую Полкана, вырезал ее и, поплевав с обратной стороны, прилепил к картине, рядом с собачьей будкой.

Вера умоляюще посмотрела на меня, но я показал глазами, чтобы она молчала, похвалил рисунок, затем повесил картину на крючок.

— На наш дом походит, правда? — заглядывал мне в глаза Костя.

— Походит, походит, — улыбнулся я.

Но ощущение того, что теперь все наладится, пойдет как по маслу, пропало, едва к нам в комнату вошла хозяйка. Она осмотрела покупки, спросила о цене, но, выслушав рассеянно, думала о чем-то своем, потому что даже не присела на табуретку, которую ей пододвинула Вера. Хмуро поглядывая в окно, сказала:

— Вот тут какое дело. Приходил управдом. Он уже два года ходит, переписывает жильцов, нас сносить скоро будут. Я к нему насчет прописки. Какой там!!! Строго-настрого запретил пускать на квартиру. Я ему объяснять стала, так он и слушать не захотел. «Пусть, говорит, подыскивают в другом месте, мало ли у кого что случится».

На миг мне показалось, что стою не на полу, а на проволоке, она качается подо мной, вокруг нет опоры.

— Что, прямо сейчас собираться?

Хозяйка сначала удивленно, а потом испуганно посмотрела на меня. Глаза округлились, стали походить на пуговицы.

— Могут неприятности быть. С ними только свяжись, с милицией выселят.

— Пусть выселяют, — отрубил я. — Хуже того, что есть, не будет.

— Бог с тобой, — пробормотала хозяйка. — Я тебя не гоню, только предупредить хотела, он ведь это дело не оставит.

Долгая была ночь, сон не шел, донимали невеселые мысли, и никуда от них не уйти, не укрыться. Зло на хозяйку прошло, не умел я обижаться долго. Собственно, в чем ее вина, кто я ей? Квартирант. Мало ли таких! Хорошо, что еще пустила, не выгнала сразу. Вот управдома не мог, не хотел понять. Еще осенью он не разрешил мне прописку, но тогда я не очень-то и настаивал — один день здесь, неделю в рейсе. К тому же всегда вольный человек: собрал чемодан и ушел. Сейчас же был связан по рукам и ногам. Что-то нужно было делать. Но что? В душе я понимал, что поступил опрометчиво, взяв ребятишек с собой, но не мог же я в те дни отказаться, отречься от них, с ними тяжело, без них еще тяжелее. Отдать их сейчас куда-то! Нет, я не мог перешагнуть через себя, не мог перешагнуть через свою вину перед матерью. Был еще один выход — поехать к друзьям, но, покопавшись в памяти, не нашел хотя бы одного, у кого можно было остановиться. У одного маленькая квартира, другой сам на птичьих правах, третий — в общежитии.

— Если управдом придет, закроемся на крючок, — пыхтел рядом Костя. — А после я Полкана привезу. Пусть тогда попробует зайдет!

«Собака здесь не поможет, — думал я, обнимая брата. — Нужно ехать к Сорокину, объяснить, что к чему».

* * *

Чтобы застать командира отряда в аэропорту, приехал с утра пораньше. По деревянной лестнице, пристроенной сбоку к зданию, поднялся на третий этаж.

Из комнаты Сорокина выскочил Лешка Добрецов, пронесся по коридору. На полдороге оглянулся, подошел ко мне:

— Фу, черт, а ты откуда здесь? — удивленно спросил он. — Тысячу лет проживешь! Только что о тебе вспоминали. — Добрецов весело хлопнул меня по плечу.

Я пошел к Сорокину. Лешка направился было к выходу, но потом передумал, махнул рукой, затопал следом.

Командир разговаривал с кем-то по телефону. Увидев меня, показал глазами на стул. Рядом плюхнулся Лешка. Сорокин покосился на него.

— В понедельник утром полетите с Добрецовым в Холодные Ключи, — сказал он, прикрыв ладонью трубку.

Чего-чего, а вот этого я не ожидал. Только что приехал, еще не устроился как следует, и вот тебе на — опять командировка! Мне не хотелось именно теперь оставлять ребятишек одних. А тут еще с комнатой неясно. Просить я не любил, для меня это было как нож острый.