Тепло твоих рук - [16]

— Сволочь, — говорит она. — Дрянь поганая.

— Кто сволочь? — спрашивает Юля.

— Дядя Андрей.

— Не думай о нём. Его уже считай нет, — говорит Юля. — Его теперь в землю закопают.

— Всё равно сволочь, — с удовольствием повторяет ругательство Мария. Раньше ей не разрешали ругаться, и она вообще не понимала, зачем знает подобные слова.

— Хочешь, пойдём ещё одного прибьём?

Мария поворачивает голову и смотрит на Юлю, но та не смеётся.

— Так что, пошли? Боишься?

— Нет, — отвечает Мария, но губы её противно дрожат.

— Я буду убивать, — говорит Юля. — Я. Ты будешь только смотреть, — она вдруг улыбается какой-то ясной, ласковой улыбкой, и тихо смеётся, и Мария, сама не зная почему, тоже смеётся, вытирая запястьем землю с лица.

Они шатаются по ночным улицам, не зная своего пути, они движутся в темноте между безжизненными строениями, как маленькие астероиды в тени пылевых облаков, фонари же словно большие космические светила проплывают мимо Марии, шаги её легки, и ноздри дышат ароматом смерти. Смерть вокруг неё, подобная бескрайним полям белых цветов, объятым тишиной, подобная опустившейся к самой земле Луне, веющей морозом своей вечности, и Мария больше не боится заблудиться в тёмных улицах, потому что ей всё равно, где быть в этом безмолвном некрополе, над которым ей дана неведомая власть.

Наконец они встречают человека, медленно идущего в древесной тени, это молодой мужчина, наверное студент, он среднего роста, одет в летние брюки и рубашку с коротким рукавом, на руке его сверкают часы. Мария не замечает в нём особь своего вида, инстинктивно замедляя шаг, она — охотник, подкрадывающийся к пасущемуся на ночной поляне оленю, он для неё и вправду олень, сильный и красивый зверь, живущий в таинственном мире спящих квартир и парадных, она смотрит на спортивную фигуру носителя времени, на его белые кроссовки, на его невидящее лицо, по которому бегут тени листьев, она чувствует таящуюся в нём силу, опасную для человека.

Юля, оставив Марию, пересекает узкую проезжую часть, и спрашивает у прохожего, который час. Он останавливается, он поднимает руку с часами в пятно фонарного света и точно называет время своего конца. Юля приникает к нему, обвивает руками его шею и, приподнявшись на цыпочки, достаёт ртом до его лица. Они целуются, и прохожий берёт Юлю рукой за спину, притягивая ближе к себе, так что её испачканная кладбищенской землёй рубашечка ползёт вверх и обнажает часть талии. Пальцы Юли скользят по его волосам, она трётся о него грудью и животом, потом, вдруг резко оторвав рот, кусает в шею. Всё происходит молниеносно и беззвучно, как из быстро отвёрнутого крана через щеку Юли выхлёстывается фонтан крови, оставляя широкий стекающий след, они оба дёргаются, прохожий хватает рукой Юлю за волосы, чтобы оторвать от горла, и тогда она опускает правую руку, в которой у неё есть что-то, и этим бьёт его в живот, раз, раз, раз. Он кренится вперёд и падает, валит её на асфальт, она выворачивается из-под него, он дёргается, с хрипом поднимаясь на колени, кровь вырывается из его шеи вбок, как из сифона.

Воистину живуч он, неведомый путник ночи, вышедший из ниоткуда в никуда, прижав руку к прокушенной шее, он хрипит и дёргает головой, пытается встать, чтобы ударить Юлю, но боль в животе перекашивает его, уже стоящего только одним коленом, хрип превращается в ругательство, в тяжёлый стон, и тогда Юля, отступившая на шаг, хватает его за волосы и быстро бьёт в лицо, теперь Мария ясно различает, что в руке у неё нож. Именно нож наполняет Марию отвращением, острое железо, рвущее живую человеческую ткань, заставляет её почувствовать чужое страдание. Она непроизвольно вскрикивает и отворачивается, зажмуривая глаза и, прижав согнутые локти к бокам, силится преодолеть тошноту. Ей делается холодно от выступивших капелек пота, и Мария просто садится на асфальт, потому что так ей легче не упасть в обморок. Тошнота не отступает и беззвучие шумит в ушах.

— Пошли, — говорит Юля, стоя над ней. Лицо её и рубашка забрызганы кровью. Мария кивает и бледно улыбается, стараясь не выдать давящей на горло тошноты. — Ты можешь идти? Ты, наверное, крови боишься.

Мария снова кивает, соглашаясь, что боится крови, и совершенно не понимает, как ей встать. Юля тянет её за руки, и, опираясь на её спокойное тело, Мария всё-таки встаёт и медленно бредёт куда-то, облизывая губы и думая только о рвоте.

— Рви сюда, — говорит Юля после мучительного пути, нагибая Марию к чёрному кругу урны. Марию рвёт неудобно, с болью и кашлем, Юля терпеливо держит её за плечи, из урны сильно воняет мёртвыми пирожками с мясом. После рвоты Мария чувствует себя в огромном зале ночи с белыми фонарями школьницей, провалившей некий таинственный экзамен.

Из дырки в лежащем посреди газона шланге Юля берёт пригоршней воду и умывает лицо. Они пришли в странное место, заброшенный дворик, Мария видит провалившийся каменный забор, заросли лопухов и посреди зарослей проржавевший автобус, кажущийся погрузившимся в землю, потому что у него нет колёс. Окна автобуса разбиты, уродливое пучеглазое лицо оскалено в судороге смерти. Умывшаяся Юля входит в лопухи и манит Марию за собой. Марии слышится, что где-то за деревьями, в невидимой отсюда квартире, играет посреди ночи чёрный рояль.