Тепло отгоревших костров. - [14]

На другом конце гривы загудел мотор, и Димка, услышав его, сказал:

— И все-таки я устрою им встречу с прокурором. Уже потом, когда улеглись страсти, Димка, шевеля костер, спросил меня:

— Послушай, старик, скажи мне, почему вся наша творческая публика сделала егерей и рыбинспекторов своими кумирами? Как ни егерь — так рыцарь без упрека, как завмаг—так жулик. Хоть шаром покати— не найдешь ни одного рассказа, где бы рыбинспектор был негодяем.

— Негодяи — пережиток, кому они нужны, — не желая вступать в спор, лениво сказал я.

— А может, что-то другое у нас пережиток?— пытливо посмотрел он.

Я отмолчался. Из-за горизонта выкатывалась громадных размеров полная луна. Свет ее был так силен, что от всех предметов потянулись тени.

Перед рассветом появился ветер, и Димка отправился на Плаватое под парусом: зонта вполне хватало, чтобы двигать резиновую лодку. Сергея Брагина он возвел в ранг «технического работника», что попросту означало: возьми то, сделай так. Мне тоже хотелось посмотреть, как они будут записывать Катьку, но Плаватое было мало для троих человек, и я остался на Лисьем.

Давно прошло то время, когда на утиных охотах мы старались забраться в камыши погуще. Теперь мы избегали их. Опыт убедил нас, что охота получается лучше на открытых местах. Не так уж трудно там замаскироваться, если попытаться взглянуть на свой скрадок с высоты утиного полета. Есть только одно правило, которого следует придерживаться: нельзя устраиваться ближе пяти метров от кромки воды. К этой охоте я раскрасил свою лодку в осенние цвета плавней и потому не очень утруждал себя маскировкой: две охапки тростников—и вся забота.

Не брали мы теперь и много чучел. С подсадной — десятка хватало за глаза.

Первыми, как обычно, прилетели чирки. Два трескунка плавали среди чучел и о чем-то негромко переговаривались. Я не стал их стрелять и не заметил, куда они уплыли Моя подсадная завела свое бесконечное «Ка-ка-ка-ка!», и уже через десять минут ее голос начал меня раздражать. Хотелось спокойно посидеть, послушать тишину, а не дергаться ежеминутно от пустой осадки глупой утки. Слышал я, как работала на Плаватом и Катька: каждый раз после ее призыва оттуда доносился дуплет.

На Лисье утки пошли после восхода солнца. Одна кряква упала рядом с лодкой, я подобрал ее и подивился прожорливости птицы; она была так начинена рисом, что у нее даже глотка раздулась от зерен, С моего места было хорошо видно, как заходили на Плава-тое табунки косокрылых, но выстрелы с озера раздавались теперь реже и наконец совсем прекратились. Иногда утки непонятно отчего вдруг сбивались в кучу и начинали суматошно набирать высоту. Все прояснилось, когда через час я встретился с Брагиным и Моргуновым. Вид у них был обескураженный и унылый. Оказалось, что затея с записью подсадной провалилась самым неожиданным образом. Прежде всего, подвел самодельный звукоулавливатель. Он собрал на пленку не только голос Катьки, но и шум тростников, гул самолетов, мои выстрелы и даже крик моей подсадной. Катьку они посадили метрах в десяти от себя, но утка упорно не желала кричать в сторону микрофона, и потому голос у нее получался глухой, идущий издалека. Они вытащили подсадную на плавун, но она тотчас же обошла непонятную ей дурацкую шляпу и закричала с другой стороны. Тогда они привязали ее, и утка, возмущенная насилием, совсем отказалась работать, сердито теребя оскорбившую ее ногавку. Оставив ружья, они лазали по плавуну, пристраивая микрофон и так и сяк, но все оказалось напрасным.

Я прослушал всю запись, которую они накрутили, и согласился, что ни один селезень, если он в своем уме, не польстится на такую халтуру.

— Куда бы теперь эту хреновину употребить?— произнес Димка, раздумывая, что сделать с бывшим зонтом.

Ничего не придумав, он воткнул его ручкой в землю. Так по чистой случайности была решена проблема сохранения добытой дичи от грызунов.

Вечером, занимаясь стряпней, я почистил над зонтом картошку, а Брагин, чтобы не разлетался пух, отере-бил туда пару крякашей. Опасаясь привлечь к лагерю полевок, вывалили мы туда же и остатки еды из мисок, собираясь выбросить все отходы в воду. Но, очевидно, эти твари хорошо усвоили, что у человека всегда можно поживиться, и потому, едва только стемнело, они появились у нашего бивака. Продукты у нас были спрятаны в ящик, а вот объедки в зонте они учуяли и попытались овладеть ими. Услышав шум и писк, я посветил фонарем и увидел, как две полевки безуспешно старались забраться по полированной пластмассовой ручке зонта. Пища была всего лишь в сорока сантиметрах над их головой, но эти-то сантиметры и оказались непреодолимыми для грызунов.

— Давай, давай, ребята!— поощрял усилия полевок развеселившийся Моргунов.

Те, не обращая на него внимания, старались вовсю, словно участвовали в аттракционе с намыленным столбом, на вершине которого лежал приз. На какой-то миг одной из хозяек удалось забраться под зонт, но пробежать по его выгнутой скользкой поверхности было уже свыше ее сил. Оборвавшись, она с досадой и злостью запищала и прекратила попытки. Чтобы подзадорить хозяек, Димка навесил по краям зонта всякой всячины, и весь вечер мы наблюдали, как те только жадно облизывались. Из потехи получился заслуживающий доверия опыт, и, ложась спать, мы уверенно положили в чашку зонта стреляных уток, уже не опасаясь за их сохранность, В компенсацию за переживания Моргунов все-таки отдал полевкам объедки, отнеся их подальше от палатки. С тех пор хозяйки оставили нас в покое. Поощряя такое разумное поведение, мы, в свою очередь, регулярно подкармливали их в отведенном для этого месте.