«Теория заговора» - [123]

Ситуация меняется коренным образом, когда ряды невозвращенцев начали пополняться лицами иной социальной природы. Это были деятели уже новой системы власти, достигшие в ней известных высот. Причины, по которым они оставались в странах «гнилого капитализма», как правило, были далеко не идеологическими. В большинстве своём толчком к ренегатству служили: неудовлетворённость своим положением, отсутствие карьерных перспектив, служебные конфликты. Но переход во «вражеский лагерь» самими невозвращенцами объяснялся как следствие внутреннего неприятия советской власти, появившегося в результате «прозрения». Понимая шаткость своего положения в эмигрантской среде и свою органическую чужеродность, «политические невозвращенцы» пытались компенсировать эти моменты демонстрацией не только «прозрения» или «раскаяния в прошлых грехах», но и громкими разоблачениями и смелыми политическими прогнозами. Естественно, что конспирологическая составляющая подобных акций была весьма велика. Примером тому служит яркая, но короткая карьера Я. И. Бадьяна, выбравшего «свободный мир» в 1926 году. Несмотря на то что иерархическое положение Бадьяна в Советской России было достаточно скромным — «герой гражданской войны» трудился агентом по закупке кож, — в его самых первых публичных заявлениях отражался незаурядный масштаб его личности: «С сегодняшнего дня я считаю себя выбывшим из состава партии ВКП и слагаю с себя все обязанности по занимаемым мною выборным и государственным должностям. Ближайшей и единственной моей задачей отныне будет разоблачение всех тех государственных деятелей, которые по отношению к своему народу, и по отношению ко всему человечеству решительно ни перед чем не останавливаются для достижения своих своекорыстных целей»^{546}. В дальнейшем Бадьян уклонялся от уточнения природы «слагаемых должностей», делая упор на вопрос о разоблачениях.

В короткие сроки имя Бадьяна приобретает широкую известность, его обращения, открытые письма печатаются в ведущих эмигрантских изданиях, его публичные выступления и лекции собирают полные залы. Секрет такой популярности был достаточно прост: Бадьян говорил то, что хотела слышать русская эмиграция. С одной стороны, он всячески подчёркивал угрозу со стороны коммунистической диктатуры западному миру. На слушателей и читателей, в лучших конспирологических традициях, обрушивался поток цифр, фактов, призванный продемонстрировать всю остроту положения: «На революцию в Германии было потрачено 80% реквизированных в России церковных ценностей, на службе в берлинском торгпредстве состоят 200 агентов ГПУ, а в Англию заслано-де Коминтерном около 800 агитаторов, из которых в Москву вернулись только 47»^{547}. Следовало полагать, что 753 агитатора обосновались на берегах туманного Альбиона — с самыми чёрными замыслами в отношении британской короны. Но широко информированный Бадьян не только запугивал эмигрантов — он рисовал картины будущего, превосходящие самые смелые мечты самых больших оптимистов. Например, правительству Франции был дан совет подыскать место на Ривьере для поселения изгнанных из России Рыкова, Сталина и Калинина. Изгнание последних являлось практически решённым вопросом, так как в советском обществе не просто нарастают протестные настроения. Речь идёт о сформировавшемся заговоре против большевиков, во главе которого находится «правая рабочая оппозиция».

Понятно, что Бадьян и является посланцем этой мощной организации, в рядах которой состоит более ста тысяч человек. В респектабельной эмигрантской газете «Руль» была опубликована программа «оппозиционеров» — текст весьма путанный и местами малограмотный. Но желание поверить в реальность антикоммунистического заговора и «мощной организации “правой рабочей оппозиции”» опровергало все доводы рассудка. Так, П. Н. Милюков объясняет указанные особенности «программы» следующим образом: «На наш взгляд, самая безыскусственность и редакционная неумелость программы есть доказательство того, что мы имеем тут подлинный крик из России, а не заграничное сочинительство. Сотрудничество с “изгнанниками”, действительно, для оппозиционеров необходимо. То, что они сознают эту необходимость, в особенности отрадно»^{548}. Несмотря на последовавшее неизбежное фиаско Бадьяна — вследствие авантюрной склонности к импровизациям и явной абсурдности печатных и публичных выступлений, его недолгая карьера подтвердила плодотворность конспирологического тренда. Для максимальной реализации требовалась, конечно, более серьёзная фигура и прямой выход на западного потребителя «теории заговора». Таким образом, возвращаясь к фигуре Бармина, отметим, что бывшему советскому дипломату было явно легче по сравнению с автором «подлинного крика», учитывая изначально высокий социальный статус и правильно оцененный опыт предшественников.

Перебравшись в США, Бармин, в отличие от многих других невозвращенцев, сумел занять видное место и в американском обществе. Во время Второй мировой войны он поступает на службу в Управление стратегических служб, являвшееся прообразом ЦРУ. В этой структуре Бармин становится советником по делам СССР. Настоящая же известность к нему приходит после публикации в октябре 1944 года в популярном журнале «Readers Digest» статьи с говорящим названием «Новый коммунистический заговор». Её автор утверждает, что реальной угрозой для Америки является вовсе не нацистская Германия, а внутренняя опасность, таящаяся в существовании коммунистической партии США. Эта опасность возрастает в связи с тем, что американское общество воспринимает коммунистов именно как политическую силу, легитимными средствами и путями популяризирующую свою идеологию. В реальности же коммунистическое движение в США, подобно партии большевиков в России, представляет собой типичное «тайное общество»: «От коммунизма осталось то, что и было в самом начале, — исключительно коварный и беспринципный заговор, направленный на создание условий для захвата власти и превращения Соединённых Штатов в коммунистическую тоталитарную диктатуру»