Теория поцелуя - [39]

– Смотрит? – спросила она, придвигаясь еще ближе.

Я медленно поднял взгляд и посмотрел на Лену – она действительно наблюдала за мной.

Девушка видела, как Маринка прижималась к моему плечу. Мне стало ужасно неловко. Перед Антохой, которому нравилась Савина. Перед Леной, которая так сильно нравилась мне. Перед собой – моя совесть буквально взвыла волком, призывая прекратить никому не нужный спектакль. Срочно захотелось высвободиться, но именно в этот момент раздался свисток. Игра началась.

Облизнув губы, Лена спешно перевела взгляд на игроков. В ту же секунду Маринка отпустила мою руку и улыбнулась:

– Не благодари!

18

Лена

Значит, у него есть девушка. А почему я думала, что у него ее нет? С чего вдруг решила, что он одинок? Высокий, привлекательный, умный. Да мне вообще не следовало думать об этом парне! И сейчас тоже не следует. Тогда почему… Э-э-эх!

Я оторвалась от подушки и включила свет. Прислушалась. После того как мать с отцом потратили весь вечер на то, чтобы как следует пропесочить мою жалкую особу, у них, похоже, заметно прибавилось общих тем для разговора: бунтующие дети, непрекращающийся ремонт, общие сбережения, отложенные планы на отдых, не вовремя позвонивший маме Жан-Пьер – упс!

Когда я уходила в свою комнату, они оставались вдвоем на кухне, и мама, как в старые времена, ворча, разогревала папе суп. Хоть какой-то плюс. Может, поговорят о своих отношениях и сделают какие-то выводы?

Я села на кровати и взяла с тумбочки мобильный. Жанка, как всегда, в своем репертуаре: прислала в общий чат скрин сообщения Матвея, чтобы спросить, как ей ему ответить. Окси посоветовала согласиться на свидание. В этом и состояла особенность нашей дружбы: если парню пришел ответ от одной из нас, можно было биться об заклад, что его текст был обсужден и утвержден коллегиально.

В общем, я поддержала совет Окси, отправила пару смайликов в знак поддержки, пожелала девочкам спокойной ночи и закрыла чат. Вдруг на глаза попалось сообщение от Харитона. У меня пересохло во рту от волнения. Надо же, все как по инструкции: Кошкин поставил лайки моим последним постам, затем добавился в друзья, и уже только после этого оставил послание: «Привет, ясноглазая!» Ах, как романтично… было бы, если бы я своими ушами не слышала, как он называет так чуть не половину универа…

Ну, допустим, фантазия у него бедноватая. Ладно. Но шаблонное «Как дела?», которым заканчивалось это сообщение, не порадовало.

По идее я должна была сейчас быть на седьмом небе от счастья, ведь парень, на которого заглядывалась последние пару месяцев, первым написал мне. Только почему-то вместо радости я испытывала легкое разочарование по поводу неоригинальности текста его сообщения. А еще это его «ясноглазая» – ну прямо тьфу! Чем чаще я повторяла про себя это слово, тем острее понимала, что я для него – как все.

Палец сам смахнул сообщение, заставляя меня покинуть диалоги. Пару секунд полистав ленту, я поднялась глазами вверх – туда, где светилась назойливой полосой строка поиска. Ладно, так уж и быть. Я ввела в нее имя старой подруги: Зоя Градова.

Впервые я созналась самой себе, что скучала. Да, мне было интересно, как она поживает. И даже что-то такое, похожее на ностальгию, сильно сдавило тяжестью грудь.

Я узнала ее сразу – хрупкая, светловолосая, бледная. Когда-то нас даже принимали за сестер. Веселые, улыбчивые, озорные блондинки с косичками – вылитые фарфоровые куколки. Мы даже одевались одинаково. Помню, с вечера договоримся, а утром приходим в школу: то в одежде одного цвета, то все на нас в клеточку, то в разной одежде, но непременно с меховыми наушниками или в забавных широкополых маминых шляпах. Это было так весело!

Мне вспомнились дни, когда мы с ней после школы забирались на холм возле стройки и грелись вдвоем под теплым апрельским солнышком. Зойка бросала на землю портфель, ложилась на него животом, чтобы не испачкать куртку, вытягивала ноги и щелкала семечки, воображая, какими мы будем лет через пять.

Она смеялась, говоря, что наши парни будут высокими брюнетами. «Мы с тобой мелкие и бледнокожие, – говорила подруга, – если свяжемся с такими же, наши потомки будут обречены!» А я сидела рядом и, щурясь от весеннего солнышка, переводила ее мысли в забавные стишки. Записывала их на последней странице тетрадки и сопровождала корявыми карандашными рисунками.

Мы до слез хохотали, разглядывая потом мои художества. Я изобразила ее рядом с парнем, больше похожим на гуманоида: вроде человек, даже симпатичный, но точно с другой планеты, высокий – как и заказывала, ножищи размера сорок пятого, широкие плечи и в руке круглая сфера, похожая на футбольный мяч, – я говорила, что это его летательный аппарат, который при необходимости уменьшается до нужных размеров.

Зойка, трясясь от смеха, пыталась зачиркать рисунок. Но я тогда вырвала листок из тетради, сложила самолетиком и запустила в воздух. «Будет у Зойки инопланетянин!» – хохотала я, а бумажный самолетик, подхваченный ветром, все дальше уносило вверх. Мы следили за ним взглядами до тех пор, пока он совсем не исчез в ветвях деревьев.

И теперь, когда я открыла ее профиль, не смогла поверить своим глазам. Надо же! Дыхание куда-то пропало, на глаза навернулись слезы… Зоя была счастлива. Она буквально светилась, глядя на меня с ярких фотографий, на большей части которых была запечатлена с высоким темноволосым парнем!