Теория литературы. Проблемы и результаты - [7]
История литературы нацелена на понимание целостного смысла текстов и целых культур, которые составляются из этих текстов; а литературная история скорее ориентируется на причинное, как правило частичное объяснение этих текстов. Эпистемологическая оппозиция понимания и объяснения, обоснованная в конце XIX века Вильгельмом Дильтеем, в значительной степени помогает уловить разницу двух историко-филологических дисциплин. Одна из них старается углубляться в смысл, а другая ищет причину; первая отвечает на вопрос: «что значит текст?», вторая – «почему он возник, почему стал таким?». Первая сосредоточена на необходимых, закономерных факторах эволюции, обусловливающих смысл текстов, а вторая более или менее явно признает приоритет факторов случайных, зачастую внелитературных, внеязыковых и внесмысловых. Поэтому история литературы обычно задается вопросом об эпохальных проблемах, которые решает литература (таких, как «становление личности» в культуре), а литературная история предпочитает выяснять творческую историю текста, конкретные прототипы его персонажей и сюжетных событий, рассматривать биографию художника как источник (причину) его творчества и т. д. Литературная история меньше, чем история литературы, озабочена связью литературы с языком, его глубинной структурой и эволюцией: язык в ней инструментализируется, это не самостоятельный объект изучения, а средство, которое можно использовать и отбросить. Позитивистскому историку литературы часто интересен не столько язык, сколько внеязыковой контекст, и он чувствует себя в своей компании не среди лингвистов, а среди историков. В библиографии к его трудам может не оказаться ни одной книги или статьи по языкознанию, зато вполне вероятно встретить там работы по социальной, гражданской истории, истории культуры, истории искусства. Развитие социологии во второй половине XIX века также способствовало этому отходу исследования литературы от собственно филологических задач: социологизирующая наука о литературе объясняет развитие последней не имманентным, требующим смыслового понимания становлением языка и культуры, а внеязыковыми и внекультурными по своей природе процессами, происходящими в обществе. Один из примеров такой объяснительной теории – марксистская теория классовой борьбы. В своем применении к изучению литературы (у Поля Лафарга или Георгия Плеханова) она пыталась заново связать генерализующую тенденцию «истории литературы» с эмпиризмом «литературной истории», отдавая преимущество социальным детерминациям художественной словесности и постулируя гетерономную теорию литературного развития, обусловленного извне, материальными факторами социального бытия. В своей ранней и радикальной формулировке она сводила все формы общественного создания к внешним определяющим факторам, отрицая за ними какую-либо собственную историю:
Таким образом, мораль, религия, метафизика и прочие виды идеологии и соответствующие им формы сознания утрачивают видимость самостоятельности. У них нет истории, у них нет развития[16].
Как уже сказано, данная тенденция в развитии филологии сближает ее с историографией. У филолога и историка разное отношение к тексту, хотя они оба имеют дело по большей части именно с текстуальными документами и памятниками прошлого. Дело историка обработать документ – в историографии это называется «критикой текста», – выделить в нем достоверные факты, отбросить все остальное и дальше оперировать только этими проверенными фактами, уже вне исходного текста: «Текст источника подлежит исторической критике, которая по мере своего движения устраняет текст. Если он плохо рассказывает о событиях, он не нужен; если хорошо рассказывает, он тоже нужен недолго, потому что можно переходить к событиям»[17]. Филолог же интересуется текстом постоянно и бесконечно, не смущаясь его зачастую «заведомой вымышленностью», находя в нем не замеченные ранее смыслы и перетолковывая его вновь и вновь. И филолог, и историк часто составляют комментарии к текстам, но тот комментарий, который создают историография и позитивистская литературная история, – это в значительной мере описание и пояснение несловесных фактов, к которым отсылает текст: фактов, о которых он сообщает (например, если это исторический роман), фактов, которые могут за ним скрываться (например, жизненных обстоятельств автора), фактов его собственной истории (как он был задуман, как возник, как публиковался, редактировался, цензурировался и т. д.). Такой гетерономный подход к литературе и по сей день весьма влиятелен в науке о ней, особенно в популярных работах и изданиях классических текстов; его элементарной формой являются широко распространенные «комментарии к именам собственным», отсылающие к внетекстуальной, внесловесной реальности. В более специальных трудах он уравновешивается исследованиями интертекстуальности (цитат, реминисценций), возвращающими литературный текст в литературный или, во всяком случае, текстуальный контекст.
