Теория четырех движений и всеобщих судеб. Проспект и анонс открытия [заметки]

Шрифт

Интервал

«Отвергая все известные ему философские науки, Фурье возмущался также их пассивным характером, тем что они ограничиваются лишь наблюдением явлений, и попытками их объяснения. Между тем, с его точки зрения, необходимо из изучения природы (в том числе природы человека и общества) делать действенные выводы, направленные на коренные изменения, с целью осуществить порядок, соответствующий открытым наукой природным закономерностям». (Зильберфарб И. Социальная философия Шарля Фурье и ее место в истории социалистической мысли первой половины XIX века. М.: Наука, 964. С. 70).

Имеются в виду отношения государства и церкви. – Примеч. ред.

«Страсть (характер, вкус, мания) есть несводимое единство фурьеристской комбинаторики, абсолютная графема утопического текста. Страсть естественна (в ней нечего исправлять, разве что производить некую контрприроду, то, что происходит в Цивилизации). Страсть беспримесна (ее сущность чиста, сильна, резко очерчена: одна лишь цивилизованная философия рекомендует страсти дряблые, апатичные, контроль и компромисс). Страсть счастлива („Счастье… состоит в том, чтобы иметь много страстей и много средств для их удовлетворения“).

Страсть не есть возвышенная форма чувства, мания не есть причудливая форма страсти. Мания (и даже прихоть) есть сама сущность страсти, единство, исходя из которого, обусловливается Притяжение (притягательное и притягивающее). Страсть не поддается ни деформации, ни трансформации, ни редукции, ни измерению, ни замене: это не сила, это число; мы не можем ни разложить, ни амальгамировать эту счастливую, искреннюю и естественную монаду, но можем лишь подвергнуть ее сочетанию, пока она не воссоединится с целостной душой, трансиндивидуальным телом, имеющим 1620 свойств». (Барт Р. Сад, Фурье, Лойола. М.: Праксис, 2007. С. 132).

С. 374 данного издания

Имеется в виду фаланстер, в самой первой работе Фурье это определение не употребляется, но уже во втором томе появляется и план фаланстера. – Примеч. ред.

«В Гармонии богатство не только сохраняется, но еще и увеличивается, оно вступает в игру счастливых метафор, наделяя фурьеристские демонстрации то церемониальным блеском драгоценных камней („капля алмаза в лучезарном треугольнике“, орден за святость в любви, т. е. за всеобщую проституцию), то скромностью, исчисляемой в су „20 су Расину за его трагедию „Федра“; правда, эта сумма приумножена всеми кантонами, решившими почтить драматурга); сами операции, связанные с деньгами, также являются мотивами для приятной игры: эта игра в войне любви состоит в искуплении (выкупе) пленных. Деньги причастны сиянию удовольствия („Органы чувств не могут по настоящему вознестись в небо без посредства денег“): деньги желанны, как это было в прекрасную эпоху цивилизованной коррупции, а пройдя эту эпоху, они увековечиваются на правах роскошного и „неподкупного“ фантазма». (Барт Р. Сад, Фурье, Лойола. М.: Праксис, 2007. С. 113).

«Фурье стремится расшифровать мир, чтобы переделать его (ведь как переделать, не расшифровав?).

Фурьеристская расшифровка исходит из самой трудной ситуации, заключающейся не столько в невыявленности знаков, сколько в их непрерывности. Есть высказывание Вольтера, которое Фурье непрерывно повторяет на собственный счет: „Но какая же густая ночь еще скрывает (вуалирует) природу“?; а ведь в вуали, в конечном счете, важна не столько идея маски, сколько идея скатерти. Еще раз: древнейшая задача логотета, основателя языка, состоит в том, чтобы без конца кроить язык: первая операция – «кусать» скатерть, чтобы впоследствии можно было ее стягивать (или тянуть на место).

Следовательно, в известной мере надо отличать расшифровку от раскроя. Расшифровка отсылает к полной глубине, к следам тайны. Раскрой отсылает к пространству отношений, к некоей дистрибуции. У Фурье расшифровка постулируется, но на, в общей сложности, второстепенных правах: она касается лжи и притворства цивилизованных классов: так обстоят дела с „тайными принципами“ буржуазии, „которая начинает с того, что сто раз выпаливает ложь в своей лавке ради принципов свободной торговли. Поэтому буржуа послушает святую мессу, а возвратившись, трижды четыреста раз расскажет ложь, обманет и обокрадет тридцать покупателей ради тайного принципа торговцев: мы работаем не ради славы, нам нужны деньги“. Совершенно иное явление, обладающее совершенно иной важностью – раскрой – или, иначе, систематизация (приведение в систему); такое прочтение, являющееся существенным для фурьеристской работы, касается всей Природы (обществ, чувств, форм, природных царств) в том, что она представляет собой целостное пространство Гармонии – ведь человек у Фурье абсолютно инкорпорирован в мироздание, включая небесные светила; теперь это не изобличающее и умаляющее прочтение (ограниченное моральной ложью буржуазии), но прочтение возвышающее, интегрирующее, восстанавливающее, простирающееся до изобилия форм мироздания». (Барт Р. Сад, Фурье, Лойола. М.: Праксис, 2007. С. 126).

Редакция не преуспела в попытках написать внятный комментарий о том, на какого именно Варфоломея намекал Фурье. Может быть имеется в виду Св. Апостол Варфоломей? Но в его житии, вплоть до момента его мученической смерти (а его распяли вниз головой, а потом (он продолжал проповедь) сняли с креста, сняли кожу и обезглавили) отсутствуют упоминания о высказываемой им вражде в адрес библиотек. Всех остальных Варфоломеев, которых удалось обнаружить, встроить в данный контекст не получилось. Вопрос этот остается пока непроясненным, и это интересная задача для будущих поколений российских фурьеведов. – Примеч. ред.

«Мысли Фурье о провиденциальном порядке и всемирной гармонии восходят, если не к „Государству Господню“, Св. Августина, то к идеям Сведенборга, Дюпон де Немура, Бернарден де Сен-Пьера и других мистиков XVIII века. Его учение о всемирной аналогии напоминает высказывания тех же писателей, равно как и идеи Сен-Мартена… а отчасти и Шеллинга ставшего тогда известным во Франции. Космогоническая концепция Фурье вызывает в памяти некоторые черты космогонии тех же Сведенборга, Дюпона и Ретифа де ла Бретонна; идеи Сведенборга о небесных сообществах, образующих гармонические серии по степеням разумности и любви, о притяжении как движущих силах на небе и в аду, и о равновесии, основанном на сочетании противоположностей; мысли Дюпона о возможной одушевленности небесных тел; представления Ретифа де ла Бретонна о планетах, обладающих возможностью размножаться, подверженных заболеваниям, и кончающих смертью. Можно сказать о близости космогонических идей Фурье к идеям теософов.

Однако нет достаточных оснований для положительных утверждений о тех или иных прямых заимствований Фурье из сочинений мистиков. Если нет убедительных доказательств прямого их влияния, то есть основания предполагать влияние косвенное. Ведь город Лион, где Фурье проживал в период становления своего мировоззрения, был в то время одним из основных центров мистицизма: здесь было множество франкмасонских лож, оккультных обществ, различных сект, здесь проходил в 1778 году большой масонский конвент, здесь увлекались месмеризмом, здесь действовали Мартинес, Сен-Мартен, Виллероз, и талантливый авантюрист Джузеппе Бальзамо, ставший знаменитым под именем графа Калиостро, здесь вышло несколько изданий о гипнотизме, магнетизме, каталепсии и сомнабулизме. Всевозможные мистические идеи составляли предмет оживленных дискуссий в среде лионской интеллигенции тех лет, и Фурье, хоть и не читал произведений мистиков, и не был членом ни масонской ложи, ни какой – либо подобной организации, конечно знал из газет, журналов и из живого общения с людьми кое что о мистических концепциях… „Кто создал Фурье? Ни Ланж, ни Бабеф: Лион – вот единственный предшественник Фурье“. Эта фраза Мишле – лучший ответ на этот вопрос». (Зильберфарб И. Социальная философия Шарля Фурье и ее место в истории социалистической мысли первой половины XIX века. М.: Наука, 1964. С. 28).

«Пресса встретила „Теорию четырех движений“ (вышедшую анонимно в 1808 г. в Лионе, причем место издания было написано как Лейпциг, а автор был обозначен как Шарль) полным молчанием, в одной только „Gazette de France“ появилась о ней маленькая заметка. Распространения книга не получила, и почти весь ее тираж остался на складе у книготорговца». (Зильберфарб И. Социальная философия Шарля Фурье и ее место в истории социалистической мысли первой половины XIX века. М.: Наука, 1964. С. 28).

«Классические утопии о лучшей и безопасной жизни являют себя – как замечает Фурье – как „греза о благе – без средств к осуществлению оного, без метода“. Несмотря на соотнесенность с критикой своего времени, они пока еще не сообщаются с историей. Положение меняется, лишь когда руссоист Мерсье своим романом о будущем, романом о Париже в 2440 году, проецирует эти острова блаженства из пространственно отдаленных областей в отдаленное будущее – и тем самым воспроизводит эсхатологические чаяния восстановления рая будущего на внутримировой оси исторического прогресса. Однако же, поскольку утопия и история соприкасаются таким образом, меняется классическое обличье утопии, а роман о государстве начинает отрицать собственные романные черты. Кто восприимчивее других к утопическим энергиям духа времени, тот отныне будет наиболее энергично стремиться к слиянию утопического мышления с историческим. Роберт Оуэн и Сен-Симон, Фурье и Прудон резко отвергают утопизм; но Маркс и Энгельс опять-таки критикуют их как „утопических социалистов“. Только Эрнст Блох и Карл Мангейм в нашем столетии очистили термин „утопия“ от оттенка утопизма и реабилитировали его как надежное средство для поиска альтернативных жизненных возможностей, которые следует применять в самом историческом процессе. Утопическая перспектива вписывается в само политически действенное историческое сознание». (Хабермас Ю. Политические работы. М.: Праксис, 2005. С. 89).

Фурье называет Уран Гершелем, по имени астронома, открывшего его в 1871 г. – Примеч. ред.

«Как показывают исследования Ю. Буржена, Фурье по видимому не читал в подлинниках многочисленных писателей, им упоминаемых, даже тех, на которых часто ссылался, которых нередко цитировал, о которых высказывал суждения. Благодаря острому уму он умел из случайного и отрывочного чтения книг, журналов, газет, а также из устного общения впитывать самое существенное, составляя свое впечатление о философах, экономистах, политиках, моралистах, педагогах своего времени». (Зильберфарб И. Социальная философия Шарля Фурье и ее место в истории социалистической мысли первой половины XIX века. М.: Наука, 1964. С. 28).

«Фурье добровольно отказывается быть писателем, т.e. уполномоченным распорядителем „благописания“, литературы, тем, кто одобряет декоративный союз и, стало быть, основополагающее разделение между фоном и формой; утверждая, что он – изобретатель („Я не писатель, а изобретатель“), он доходит до границы смысла, который мы сегодня называем Текстом. Может быть, вслед за Фурье, нам необходимо отныне называться изобретателями (а не писателями и не философами), теми, кто выявляет новые формулы, и тем самым, фрагментами, беспредельно и подробно, инвестирует пространство означающего». (Барт Р. Сад, Фурье, Лойола. М.: Праксис, 2007. С. 116–117).

Фурье внес впоследствии следующие исправления в это подразделение: Стержневое движение – Социальное, или движение страстей. Главные движения (Cardinaux): Аромальное, Инстинктивное, Органическое, Материальное. Аромальное движение – движение аромов, или система распределения ведомых и неведомых человеку аромов, дающих направление действиям человека и животных, образующих зачатки ветров и эпидемий. – Примеч. ред.

Все четыре движения подвержены двоякого рода зависимости:

Первая. Законы всех четырех движений координированы с математическими законами: без этой зависимости в природе не было бы гармонии, и Бог был бы несправедлив. На самом деле: природа состоит из трех принципов извечных и незыблемых:

1) Бог, или дух, принцип активный и движущий;

2) материя, принцип пассивный и движимый;

3) справедливость, или математический закон, принцип регулирующий движение.

Для установления гармонии между этими тремя принципами необходимо, чтобы Бог, приводя в движение и модифицируя материю, действовал в согласии с математическими законами; без этого и в наших глазах и в своих собственных его действия были бы произвольны ввиду их несогласованности со справедливостью независимой от него. Но если Бог подчиняется математическим правилам, изменить которые он не может, в этом согласии с ними он обретает свою славу и свою выгоду: Славу, поскольку он может доказать людям, что управляет миром по справедливости, а не по произволу; что приводит в движение материю согласно законам, не подверженным изменению, свою выгоду, поскольку согласование с математическими законами дает ему возможность получить во всем движении максимум результатов при затрате минимума энергии. Мы уже знаем, что оба вида движения, и материальное и органическое, согласованы с геометрией, что все тела как одушевленные, так и неодушевленные, построены, движимы и модифицируются согласно ее законам. Итак, две ветви движения из четырех соответствуют справедливости естественной и независимой от Бога. Остается убедиться в том, что два других вида движения, животное и социальное, представляющие игру страстей, следуют тому же правилу и что страсти, каковы бы они ни были, даже самые отвратительные, и у человека и у животного приводят к следствиям на основании геометрических принципов, соблюдаемых Богом. Так, например: свойства дружбы – слепок со свойств окружности; свойства любви – слепок со свойств эллипса; свойства отцовства – слепок со свойств параболы; свойства честолюбия – слепок со свойств гиперболы;

А коллективные свойства этих четырех страстей – слепок со свойств циклоида.

Таким образом, каждая геометрическая теорема послужила типом для какой-нибудь страсти людей или животных, и эта страсть неизменно сохраняет связь с теоремой, сообразно которой она создана. В примечании А мы уже видели, что страстные групповые серии имеют прототипом законы и свойства геометрических рядов.

Вторая зависимость. Движение социальное типично для трех остальных; движения животное, органическое и материальное координированы по социальному, первому по рангу (le premier en ordre); иными словами, свойства животного, растения, минерала и даже круговорота небесных тел воспроизводят какие-либо проявления человеческих страстей в общественном строе, и все в совокупности – от атома до небесного светила воспроизводят картину свойств страстей человеческих, например:

Звездные группы млечного пути воспроизводят свойства честолюбия;

Группы планет вокруг солнца воспроизводят свойства любви.

Группы спутников планет воспроизводят свойства отцовства. Группы солнц, или звезд неподвижных, воспроизводят свойства дружбы.

Наши страсти, столь уничиженные философами, играют после Бога первую роль в мировом движении, после него это есть нечто самое благородное, так как ему было угодно, чтобы весь мир был построен по образцу следствий, порождаемых страстями в социальном движении.

Отсюда явствует, что если какая-либо планета познает законы социального движения, она открывает одновременно и законы других движений, потому что они во все моменты являются иероглифами первого. И если бы мы еще не знали законов материального движения, познанных современными геометрами, в наши дни эти законы были бы открыты по аналогии, с законами социального движения, в которые я проник и которые служат ключом к пониманию всей системы трех других движений.

Досадно для рода человеческого, что ученые начали свое исследование с того, чем они должны были кончить, – с законов материального движения, которые труднее всего поддаются определению (les plus difficliles a determiner) и отнюдь не помогают познанию законов трех других категорий. Это примечание не удовлетворит читателя; оно служит лишь канвой. Распространяться подробнее здесь не место. – Шарль Фурье.

«Система природы» (лат. Systema naturae sive regna tria naturae systematice proposita per classes, ordines, genera, & species „Система природы, или три царства природы, систематически расположенные по классам, отрядам, родам и видам“) – одно из наиболее известных произведений шведского врача и натуралиста Карла Линнея (1707–1778). Эта книга является основополагающим сочинением в традиции научной биологической систематики. – Примеч. ред.

В 1807 г. я знал лишь в несовершенстве теорию сотворения мира. Два акта творения будут иметь место в начале гармонии и чрезвычайно обогатят все царство. – Шарль Фурье

Двадцати шести. – Шарль Фурье

«В произведениях Фурье Бог представляется антропоморфным, наделенным человеческими страстями, подобно богам античного мира, причем эта антропоморфность распространяется на всю природу. Но в то же время у него встречается идея триединого Бога, напоминающего христианскую Троицу, но только внешне: триединство Фурье ничего общего с церковным не имеет. Бог Фурье – это выражение идеи единства мироздания, высшее выражение единства в нем причинности и целесообразности… Бог, или дух, в „теологии“ (а вернее натурфилософии) Фурье – это одно из трех извечных, неразрушимых и неотменимых начал природы, начало активное и движущее, вторым ее несотворенным началом, пассивным и движимым, является материя, ибо Бог Фурье не творит ex nihilo, третье начало – справедливость, или математика, начало нейтральное, регулятор движения, выражаещее закономерное отношение между первыми двумя началами». (Зильберфарб И. Социальная философия Шарля Фурье и ее место в истории социалистической мысли первой половины XIX века. М.: Наука, 1964. С. 70).

Светило может совокупляться: 1) с самим собой – полюс северный и полюс южный, подобно растениям; 2) с другим небесным телом путем истечений флюидов с противоположных полюсов; 3) с чем-то промежуточным: тубероза есть продукт слияния трех атомов: южного арома – Земли, северного – Урана и южного – Солнца. – Шарль Фурье

Квáгга (лат. Equus quagga quagga) – истребленное непарнокопытное животное, ранее считавшееся отдельным видом зебр; по данным современных исследований – подвид бурчелловой зебры Equus quagga quagga. Квагги жили в Южной Африке. Спереди они имели полосатую расцветку, как у зебры, сзади – гнедой окрас лошади, длина тела 180 см. Буры добывали квагг ради их прочных шкур.

Квагга едва ли не единственное из вымерших животных, представители которого были приручены человеком и использовались для охраны стад: квагги намного раньше домашних овец, коров, кур замечали приближение хищников и предупреждали владельцев громким криком „куаха“, от которого и получили свое название. Последняя дикая квагга была убита в 1878 году. Последняя квагга в мире умерла в зоопарке Амстердама в 1883 году. – Примеч. ред.

По оценкам фонда ООН в области народонаселения, население планеты превысило следующую численность: 1 миллиард – 1820 год, 2 миллиарда – 1927 год. – Примеч. ред.

65-я параллель северной широты – воображаемая линия, проходящая по поверхности северного полушария Земли. Расстояние до экватора – 7208 км., до Северного полюса – 2789 км. Световой день во время летнего солнцестояния на этой параллели составляет ок. 21 часа и 30 минут, во время зимнего – ок. 3 часов и 30 минут. Начиная от Гринвичского меридиана на восток 65-я параллель северной широты проходит через Скандинавию, Россию, США, Канаду. – Примеч. ред.

Теперь я уже убедился, что Северный Венец народится через 4 года после основания гармонии; Южная Корона народится позднее, примерно, 432 года спустя после основания гармонии. В 1808 г. я не упомянул ни единым словом о нарождении этой южной короны, в появлении которой я не был уверен. Космогоническая теория была еще очень мало развита, и я предпочел обойти этот вопрос молчанием, чтобы не говорить того, что еще гадательно. – Шарль Фурье

«Фурье уверен, что, познакомившись с описанием Северного венца, читатели не преминут обвинить его в шарлатанстве, а мудрецы сдержанно назовут мечтателем.

Что ж, он не ошибся. Его действительно называли и мечтателем и шарлатаном не только при жизни, но и столетие спустя. Причем из всего написанного им самые яростные и самые ядовитые нападки всегда вызывала именно глава „Северный венец“ […] Эти фантазии, конечно, вызывали возмущение современников, но известный французский кооператор и биограф Фурье Шарль Жид скажет, что „тот, кто при чтении произведений Фурье в досаде на эксцентричности… бросит книгу в корзину, как негодный хлам, окажется более безумным, чем сам Фурье. Он окажется столь же смешон, как и тот вор, про которого любопытную историю рассказывает древний автор. Пробравшись в дом к афинянину, чтобы похитить его драгоценности и дорогие статуи, вор был весьма огорчен, найдя только одну грубо отделанную фигуру из обожженной глины, которой он не придал никакого значения и презрительно отбросил в сторону. Глупец, он не знал, что древние обыкновенно скрывали изображения своих богов из золота, серебра или слоновой кости под аляповатой глиняной оболочкой, представлявшей какого-нибудь фавна или лесного бога. Если бы он догадался разбить безобразную форму, то нашел бы изображение божества ослепительной красоты. То же самое ждет того, кто при чтении произведений Фурье очистит их от грубой накипи: он придет в восторг при виде драгоценных блестящих истин, которые за ней скрываются“.

Биографы и последователи Фурье, цитируя его предвосхищения, неоднократно указывали, что многие его положения сбылись, что в его нелепостях время обнаружило достаточную долю научности. Ведь тот же Чарлз Дарвин, говоря об эволюции развития всего живого на Земле, свидетельствует о долгом пути изменения и животных и человека. Почему же не согласиться с Фурье, что эти изменения произойдут через 12 тысяч лет, или 120 поколений?» (Василькова Ю. Фурье. М.: Молодая гвардия, 1978. С. 91–93).

Помимо естественной причины, вызывающей зимы, т. е. наклона земной оси, имеется еще три причины случайного характера, совокупное действие которых делает зиму в четыре раза более суровой, чем она должна быть. Эти причины не будут существовать при комбинированном строе; они таковы: невозделанное состояние земного шара, и особенно земель, соседних с полюсом; ледяная кора возле полюса: она вдвое усиливает влияние морозов в период отсутствия солнца; ледяные эманации, исходящие от полюсов и противодействующие влиянию солнца, когда оно возвращается после зимней ночи.

При нарождении венца эти три причины холодов будут нейтрализованы. Я уже указал, что на широтах Петербурга двукратная жатва более несомненна, чем ныне в Тоскане, и что 60-й градус будет наслаждаться прекрасным временем года более прочно, чем наслаждается им сейчас какое бы то ни было место на земном шаре; я это сейчас поясню.

С того момента, как области северного полюса будут освещены, согреты венцом и возделаны, ничто уже не сможет противодействовать влиянию солнца с приближением весны, эпохи, когда в наши дни нарождается вторая зима под влиянием ледяных ветров, дующих с полюса по всему полушарию; вот почему зимы во Франции тянутся до мая месяца и захватывают прекраснейшую половину весны – дни средней величины.

После нарождения венца, дующие с полюса северные ветры будут умеряться даже зимой и смягчат климат 6-го градуса, в направлении которого они будут дуть; тогда уже не будет иных холодных ветров, кроме тех, которые зарождаются у 60-го градуса, и этот градус будет получать даже зимой тепло двумя путями: с севера и с юга. Листва будет развертываться в Петербурге уже с марта месяца и того раньше на 70-м градусе, а в Париже и на острове Шпицбергене она будет в полной мере развертываться уже в феврале. Так обстояло бы дело в природе, не будь помехи со стороны ветров и полярных эманаций, останавливающих произрастание при возврате солнца и порождающих вторую зиму – зиму искусственную после естественной. Это бедствие никогда не бывало столь разительным, как в 1807 г. В этот год зима, казалось, кончилась во Франции 15 февраля; солнце было уже жгучим, и люди думали, что наступает весна, когда внезапно ветры северный и северо-западный начали новую зиму, которая длилась 2,5 месяца и давала себя чувствовать вплоть до первых чисел мая. Эта нелепица, обычная для Франции, делает ее климат невыносимым. Во Франции нельзя насладиться прекрасным временем года, потому что температура всегда впадает в одну из крайностей, и переходы резки, за исключением перехода от осени к зиме; терпимыми во Франции можно считать лишь 3 месяца – май, сентябрь и октябрь. Прекрасное время года требует разнообразия температуры; небольшой морозец в ясный день нам кажется столь же приятным в январе, как и весенний день, лишь бы этот мороз не был длительным, лишь бы он крепчал постепенно и в надлежащее время и не сопровождался бы инеем, туманом и ледяными ветрами. Такими и будут зимы при новом строе. Тогда виноград будет созревать у 60-го градуса, апельсиновые деревья произрастать у 53-го и до 70-го градуса.

Вокруг Варшавы будут апельсиновые рощи, подобные тем, которые имеются сейчас у Лиссабона, а виноградники в Петербурге будут более гарантированы от непогоды, чем теперь в Майнце, потому что метаморфоза полярных ветров, превращение их в зефиры, оградит от неожиданностей, которые в наши дни являются на всем земном шаре одной из главных причин обнищания. Ледяное влияние полюса делает наши зимы гораздо более суровыми в январе месяце – их естественную эпоху; эти зимы возобновляются в исходе января, когда им должен наступать конец. Этих двух обстоятельств уже достаточно, чтобы сделать пребывание на нашем полушарии подлинно ужасным вплоть до 40-го градуса в Европе, до 30-го – в Азии и в Америке, где холода гораздо более суровы; потому что Филадельфия и Пекин, расположенные на линии Неаполя и Лиссабона, имеют зимы более неприятные и резкие, чем Франкфурт и Дрезден, города, расположенные 11–12° выше.

Читатель может сделать вывод, что, поскольку холода сильно уменьшатся в северном умеренном поясе, значит, жары станут невыносимыми с приближением к экватору; ничего подобного не произойдет. Другие причины будут способствовать смягчению жары на экваторе, так что лето в Сенегале будет менее утомительным, чем теперь во Франции. Приятная, умеренная температура займет место ураганов и бурь, несущихся с экватора к умеренным поясам, и климаты переродятся как в центре, так и в конечном пункте земного шара. Я не стану здесь вдаваться в причины, которые повлияют на исправление экваториальной температуры; эти причины не имеют отношения к нарождению Северного Венца. В результате, когда эти различные причины смягчат атмосферу земного шара, наихудший из климатов, климат Охотска и Якутска, будет таков, что население будет наслаждаться там 8–9 месяцами прекрасного времени года, с небом, свободным от туманов и ураганов, отныне неведомых внутри материков и весьма редких в соседстве с морями.

Разумеется, эти улучшения будут модифицированы наличием высоких гор и соседством морей, особенно в трех крайних пунктах материка, соседних с южным полюсом, который не будет иметь венца и останется навсегда погруженным в холод. Это не помешает, однако, землям, соседним с этим полюсом, приобщиться к влиянию венца, который, в числе прочих благодеяний, изменит вкус морей, разложит и осадит битуминозные частицы путем экспансии с севера лимонной кислоты. Этот флюид в сочетании с солью сообщит морской воде вкус лимонада, именуемого нами «aigre de cedre». Тогда эту воду легко можно будет очистить от соленых и кислых частиц и сделать пресной.

Это избавит людей от необходимости снабжать плавающие суда бочками с водой. Такое разложение морской воды с помощью северного флюида является одной из необходимых предпосылок новых актов творения на море; они дадут множество обслуживающих человека амфибий для кораблей и рыбной ловли взамен страшных легионов морских чудовищ, которые будут уничтожены излиянием северного флюида и тем разложением, которое произойдет в морях. Смерть очистит океан от этих мерзких тварей, от этого прообраза наших неистовых страстей, находящих свое отображение в ожесточенных войнах этих чудовищ. Их внезапно застигнет смерть, подобно тому, как гнусные нравы цивилизованных, варваров и дикарей сразу исчезнут, уступив место добродетелям, которые восторжествуют, будут в почете при комбинированном строе и станут путем к богатству и наслаждениям.

N.В. Каспийское море и другие соленые внутренние моря, например, большое Аральское озеро, озера Заре, Эльтон, Мексиканское и даже Черное море, почти изолированное от других морей, очень слабо и очень медленно приобщатся к влиянию северного флюида; до них не доберутся глубинные волны, расходящиеся от полюса по океанам и по средиземным морям. Эти бассейны получат лишь более тонкие ароматы, которые, исходя от самого Венца, распространятся в атмосфере. Благодаря этому рыбы, находящиеся в этих битуминозных резервуарах, не будут уничтожены северным флюидом, этой эманацией Венца; его небольшое количество, его медленное и незаметное проникновение даст им возможность привыкнуть к нему на протяжении двух-трех поколений, и они станут более крепкими и сильными, чем теперь в битуминозных волнах, подобно тому, как плод становится и красивее и сочнее, будучи привит на дичок.

Итак, с нарождением Северного Венца род человеческий должен будет произвести над хозяевами морей операцию, произведенную когда-то Ноем над обитателями земли, коих он взял в Ковчег по паре, подобрав тех, кого он хотел сохранить. Таким образом, во внутренние соленые бассейны, Каспийский и другие, будет занесено достаточное количество рыб, раковин, растений и иной продукции морей, которую человек пожелает сохранить и вновь водворить в океан после его регенерации. Люди выждут, пока океан будет очищен, и благодаря волнам северного флюида, бурно устремляющимся с полюса, все битумины осадятся на дно столь решительно, что застигнутые врасплох рыбы задохнутся при столь внезапном переходе. Останутся лишь полезные виды рыб – мерлан, сельдь, макрель, камбала, тунец, затем черепаха и, наконец, все виды, не нападающие на пловца; их человек постарается сохранить и водворить в моря после их очищения, гарантировав их от внезапного затопления северным флюидом, к которому они медленно и постепенно привыкнут во внутренних бассейнах. Эти виды, отнюдь не вредоносные, смогут ужиться с рыбами нового акта творения, из коих семь восьмых будут слугами человека, точно так же как и животные суши, продукт грядущих актов творения, указанных в таблице. – Шарль Фурье

Этот полюс тоже будет иметь корону, но позднее северного. – Шарль Фурье

Фредерик Уильям (Фридрих Вильгельм) Гершель (1738–1822) – английский астроном немецкого происхождения. Брат Каролины Гершель, отец Джона Гершеля. Прославился открытием планеты Уран, а также двух её спутников – Титании и Оберона. Он также является первооткрывателем двух спутников Сатурна и инфракрасного излучения. Менее известен двадцатью четырьмя симфониями, автором которых он является. – Примеч. ред.

Предположим, что какая-нибудь крупная комета по размерам равная Юпитеру, находится в периоде оплодотворения, на ступени превращения в планету; она постарается занять место в ряду и закрепиться в какой-либо звездной системе. Если бы она приблизилась к Солнцу параллельно плану планетных орбит, она могла на обратном пути уместиться между Солнцем и Юпитером; вместо дальнейшего движения по параболе она описала бы спираль, зондируя почву и ища точки равновесия между Юпитером и Солнцем. Шествуя по спирали, она поочередно приближалась бы ко всем маленьким изолированным планетам и увлекала их за собой в качестве лун. Земля и Венера, наиболее крупные, все же слишком слабы для оказания сопротивления большому миру, оказывающему притяжение и приближающемуся к ним; а комета стала бы оказывать притяжение с того момента, как она закрепилась бы в нашей Солнечной системе.

Отныне наша маленькая Земля была бы увлечена планетой и стала луной этого самозванца, который вскоре стал бы богатейшей и самой плодородной планетой всей системы, в силу своей близости к Солнцу и множеству своих лун. Этот чужестранец привлек бы к себе Венеру, Марса, Землю и все маленькие планеты, расположенные между Солнцем и Юпитером; у него получилась бы блестящая свита в составе семи или восьми спутников, и, подобно Сатурну, появилось бы двойное экваториальное кольцо или двойной венец у обоих полюсов, так как этого рода двойное украшение присуще всем планетам, имеющим семь лун, с того момента, как их обитатели устанавливают комбинированный строй. (У Сатурна не всегда были его два кольца, и он утратит их в конце своего поприща, когда его социальный механизм вернется к строю разобщенности.) Это весьма вероятное появление в нашей системе кометы (В ту пору я не знал, что комета не может включиться в систему, пока солнце, несовершенное в части кардинальных аромов, не восстановит интегральность, необходимую для фиксации комет.) вызвало бы на нашем земном шаре чрезвычайно отрадную революцию; оно безотлагательно привело бы к новому, весьма плодотворному акту творения, который ускорил бы нарождение прогрессивных серий, крушение цивилизации и варварства. Превращение нашего земного шара в лунный мир не причинило бы никакого вреда роду человеческому; изменение в порядке чередования дней и времен года могло бы уничтожить некоторые виды животных и растений, но не самые полезные, каковы лошадь, баран и пр.: эти остались бы, умножив богатства, внезапно даруемые новым актом творения.

Новая планета стала бы для нас заменителем солнца и расточала бы лучезарный свет; помимо того у нас был бы случайный свет ее спутников, которые, вращаясь по соседним орбитам, могли одновременно быть для нас шестью лунами в момент концентрирования в полукруге нашей орбиты. Отсюда можно умозаключить, что эти большие кометы, так пугающие род человеческий, окрыляют нас надеждой и отнюдь не должны внушать ужаса, так как их водворение в нашей солнечной системе стало бы залогом нашего счастья. Эта революция – наименьшая из тех революций, которые можно предвидеть. Может случиться, что вместо одной кометы у нас появится 300400, закрепившихся возле нашего Солнца ко благу его и нашему. Это тем более вероятно, что наша система, повторяю, есть лишь астрономический осколок, который надо восполнить. Звездные системы содержат в среднем 400 планет вокруг одного солнца; наша же система содержит лишь каких-нибудь три десятка планет. Она напоминает те легионы, от которых остается лишь тень, слабый взвод, могущий служить ядром и звеном связи для массы новых новобранцев, которых ему будут посылать.

В числе небесных революций, которые могут постигнуть нашу планетную систему, одной из любопытнейших была бы дислокация Млечного пути и направление одной из его колонн в сторону нашей системы. В этом случае у нас было бы на протяжении нескольких десятилетий очаровательное зрелище: перед нами дефилировали бы светозарные легионы в составе гиперлун или звезд средней лучеиспускаемости, наподобие луны. Их прохождение согревало бы оба полюса всех наших планет, делая эти полюсы годными для возделывания, что ускорило бы новый акт творения, весьма великолепный и неоценимого значения для нас. (Это – заблуждение; их прохождение не вызвало бы новых актов творения. Эти акты творения порождаются внутренними соотношениями в системе.) – Шарль Фурье

Среди 16 первобытных рас следует различать первым долгом четыре расы разнородных:

1. Северных карликов, каковы лапландцы и самоеды.

2. Южных гигантов, как то патагонцы и др.

3. Белых от рождения, каковы беда на Цейлоне и дарьянцы в Америке.

4. Черных от рождения, каковы обитатели Гвинеи с приплюснутым лицом.

Белые и черные существовали с первого момента творения, хотя род человеческий и обладает способностью сам производить таковых. Среди этих четырех разнородных рас белолицые – единственная раса, общая обоим материкам. Эти четыре расы весьма отличны от большого количества других; двенадцать остальных примерно приближаются к общему типу; их можно назвать расами однородными. Правильное определение их прирожденных особенностей относится к исследованию органического движения, которого я не буду касаться здесь; я хочу лишь поставить в упрек робость, проявленную в этом вопросе.

Мы и по сей день видим, что ученые спорят по вопросу о том, как могла заселиться Америка; точно Бог не имел права сотворить человека в Америке, как он сотворил его в Европе. На основании различий между эскимосами с большой бородой и другими туземцами безбородыми умозаключают, что эскимосы пришли сюда со старого материка, в соседстве с которым они живут. Это заблуждение; эскимосы – туземного происхождения, как и многие другие, и различия между народами лишены случайности.

Двенадцать однородных рас распределены двумя партиями: семь из них уделены старому материку и пять Америке; если среди последних одни безбородые, а соседние с ними бородатые, в этом нет ничего удивительного; 16 рас должны были являть некоторые особенности; теория движения эти особенности укажет, их можно ясно наблюдать по всей земле.

Несмотря на нашествия, несмотря на похищение женщин и рабов и смешение, отсюда проистекающее, черты лица сохранились, и ничто не смогло стереть первоначальный тип. Самая мода не оказывает почти никакого влияния на эти изменения, и наши лица и сейчас еще сходны с лицами наций предков, портреты которых дошли до нас через три тысячелетия. Не следует приписывать случайности или революциям эти расовые особенности; в них, как и во всем разнообразии творения, надо усматривать следствие теории распределения, понять которую нам еще не удалось. Эту теорию мы найдем в законах органического движения.

Прошу прощения у сочинителей басен, выводящих род человеческий из единого ствола; надо идти вразрез с очевидностью, чтобы полагать, что выпуклое лицо у сенегальца и приплюснутое у китайца; что калмыки, европейцы, патагонцы и лапландцы – отпрыски единого древа. Бог устанавливает во всех видах продукции различные оттенки по сериям восходящей и нисходящей. Почему бы, создавая род человеческий, Он отступил от порядка, которому следует во всех своих творениях, от небесных тел до насекомых? – Шарль Фурье

В одном из экземпляров Фурье упоминает еще три обстоятельства: 6) отсутствие национального соперничества, 7) незнание семьи, 8) любовное единение (unite amourese). – Примеч. ред.

Агарь – египтянка, рабыня, служанка Сарры во время бездетности последней, ставшая наложницей Авраама и родившая ему сына Измаила. Когда Исаак, сын Авраама от Сарры, стал подрастать, Агарь вместе с Измаилом по настоянию Сарры были изгнаны из дома Авраама (Быт 21:1-21). Агарь ушла на юг, поселилась в Аравийской пустыне, где Измаил впоследствии стал родоначальником арабских племён, прозванных измаильтянами (по его имени) и агарянами (по имени его матери). В качестве матери Измаила, традиционно считающегося прародителем арабов, Агарь занимает важное место в арабских преданиях. В арабской литературе сохранилось много легенд об Агари, в живописи сцена изгнания Агари и Измаила из дома Авраама многократно воспроизводилась художниками всех времён. – Примеч. ред.

Гийом Тома Франсуа Рейналь (1713–1796) – французский историк и социолог, представитель Просвещения. В 1770 г. в Амстердаме вышло в свет самое известное сочинение Рейналя «Философическая и политическая история о заведениях и коммерции европейцев в обеих Индиях». В 1781 году «История обеих Индий» была осуждена французским парламентом на сожжение, автор подлежал аресту. Не дожидаясь пленения, Рейналь бежал в Англию, затем в Пруссию. Находясь в изгнании, он объездил много стран. В литературе часто встречаются сведения о посещении Рейналем в этот период и Российской Империи, где он был удостоен аудиенции Екатерины II. Но существует и иное мнение, так, исследователь Мезин С.А утверждает, что данный эпизод биографии Рейналя не достоверен. – Примеч. ред.

Выделение, нечего сказать, лестное для голландцев, и характеризует «торговый дух». – Шарль Фурье

Отрицательное отношение Фурье к китайцам и евреям вытекало из его острейшей ненависти к торговле, к патриархальной тирании, к язвам и порокам капитализма. Эта неприязнь не помешала ему включить Ротшильда в список «кандидатов» первого опытного фаланстера и предлагать ему «восстановление иудейского царства». – Примеч. ред.

«Основные черты первого переходного периода – гарантизма он намечал следующим образом. Частная собственность существенно не видоизменяется, но подчиняется коллективным интересам и контролю. Возникают частичные ассоциации, объединяющие группы семей для совместного труда, а также питания, отдыха и т. д. В этих ассоциациях труд постепенно теряет черты капиталистического наемного труда. Экономическое неравенство сохраняется, но при гарантизме «богачи обладают полным и обеспеченным счастьем лишь соразмерно с гарантиями соответствующих средств к существованию и наслаждений для бедных каст». Конкуренция контролируется обществом, становится правдивой и простой. Предпринимаются большие социальные работы, в частности ликвидируются трущобы, производится перестройка городов. Как и все утопии Фурье, гарантизм не требует широких изменений в политическом устройстве, оп может начаться при монархии абсолютной и конституционной, при республике и любом другом строе». (Аникин А. Юность науки: Жизнь и идеи мыслителей-экономистов до Маркса. М.: Политиздат, 1975).

Отмена рабства была результатом заказа феодального строя. Установление этого строя было делом случая, а не результатом философских исследований, философы всегда проповедовали предрассудки или опрометчиво их опрокидывали, без подготовительных мер, что еще хуже, чем их поддерживать. – Шарль Фурье

Народ, представляющий смесь цивилизации и варварства, по существу – нелепость. – Шарль Фурье

Три силы – конкурирующие, соперничающие и независимые – влияют на его развитие: дети, женщины и мужчины. Я помещаю мужчин в третий ранг, потому что тяготение устанавливается от слабого к сильному, иными словами – силою вещей, обусловливающей производственное притяжение, дети будут притягиваться сильнее, чем отец и мать, и женщины сильнее мужчин; при комбинированном строе главный импульс труда будет исходить от детей, а затем наступит очередь женщин, которые будут вовлекать мужчин в производство. Я не вдаюсь в подробное объяснение этих непонятных положений: они дают предчувствовать, что механизм притяжения будет идти вразрез с общепринятыми взглядами цивилизованных. Да и может ли быть иначе, когда нет ничего более противоестественного, чем цивилизация! – Шарль Фурье

Я беру парижский фут отнюдь не произвольно, но в качестве естественной меры: он равняется 1/32 высоты столба воды в нагнетательных насосах. Парижский дюйм и парижская линия – тоже подразделения естественной меры; согласно правилам естественной экономии, оперировать при исчислениях (pour agents de numeration) надо такими числовыми величинами, которые содержали бы наибольшее количество общих делителей в наименьшей сумме единиц. Таким образом, при выборе следовало бы остановиться на 12 и его степенях. Ученые сходятся на этом, хотя обычай и отдает предпочтение числу 10, очень неудобному для исчисления, так как 10 и 14 из всех четных чисел наименее поддаются подразделению. Это число 10 может нравиться цивилизованным, которые придерживаются в большей мере навыков, чем рассудка, и усматривают непреодолимые помехи для каждого разумного новшества. Но когда все способы сношения, как то: язык, мера, исчисление и т. д., будут введены на земном шаре в единую систему, тогда люди не замедлят изъять числа 10 и 9, которые в употреблении в Европе и в Татарии. – Шарль Фурье

«Унитеизм есть страсть к единству, „склонность индивида согласовывать свое счастье со счастьем всех, кто его окружает, и всего рода человеческого“; эта дополнительная страсть производит Оригиналов, людей, которым неуютно в этом мире и которые не могут приспособиться к обычаям Цивилизации; стало быть, это и есть страсть самого Фурье. Унитеизм ни в коей мере не является моральной страстью, которую можно рекомендовать (любите друг друга, объединяйтесь), поскольку единство Гармонии есть комбинация, структурная игра различий; Унитеизму противостоит именно упрощенчество, порок цивилизованного духа, „использование разума при отсутствии чудесного, или чудесного при отсутствии разума“; упрощенчество „помешало бы Ньютону открыть систему природы, а Бонапарту – завоевать мир“. Упрощенчество (или тоталитаризм, или монологизм) в наши дни можно считать либо цензурой Потребности, либо цензурой Желания; на что в Гармонии (в Утопии?) могла бы ответить наука, сочетающая потребность с желанием». (Барт Р. Сад, Фурье, Лойола. М.: Праксис, 2007. С. 135).

«… кроме того, что он был социалистом, то есть представителем определенной линии политической мысли, он был еще и безумцем, и метафизиком, то есть философом, очень склонным к числовой мистике. Будучи сам немножко педантом, он очень любил считать. Он разделил человеческие страсти на двенадцать основных, потом строил и подсчитывал возможные из этих двенадцати страстей комбинации. Но кстати, здесь существуют два следствия. Одно – лингвистическое следствие, потому что, делая очень дробную классификацию, подсчитывая что-то, мы должны называть элементы классификации словами, а язык наш беден, и приходится изобретать слова. И он изобретал фантастические, очень красивые слова […] Просто очень интересно. Особенно в одной его книге, которая долгое время оставалась неопубликованной […] Добродетельные, просто до ужаса пресные ученики Фурье (сам Фурье был безумец, а ученики, будучи тоже революционерами, были при этом очень, так сказать, порядочными людьми, „поджатогубиками“) ужасно стеснялись этого манускрипта […] Манускрипт был опубликован где-то, может быть, в шестьдесят втором году в Париже (в 1967 г. в издательстве «Антропос» – примеч. ред.) Он называется «Новый любовный мир» – толстенная книга в четыреста страниц, где Фурье применил все принципы своей философии, в том числе и серийный принцип комбинаций возможных человеческих страстей. Он применил все это к любовным отношениям и в итоге получил очень забавные, смешные, веселые вещи, потому что ведь самое прекрасное зрелище – это, вообще-то, зрелище человека, идущего до конца в возможностях мысли или желания. […] Для Фурье богатством отношений было, в том числе, и отношение любовное, и потом, у него есть прекрасные рассуждения о всяких страстях и прочее, есть фантастическое, просто невиданное описание полигамических оргий, причем при словесно-количественной мании он ведь должен каждое сочетание, позицию как-то называть, и у него, повторяю, просто фантастические названия». (Мамардашвили М. Очерк современной европейской философии. М.: Прогресс-Традиция, 2010. С. 307–309).

Три высшие страсти Фурье практически не упоминает в этой книге, но он весьма подробно описывает их в работе «Новый промышленный и общественный мир или изобретение метода привлекательной и естественной индустрии организованной по сериям построенным на страстях» (М.: Соцэкгиз, 1939 г):

«…Это созвучие устанавливается при посредстве трех малоизвестных и оклеветанных страстей, которые я назову: 10) кабалист, 11) папийон и 12) композит.

Они должны установить гармонию страстей внутри и извне, в их внутренней и внешней игре…

Кабалист, или дух партий, – это мания интриговать, чрезвычайно сильная у честолюбцев, придворных, корпоративных организаций, коммерсантов и светских людей. Отличительной чертой интриги всегда было сочетание расчетливости со страстью: у интригана все построено на расчете: жест, взгляд, все обдуманно и, однако, быстро… Этот пыл десятой страсти, называемой кабалист, является, таким образом, рассудочным и образует контраст со слепым стремлением порывов, характерным для 12-й страсти – композит. Каждая из этих двух страстей стимулирует группы промышленной серии посредством двух противоположных импульсов. Кабалист является для человеческого разума потребностью столь властной, что, за отсутствием реальных интриг, он жадно ищет искусственных – в игре, в театре, в романах. Если вы соберете компанию, то нужно им создать искусственную интригу, засадив их за карты или выдумав какой-нибудь предвыборный заговор. Главное свойство страсти кабалист в механизме серии – возбуждать разногласия или соперничество между группами родственного характера, чтобы оспаривать пальму первенства и влиять на исход голосования.

Страсть папийон приводит к равновесию между телесными и духовными способностями, что является залогом физического здоровья и развития ума. Только она может создать то всеобщее доброжелательство, о котором мечтают философы; поэтому, если участники какой-нибудь работы рассеяны в сотне других групп, то в силу этого состояния получается, что каждая группа имеет друзей во всех других группах. В механизме строя Цивилизации мы наблюдаем как раз обратное: каждая профессия равнодушна к интересам других профессий, а часто даже враждебна им.

Страсть папийон является мудростью с оттенком сумасшествия; то же самое можно сказать о двух других страстях. Эти три страсти чрезвычайно активны у детей, у нейтрального пола, который, будучи лишен двух страстей, называемых низшими сердечными страстями, половой любви и отцовской любви, с большим увлечением отдается трем механизирующим страстям: поэтому мы видим, что дети склонны к интриге, к экзальтации и к непостоянству даже в играх, которые никогда не продолжаются свыше двух часов без перемен.

…Одиннадцатая, так называемая папийон – страсть к порханию – потребность разнообразить свои наслаждения, порхать от одних удовольствий к другим, …страсть двенадцатая, так называемую композит, потребность упиваться одновременно двумя наслаждениями, сочетание которых поднимает опьянение на ступень экзальтации.

Кабалист и композит представляют совершенный контраст: первая – порыв умозрения и рассудка; вторая – порыв слепой, состояние упоения и воодушевления, рождающихся под влиянием чувственных и духовных наслаждений, испытываемых одновременно…

Резюмируя сказанное, приходим к заключению, что три органических импульса серий:

страсть кабалист, или рассудочный порыв,

страсть композит, или слепой порыв,

страсть папийон, или мания разнообразия,

настолько идентичны с тремя рычагами компактной последовательной расстановкой групп, разделением труда и короткими сеансами по выбору, что можно с таким же успехом обосновать теорию импульсов или рычагов, потому что одно порождает другое: действие этих шести двигателей в страстной серии нераздельно». – Примеч. ред.

«Андромаха» – трагедия в пяти актах, произведение французского драматурга Жана Расина. Написана Александрийским стихом. Премьера «Андромахи» состоялась 17 ноября 1667 года в Лувре, в присутствии Людовика XIV. – Примеч. ред.

Жан Расин. «Трагедии». Перевод И.Я. Шафаренко и В.Е. Шора. Новосибирск: Наука, 1977.

Кодекс Наполеона или Гражданский кодекс – фундаментальный законодательный акт Франции, представляющий собой масштабную кодификацию гражданского права и давший мощный толчок для последующего кодификационного процесса во многих странах мира. Разработан и принят в начале XIX века по инициативе первого консула Французской республики Наполеона Бонапарта и действует с изменениями и дополнениями вплоть до наших дней. Целью составления Кодекса была замена действовавшего во Франции хаотичного и разрозненного массива источников гражданского права, включавшего как правовые обычаи, так и различные нормативные акты. Состоял из трёх (в настоящее время – из пяти) книг, содержащих выстроенные по институционной системе правовые нормы о статусе физических лиц, брачно-семейных отношениях, вещах, наследовании и обязательствах. – Примеч. ред.

Штат Огайо был принят в состав США 1 марта 1803 г. («Теория четырех движений» опубликована в 1808), а дикари, о которых пишет Фурье вполне могли быть индейцами племени шауни, которые вели безуспешную борьбу с американцами под руководством вождя Текумсе. – Примеч. ред.

Скорее всего, имеется в виду Селим III (1761–1808) – султан Османской империи, сын султана Мустафы III. Пытался модернизировать страну, опираясь на европейские примеры, но был свергнут янычарами. – Примеч. ред.

См.: Плиний Старший. De Vedio Pollione. (О Ведии Полионе). «Однажды священный Август обедал у Ведия Полиона. Один из его слуг разбил хрустальную чашу. Ведий приказал, чтобы его схватили и умертвили необычной смертью – бросили к огромным муренам, которых он содержал в пруду (бассейне). Вырвавшись из рук, молодой раб бросился искать защиты к ногам Августа, чтобы быть умерщвлённым иначе, нежели быть пищей. Август был взволнован необычностью жестокости и приказал, отослать раба, а все хрустальные чаши разбить и бросить в пруд». – Примеч. ред.

Последние строки этого абзаца со слов: «Венера» и до конца в одном из аннотированных Фурье экземпляров вычеркнуты. – Примеч. перев.

Песнь Симеона Богоприимца (Nunc dimittis, «Ныне отпущаеши…») – приводимые в Евангелии от Луки слова Симеона Богоприимца, которые он произнёс в Иерусалимском Храме в день Сретения (Лк. 2:29–32). Песнь вошла в состав богослужебных песнопений христианских церквей (Православной, Католической, Англиканской и ряда древневосточных). – Примеч. ред.

«Единственное произведение с мистическими идеями, из которого Фурье несомненно заимствовал идею о космогонии, основанной на принципе всемирной гармонии, и веру в одушевленность миров, – это знаменитое большое сочинение Кеплера «Гармония мира» которое было у Фурье в личной библиотеке». (Зильберфарб И. Социальная философия Шарля Фурье и ее место в истории социалистической мысли первой половины XIX века. М.: Наука, 1964. С. 27).

Я всегда буду укорять их в этом. – Шарль Фурье

Анахарсис (ок. 605–545 гг. до н. э.) – скиф, сын царя Гнура, брат царя Савлия и Кадуита. Прибыл во времена Солона в Афины, где встречался с самими Солоном и с другим знатным скифом Токсаром, который был известен в Афинах как врач и мудрец, позже путешествовал по другим греческим городам. Диодор Сицилийский и Диоген Лаэртский указывают, что он вместе с другими мудрецами посещал лидийского царя Крёза, которого персы считали советником по Скифии. Анахарсис прославился как мудрец, философ и сторонник умеренности во всём, его причисляли к семи мудрецам и ему приписывались многие разумные изречения и изобретения. – Примеч. ред.

Социальный компас. Это наименование как нельзя больше подходит к прогрессивным сериям, так как это мероприятие, столь простое и столь легкое, разрешает все мыслимые проблемы социального счастья; этого одного достаточно, чтобы руководить человеческой политикой в лабиринте страстей, как магнитной иглы достаточно, чтобы вести судно во мраке в бурю среди безграничных морских просторов. – Шарль Фурье

Линьон – маленький приток Луары, прославленный в романической пасторали XVII века. Главный персонаж – Селадон, томящийся и вздыхающий по возлюбленной на берегу Линьона. – Примеч. перев.

Памела – главный персонаж сентиментального романа Ричардсона (1740 г.). – Примеч. перев.

Агнеса – главный персонаж комедии Мольера «Школа женщин». Употребляется как имя нарицательное для характеристики наивной глупости. – Примеч. перев.

Исключением является случай, когда благодаря браку человек сильно богатеет; но и при наличии свободы и прогрессивного хозяйства тоже имеется возможность достигнуть благосостояния с помощью любовных связей. Что касается других наслаждений, то брак не приносит ни единого, которого нельзя бы было еще легче приобрести при социетарном строе, где люди преклонных лет имеют широкую возможность отдаваться своим привязанностям, не рискуя вероломством и не навлекая на себя насмешек, обрушиваемых на пожилых людей цивилизованными и вынуждающих старцев относиться безразлично ко всему. – Шарль Фурье

Термин гарем применим лишь к большим городам, где любой молодой человек со вкусом и состоянием подбирает гарем лучше султана. У него бывают одалиски трех категорий: честные женщины, мещанки и куртизанки. Вот почему, живя в крупном городе, молодые люди питают отвращение к брачным узам; а в городах, полных скуки и морали, каковы города швейцарские, они брака не боятся. – Шарль Фурье

Говоря откровенно, не завидна при цивилизации роль отца, имеющего дочерей на возрасте. Допускаю, что отцовская любовь заставляет их закрывать глаза на гнусность подлащивания к женихам; во всяком случае им знакомы тревоги и неприятности этой роли. Переобремененные дочерьми отцы должны усиленно жаждать нового строя без брака и без необходимости искать жениха дочери. Как же благодарны должны они быть тому, кто такой строй изобретет! – Шарль Фурье

Жуирование – эпикурейство, наслаждение. – Примеч. ред.

«Фурье говорил (и это есть основа всей утопии любовного мира), что величайший предрассудок – считать, что каждой единице человеческого тела присуща душа. Для того чтобы была единица человеческой души, нужно минимум 1452 (если я точно помню цифру, а это невозможно запомнить) – допустим, 1460 индивидов. То есть общением и взаимодополнением – или, соприкасаясь друг с другом, как фацеты, они составят единицу души. Безумная идея. Но безумно в ней только числовое выражение. А суть дела страшно интересна. И эта суть дела интересовала и Пруста. Пруст все время знал, что имеет дело с реальностью более широкой, чем индивид. В каком смысле – индивид? В смысле наглядного, видимого нами носителя души. А эта наглядность – иллюзия, говорит Пруст. Иллюзия, говорит Фурье. Фурье из этого строит целую систему того, какими могут быть, например, наши любовные отношения. Раз мы можем реализовываться лишь фацетами, разворачивая фацеты в таком пространстве, то, конечно, максимум реализуемых отношений есть максимум развития […] И вы, конечно, понимаете, что моногамная любовь (как институт) невозможна для Фурье. Это противоречит тому, как устроена наша душевная жизнь. Как устроен человек на самом деле, а не так, как мы видим или нам кажется, что мы видим. Мы видим, что есть тело, и, следовательно, у него есть единица души, а это неправда. Следовательно, это пространство прилегания, фацетное разворачивание в нем наших сил, может отсутствовать или, наоборот, может закупоривать наши возможности. Пример такой закупорки Фурье приводит совершенно фантастическим образом из российской истории. Знаменитый пример Салтычихи. Он фигурирует у Фурье (был процесс, и это было в газетах, естественно, а Фурье жил в цивилизованной стране, куда известия даже из России поступали) как пример превращенного движения человеческих страстей. У Фурье даже зачатки психоанализа есть: когда страсть не получает нормального канала, она находит другие каналы и выражения. Он говорит, что явно же Салтычиха любила свою крепостную. Но поскольку даже слова такие отсутствовали в ее языке, в ее голове (она даже не могла иметь это слово, чтобы назвать, свое состояние), и более того, поскольку социальные формы были таковы, что они полностью исключали какую-либо реализацию этого чувства, то лесбийская любовь к крепостной женщине выражалась в виде такой жестокости. Стоит нам узнать свои желания, как из мира исчезнут насилие, жестокость и т. д.». (Мамардашвили М. Психологическая топология пути. М.: Фонд Мераба Мамардащвили, 2014. С. 309–310).

Установление 7-го периода, а не Гармонии. – Шарль Фурье

«Фаланстер … оказал значительное влияние на историю городского проектирования, пусть и не строго в том направлении, что представлял себе Фурье. Он предложил архитектурный прототип (измененный и лишенный многих социальных черт, особенно относящихся к сексуальным и социальным отношениям) для множества экспериментов промышленников с коллективными и кооперативными формами проживания, такими как cities ouvrieres, предпринимавшихся в ранние годы Второй империи. Но фаланстер не предлагал альтернативного городского плана для перестройки тела городской политики как целого. Схемы Фурье были слишком обременены ностальгией по некоему утерянному прошлому и слишком ограниченные, чтобы предложить реальный план реконструкции такого города как Париж». (Harvey D. Paris, Capital of Modernity. NY.: Routledge, 2006. P. 82).

Чтобы судить о разнообразии и прелести пестрого состава сотрапезников из различных триб, надо знать любовные и производственные отношения седьмого периода, описание которых заняло бы здесь слишком много места. – Шарль Фурье

Этот период отличен от гармонии и по строю любовных отношений и по строю домашнему. – Шарль Фурье

«Жорж Дандéн, или Одураченный муж» – трёхактная театральная комедия Мольера с балетом Люлли, созданная в Версале 18 июля 1668 года и показанная публике в театре Пале-Рояль 9 ноября того же года. Главный персонаж Данден стал синонимом простака, попавшего впросак и страдавшего оттого, что его неразумные желания были исполнены. Фраза «Ты этого хотел, Жорж Данден!» («Tu l’as voulu, Georges Dandin!») из этой пьесы стала крылатой. – Примеч. ред.

Аргус (точнее Аргос или Арг), прозванный Паноптес, то есть всевидящий – в древнегреческой мифологии многоглазый великан; в переносном смысле – неусыпный страж. Сын Арестора (по Ферекиду), либо (по Асклепиаду) сын Инаха, либо (по Керкопу) сын Аргоса и Исмены, либо (по Акусилаю и Эсхилу) сын Геи, либо сын Агенора. – Примеч. ред.

Франциско Санчес (около 1550–1623) – португальский и французский врач и философ, крупнейший представитель французской скептическоймысли XVI века. Изучал медицину в университете в Монпелье и в Тулузском университете, где получил звание доктора медицины. В дальнейшем профессор Тулузского университета, преподавал философию и медицину, и как практикующий врач, заведовал больницей в Тулузе. В сочинении «О том, что ничего не известно» (лат. Quod nihil scitur, 1581) рассмотрел способы достижения достоверного знания, подверг критике методы схоластики и сделал вывод о важности экспериментальных исследований. – Примеч. ред.

Имеется в виду Маконский собор 585 г., собравший епископов Бургундии. «На этом же соборе поднялся кто-то из епископов и сказал, что нельзя называть женщину человеком. Однако после того как он получил от епископов разъяснение, он успокоился. Ибо священное писание Ветхого Завета это поясняет: вначале, где речь шла о сотворении Богом человека, сказано: „…мужчину и женщину сотворил их, и нарек им имя Адам“, что значит – „человек, сделанный из земли“, называя так и женщину и мужчину; Он обоих назвал человеком. Но и Господь Иисус Христос потому называется сыном человеческим, что Он является сыном девы, то есть женщины. И ей Он сказал, когда готовился претворить воду в вино: „Что Мне и Тебе, Жено?“ и прочее. Этим и многими другими свидетельствами этот вопрос был окончательно разрешен» (св. Григорий Турский. История франков. 8,20). – Примеч. ред.

«Фурье и Сен-Симон двумя небольшими фразами, в сущности, создали основу для переворота в общественных представлениях о назначении женщины. Они вышли за пределы суждения о „природном назначении пола“, нисколько не посягая на последнее и не оспаривая его. Тем самым появилась возможность говорить о том, что помимо прокреативных, природных функций у женщины могут быть еще и другие – социальные, гражданские функции и что, взятые воедино, они способны не отрицать, а дополнять друг друга. Отныне в споре о женском равноправии была пробита брешь – речь стали вести уже не только о „естественном“, но еще и о социальном праве женщины, праве на свободу, образование, труд. Этот теоретический фундамент упрочил позиции феминизма. Он стал разнообразным по форме и содержанию». (Айвазова С. «Симона де Бовуар: этика подлинного существования». В кн.: де Бовуар С. Второй пол. Этика подлинного существования. СПб.: Алетейя, 2015. С. 12).

С момента открытия острова Таити испанцами в 1606 г. остров стал известным как райское место «свободной любви». Навстречу командам причаливавших здесь кораблей обычно выходили обнажённые таитянки, считавшие гостей «богами» и охотно вступали в связь с последними. Аборигенами использовался распространенный издавна в Полинезии обычай т. н. «гостеприимной проституции». Устраивались театрализованные представления тимароди с элементами оргии, местные девушки и женщины охотно вступали в связь с матросами. – Примеч. ред.

Упрек в самомнении относится не к французской нации в целом, но лишь к отдельным лицам; нация в целом грешит противоположным пороком – неверием в свои силы; она считает неосуществимым любое возложенное на нее начинание; слово невозможно звучит во Франции из всех уст, французов следовало бы назвать нацией невозможных. Французы удивляются иностранцам и лишь их почитают; иностранный ученый или артист во Франции ценится вдвойне. Никакая другая нация не умаляет до такой степени заслуг великих людей при их жизни; Франция – ад для ученых. Не так обстоит дело с другими странами: они обожествляют все произведенное в отечестве. В Германии писателя возвеличивают еще при жизни; достаточно малейшего успеха, чтобы к имени его прибавляли эпитет знаменитый. Что касается французской нации, то, будучи далека от самомнения, она любит поклоняться и подражать порокам чужестранцев; еще в 1787 г. старый королевский двор, подражая пруссакам, собирался ввести в практику военной дисциплины благородный обычай палочных ударов. А сколько смешных мод заимствовали мы у англичан, к которым питал пристрастие двор! Французы скромны даже на войне, где многочисленные успехи могли бы развить в них самомнение. Примером тому последняя прусская кампания, с сопутствующим ей неприличным бахвальством. Послушать берлинские газеты – можно подумать, что одного появления, одного дуновения прусских легионов достаточно для уничтожения французской армии; а эта последняя продвигалась вперед без всякой шумихи, без какого бы то ни было бахвальства французских газет. Это – уже достаточный показатель того, что французской нации не свойственно самомнение; наоборот, она не верит в себя и склоняется перед иностранцами. Нет другого народа, столь гостеприимного и честного в отношении побежденного врага. Лишь отдельные лица обладают самомнением, говорят самонадеянным тоном, имеют обыкновение глумиться над другими и играть словами. Чем объяснить этот контраст меж самонадеянным характером отдельных лиц и скромным, гибким характером нации? Мне известны и причина и средство исцеления. Но здесь распространяться об этом не место.) – Шарль Фурье

Повторяем, что намечаемые ниже мероприятия не знаменуют еще гармонии, а относятся к периодам шестому и седьмому, промежуточным меж гармонией и цивилизацией. – Шарль Фурье

«Фурье был сторонником свободной любви, но считал возможным, после полного осуществления гармонии, вводить ее лишь постепенно, на протяжении жизни двух – трех социетарных поколений. В „опытной фаланге“, и в первый период развития нового общественного строя свобода любви, полгал он, будет ограничена, но это не помешает развитию всех прочих страстей, и потому не может быть препятствием для успехов социетарного режима». (Зильберфарб И. Социальная философия Шарля Фурье и ее место в истории социалистической мысли первой половины XIX века. М.: Наука, 1964. С. 141).

Нинон де Ланкло (1615/1623-1705) – французская куртизанка, писательница и хозяйка литературного салона. Прославилась своей красотой, необычайным остроумием, а также тем, что сохраняла свою необыкновенную привлекательность практически до самой смерти на девятом десятке. Де Ланкло – символ образованной и независимой женщины, царицы парижских салонов, сочетавшей ум и сердце, пример эволюции нравов XVII и XVIII вв. – Примеч. ред.

Девицы comme il faut претерпевают страшное и жалкое притеснение: тут же, у них под носом, мещанки забавляются и баюкают себя любовью, им запрещаемой. Откуда такая пестрота нравов при цивилизации и какие доводы могут привести философы против распространения на всех этой свободы любви, дающей лишь положительные результаты в той категории женщин, которая ею пользуется? – Шарль Фурье

«Выгони природу силой, она, однако, снова вернется». Цитата из посланий Горация (I, 10, 24). – Примеч. ред.

Агнес – женское имя, происходящее из др. – греч., означающего «чистая» или «святая». Латинизированная форма греческого имени – Хагнес, женский род от Хагнос, означает целомудренная или святая. В русском языке имя существует также в виде имён Агния и Агнесса. Здесь имя нарицательное. – Примеч. ред.

«Конечно, в описаниях любовной политики гармонийцев у Фурье много непоследовательности, его критика института брака далеко не во всем справедлива, по одна мысль особенно настойчива: любовь – великая сила, для создания изобилия на земном шаре, для построения общества Гармонии следует подчинить производству все пружины человеческих страстей, и в первую очередь ее. Не забудем также, что, создавая свой гимн свободной любви, Фурье преследовал и чисто практическую цель: рекламой свободной любви привлечь молодых людей к созданию опытной ассоциации.

Его теория освобождения женщины и проект свободной любви вызвали возмущение читателей. Этого и следовало ожидать. Ведь автор расшатывал все устои морали современного ему общества. Если бы из всего, что написал Шарль Фурье, осталось лишь то немногое, что им сказано о положении женщины, браке и любви, то и тогда он по праву мог бы войти в историю европейской мысли как выдающийся борец за освобождение женщины.

Один из первых биографов Фурье, Шарль Пелларэн, считает возможным предположить, что творец социетарной системы был недалек от идеала человека, который он создает для гармонийца, участника залов любовного ухаживания, желающего быть допущенным к посещению корпорации весталок. Трудно сказать, насколько это предположение соответствует истине. Ни воспоминаниями современников, ни записками самого Фурье о его интимной жизни мы не располагаем». (Василькова Ю. Фурье. М.: Молодая гвардий, 1978. С. 114).

Адюльтер объявлен преступлением, и, однако, мужчина пользуется в порядочном обществе уважением прямо пропорционально количеству его прелюбодеяний, всем известных и афишированных. Люди с восторгом восхваляют какого-нибудь Ришелье или Алкивиада, соблазнившего множество замужних женщин; а мужчину, который, повинуясь законам и религии, сохраняет целомудрие до брака, высмеивают. Но в вопросе адюльтера, как и в вопросе дуэли, противовесом закону служит общественное мнение, благосклонно относящееся к любовным махинациям и даже к бесстыдству. Когда девушка родит ребенка без санкции муниципалитета, это считается мерзким, ей вменяют это в вину, хотя бы она и оставалась верна своему любовнику; между тем, сопоставьте поведение этой молодой девушки с поведением честных женщин. Кого именуют во Франции честной женщиной? Даму, которая имеет трех мужчин одновременно: мужа, любовника и прежнего друга, возвращающегося время от времени, чтобы воспользоваться своими старыми правами на началах друга дома; это не считая мимолетных прихотей. И при таком образе жизни ее аттестуют честной. Я далек от хулы на развлекающихся дам, но скажу, что им никогда не иметь того количества любовных связей, какое бывает у их мужей до и после брака. Общественное мнение, несправедливое до комизма, до комизма же противоречиво; примером может служить отношение к беременным девушкам. Им вменяют в преступление, с одной стороны, беременность, с другой стороны, произвольный аборт, однако если придавать значение честному имени, то приходится принимать меры к спасению чести путем уничтожения следов своей слабости. Таким образом, не девушка достойна порицания за аборт в начале беременности, когда зародыш в сущности говоря еще не живет, а достойно посмеяния общественное мнение, согласно которому столь невинный факт, как зачатие младенца, губит честь девушки. В Швеции подход к этому вопросу гораздо более разумен, чем в остальной Европе; там беременность не считается для девушки позором; больше того, в Швеции хозяин не имеет права рассчитать домашнюю работницу за беременность, при отсутствии другого проступка. Обычай очень разумный для страны со слабой плотностью народонаселения. Но что за смысл распространяться о смехотворности наших взглядов? Сами проповедники ни в грош не ставят своих суждений; не видя возможности примирить цивилизацию и разум, они усвоили на этот счет тактику шарлатанов: они восхваляют до небес свою цивилизацию. На самом деле она не стоит выеденного яйца. Философы, надо думать, чуяли это, говоря нам, что цивилизованное общество есть совершенствование совершенствуемой способности к совершенствованию. – Шарль Фурье

Ликург – древнеспартанский законодатель, которому древние писатели единогласно приписывают политическое устройство, господствовавшее в Спарте в течение нескольких веков. – Примеч. ред.

Мария Терезия Вальбурга Амалия Кристина (1717–1780) – эрцгерцогиня Австрии, королева Венгрии с 25 июня 1741, королева Богемии с 20 октября 1740 (имела эти титулы лично, по наследству). Супруга, а затем вдова Франца I Стефана Лотарингского, избранного императором в 1745 году. Основательница Лотарингской ветви династии Габсбургов. Царствование Марии Терезии – время Просвещения и активных реформ. Она входит в число представителей династии, пользовавшихся наибольшей популярностью. – Примеч. ред.

Мари де Рабютен-Шанталь, маркиза де Севинье (1626–1696) – французская писательница, автор «Писем» – самого знаменитого в истории французской литературы эпистолярия. – Примеч. ред.

«Девять первых страстей коренятся в классической психологии, но три последних, формальные, являются фурьеристским изобретением. „Диссидента“ (или Кабалистика) – это отрефлектированный пыл, страсть к интригам, мания подсчета, искусство эксплуатировать различия, соперничества, конфликты (мы без труда признаем здесь параноическую текстуру); это наслаждение для придворных, женщин и философов (интеллектуалов), и поэтому эту страсть можно назвать и Умозрением. „Композита“ (по правде говоря, очерченная гораздо менее резко, нежели соседствующие с ней) есть страсть к переполнению, к восторгу (чувственному или возвышенному) перед размножением; ее можно называть Романтикой. „Варианта“ (или Чередование, или Порхание) есть потребность периодического варьирования (каждые два часа менять занятие, удовольствие); если угодно, это диспозиция субъекта, которая устойчиво не инвестируется в „должный объект“: страсть, мифическим олицетворением которой можно считать Дон-Жуана; индивиды, непрестанно меняющие ремесла, мании, любовь, желания; нераскаявшиеся ловеласы, неверные мужья, ренегаты, люди, подверженные смене настроения, и т. д.: страсть, презираемая при Цивилизации, но Фурье ставит ее очень высоко; именно она позволяет стремительно „пробегать“ сразу по нескольким страстям и, подобно проворной руке на фортепьяно для нескольких исполнителей, вызывать гармоничную вибрацию (настал удобный случай сказать это) великой целостной души; фермент перехода всего во все, последняя страсть одушевляет разновидность счастья, приписываемую парижским сибаритам, искусство жить хорошо и быстро, разнообразие и нанизывание удовольствий, стремительность движения (вспомним, что для Фурье смысл жизни господствующего класса представляет собой саму модель счастья)». (Барт Р. Сад, Фурье, Лойола. М.: Праксис, 2007. С. 133).

Прадон (1630 или 1632–1698) – французский писатель. В истории французской словесности XVII в. П. принадлежит столь же отрицательная роль, как Палиссо в XVIII в., с той разницей, что последний был гораздо талантливее. П. принадлежал к группе ярых противников Буало, вроде Котэна, Бурса, Боннкорса и др., которые, негодуя на сатирика за нападки на современные ему литературные авторитеты, обрушились на него с целым рядом полемических сочинений. Три из этих сочинений принадлежат П. – «Nouvelles remarques sur les ouvrages du sieur D***», «Le triomphe de Pradon» (1686), «Le satyrique français expirant» (1689); все они переполнены враждебными выходками, даже ругательствами по адресу Буало. По отношению к Расину П. также сыграл отрицательную роль; когда в 1677 г. должна была впервые идти на сцене «Федра», партия врагов и завистников Расина, руководимая герцогиней Бульонской, ее братом герцогом Невером, г-жей Дезульер и др., решила провалить пьесу и нашла союзника в лице П. Каким-то путем удалось разузнать некоторые подробности относительно плана и содержания трагедии, которую писал тогда Расин, и П. было поручено как можно скорее написать пьесу на ту же тему, чтобы получить возможность обвинить Расина в плагиате. Этот замысел потерпел фиаско, но интриг, подсаживания в ложи нарочно нанятых лиц и т. д., устроено было так много, что «Федра» Расина прошла на первых представлениях без успеха, а слабая трагедия П. «Phèdre et Hippolyte» вызвала шумные рукоплескания на сцене театра Guénégaud. Трагедии Прадона редко поднимаются выше посредственности; они вызвали в свое время целый ряд эпиграмм (Расина, Ж.Б. Руссо и др.), осмеивавших их педантизм, невежественность, отсутствие художественного вкуса, непонимание классической древности. Иногда тон этих эпиграмм, быть может, слишком уж беспощаден; в тех редких случаях, когда П., вместо того, чтобы соперничать с Расином, пробовал писать трагедии в духе Корнеля, создавая героические личности (напр., «Règulus»), он все же достигал известных результатов, так что иные сцены производят впечатление и теперь. (Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. СПб.: Брокгауз-Ефрон. 1890–1907). – Примеч. ред.

Франсуа-Рене Моле (1734–1802) – французский актер, игравший роли изящных светских кавалеров. – Примеч. ред.

Мадмуазель Конта (1760–1813) – знаменитая актриса из Comedie francaise. – Примеч. ред.

Марк Габий Апиций – полулегендарный древнеримский гурман и чревоугодник времён Тиберия, имя которого стало нарицательным. По утверждению Тацита, Сеян в юности «продавал свою развращённость богачу и моту Апицию». Марциал упоминает про обед Апиция с Меценатом. Сенека пишет, что Апиций растратил на кулинарные диковинки всё своё состояние, а когда у него осталась сумма, которой хватало лишь на обычную пищу, он принял яд. – Примеч. ред.

«Движущая сила всякой фурьеристской конструкции (и всякой комбинации) – не справедливость, равенство, свобода и т. д., но удовольствие. Фурьеризм есть радикальный эвдемонизм. Фурьеристское удовольствие (называемое позитивным удовольствием) очень легко определить: это чувственное удовольствие: „свобода любви, дорогая бонна, беззаботность и прочие наслаждения, о которых Цивилизованные даже не мечтают вожделеть, так как философия приучает их считать пороком желание подлинных благ“. Фурьеристская чувственность является преимущественно оральной. Конечно же, два равновеликих источника удовольствия – это Любовь и Питание, непрестанно ставящиеся в параллель; но если Фурье отстаивает эротическую свободу, то он не описывает ее чувственно; а вот фантазмы питания любовно и подробно смакуются (компоты, мирлитоны, дыни, груши, лимонады); и сама речь Фурье чувственна, она движется в словоизлиянии, энтузиазме, обилии слов, словесном гурманстве (неологизм представляет собой эротический акт, вот почему он неминуемо восстанавливает против себя цензуру педантов)». (Барт Р. Сад, Фурье, Лойола. М.: Праксис, 2007. С. 107–108).

Туаз – французская мера длины (несколько меньше русской сажени), 1,949 м. – Примеч. ред.

Магон – финикийское имя, в древности очень распространённое. Не исключено, что Фурье имеет ввиду Египетский поход Наполеона. – Примеч. ред.

«В одной восточной книге сказано, что нет лучшего средства от жажды, чем немного холодного, хорошо засахаренного компота, за которым следуют несколько глотков холодной воды. Этот совет восхищал Фурье в двух отношениях: прежде всего, из-за сочетания твердого тела и жидкости (это сам тип Перехода, Смеси, Нейтральности, Промежуточности, Сумерек); затем, из-за выдвижения компотов на уровень философской пищи (жажду и желание удовлетворяет Композиция, а не Простое).

Гармония будет засахаренной. Почему? По нескольким причинам Гармония строится с чрезмерной детерминацией (вероятный признак фантазма). Прежде всего, потому, что сахар есть противохлеб; так как хлеб является мифическим объектом Цивилизации, символом труда и горечи, эмблемой Нужды, Гармония перевернет употребление хлеба и сделает из него шифр Желания; хлеб станет продуктом чрезвычайной роскоши („один из самых дорогостоящих и бережно расходуемых видов пищи“); зато сахар сделается повседневной пищей, сахар станет хлебом. Впоследствии, потому что таким образом продвигаемый сахар соединится с фруктами в форме компота, появится Хлеб Гармонии, основная пища для народов, ставших богатыми и счастливым. В каком-то смысле вся Гармония возникла благодаря любви Фурье к компотам подобно тому, как целая жизнь человека может выйти из грезы ребенка (здесь – греза о Стране Кондитерских Изделий, об озерах из варенья, о шоколадных горах): в произведениях Фурье далекий фантазм перелицовывается в обратную сторону: целая конструкция с грандиозными разветвлениями (гармонийский строй, космогония нового мира) исходит из этимологической метафоры: поскольку компот (composita) – это композиция, воздвигается эйфорическая система Смеси; но, например: не опасен ли для здоровья сверхзасахаренный режим? Для Фурье не составляет труда изобрести противосахар, хотя тот и сам иногда сильно засахарен: „Это изобилие засахаренных блюд будет примером неудобств, когда мы сумеем исправить пагубное влияние сахара чрезвычайным изобилием ликерных вин для мужчин, белых вин для женщин и детей, кисловатых напитков, подобных лимонаду, кислоты цедры…“». (Барт Р. Сад, Фурье, Лойола. М.: Праксис, 2007. С. 154).

«Перечисления Фурье (ибо его словесный „бред“, основанный на подсчете, по сути своей относится к перечислениям) всегда имеют некую пуанту, извив, несуразную складку: „…страус, лань, тушканчик“: зачем тушканчик (la gerboise), если не для того, чтобы выставить напоказ его конечный звук, напоминающий шум плода и реки? Или вот это: „И мог ли ад в своей ярости выдумать что-нибудь хуже, чем гремучую змею, клопа, легион насекомых и пресмыкающихся, морских чудищ, яды, чуму, бешенство, проказу, венерическую болезнь, подагру и столько болезнетворных ядов? “: клоп и морские чудища? гремучая змея и венерическая болезнь? Эта несуразица имеет конечный привкус болезнетворного, пухленького и блестящего, скорее питательного, нежели похоронного, сразу и чувственного, и смешного (мольеровского), который ее и увенчивает: ведь числительное нагромождение у Фурье столь же неожиданно, как и движение головы животного, птицы, ребенка, который понял „другую вещь“: «Останутся только полезные породы, как мерлан, сельдь, макрель, морской язык, тунец, черепаха, наконец, все, кто не нападает на ныряльщика…“: чарует здесь не содержание (в конце концов, бесспорно, что рыбы – „не вредители“), но определенный прием, из-за которого утверждение вибрирует, направляясь к противоположной зоне: из какой-то зловредности, благо даря неодолимой метонимии, охватывающей слова, вырисовывается смутный образ, который – через запирательство – показывает мерлана и макрель, готовых напасть на ныряльщика…». (Барт Р. Сад, Фурье, Лойола. М.: Праксис, 2007. С. 121–122).

«Фаланстер является небольшой солнечной системой, вращающейся вокруг центрального пламени страстей. Таким образом, хотя Фурье всегда защищает индивидуума против тирании цивилизованных групп (то, что мы называем спектакулярными группами, в современном контексте), все же для него группа, в ее идеальной форме, приобретает качество абсолютности. В шутку им было сказано, что единственный грех в его системе – обедать в одиночестве. Но „ассоциация“ не может считаться формой коллективизма или коммунизма – она не является строго „эгалитарной“, как и не устраняет личную собственность и даже наследование. Более того, все тщательно продуманные титулы и чины, восторженно придуманные Фурье для социетариев, являются добровольными и исключительно церемониальными. Социетарии не живут под одной крышей с 1600 других людей по причине принуждения или альтруизма, но из-за чистого удовольствия всех социальных, сексуальных, экономических, „гастрософических“, культурных и творческих отношений которые эта ассоциация предоставляет и поощряет». (Hakim Bey. «The Lemonade Ocean & Modern Times». http://theanarchistlibrary.org/library/ hakim-bey-the-lemonade-ocean-modern-times)

Меньше 700 человек в кантоне быть не может. – Шарль Фурье

Вполне понятно, что в том случае, когда пострадавшие влюбленные принадлежат к корпусу весталов, утешать их пойдут не вакханы и не вакханки. В этом случае ту же функцию будут выполнять иные братства, юноши и девушки из сентиментального корпуса – седьмой группы любовной серии. Существует целый ряд подобного рода исключений, вдаваться в которые я не стану; это каждый должен чувствовать и помимо моих указаний. – Шарль Фурье

100

Цивилизованные скажут, что утешение, приносимое вакханками Поллуксу, ничего не даст; что, будучи сильно влюблен в Галатею, он с презрением отвергнет тех бесстыдниц, которые явятся к нему предлагать себя. Действительно, при строе цивилизации так складываются любовные отношения. Поллукс на протяжении нескольких дней отвергая бы любую другую женщину, кроме Галатеи, больше того – он вызвал бы на дуэль Пигмалиона. В варварском строе Поллукс действовал бы по-иному, он убил бы кинжалом Галатею и ждал бы случая, чтобы убить Пигмалиона. При строе дикости, или патриархата, Поллукс действовал бы опять по-иному. Мне хорошо известно, что при наших нравах Поллукс пренебрег бы вакханками и их утешениями. Но если, ссылаясь на нравы цивилизованных, вы станете порицать Поллукса за его развлечения с вакханками, то варвар точно так же будет глумиться над цивилизованным, который, видя, как похищают его возлюбленную, не вонзает в нее кинжал. Я вдаюсь в эти подробности, чтобы напомнить читателю, что в каждом социальном периоде движение страстей различно; если обычаи комбинированного строя и кажутся в некоторых отношениях странными, то прежде, чем о них судить, надо ознакомиться со всей совокупностью условий, в которых установятся нравы, столь противоположные нашим. – Шарль Фурье

101

«Преобразование труда в удовольствие является центральной идеей гигантской социалистической утопии Фурье. […] Фурье настаивает на том, что такое преобразование требует полного изменения социальных институтов: распределение социального продукта в соответствии с потребностями, выполнение функций в соответствии с индивидуальными способностями и наклонностями, постоянная перемена функций, короткие периоды работы и т. д. Но возможность „привлекательного труда“ проистекает прежде всего из высвобождения либидозных сил. Фурье предполагает существование притягательности промышленного труда, способствующей наслаждению в процессе сотрудничества. Ее основу в природе человека составляет страстное влечение, которое не может задушить оппозиция ни разума, ни долга, ни предрассудков. Это страстное влечение преследует три главные цели: доставление „наслаждения всем пяти чувствам“, формирование либидозных групп (дружбы и любви) и установление гармоничного порядка, организующего работу этих групп в соответствии с развитием индивидуальных „страстей“. Фурье ближе чем кто-либо из утопических социалистов подходит к пониманию связи свободы с нерепрессивной сублимацией. Однако в его детально разработанном проекте реализации этой идеи он перепоручает ее гигантской организации и аппарату управления и, следовательно, сохраняет элементы репрессии. Трудовые сообщества фаланстера скорее предусматривают „силу через радость“, чем свободу, придание эстетичности массовой культуре, чем ее упразднение. Труд как свободная игра не признает администрирования; только отчужденный труд поддается организации и регламентации рациональным порядком. Нерепрессивная сублимация, хотя и использует его как основу, создает свой собственный культурный порядок этой сферы». (Маркузе Г. Эрос и цивилизация. М.: АСТ, 2003).

102

При комбинированном строе люди принимают пищу пять раз в день: первый завтрак в 5 часов, второй – в 8 часов, обед – в 1 час, полдник – в 6 часов и ужин – в 9; помимо того, в промежутках бывает еда в 10 часов и в 4 часа. Такое большое количество пищи необходимо ввиду огромного аппетита у людей нового строя, где происходит непрерывное движение, без излишнего утомления. Дети, воспитанные таким образом, будут иметь железный темперамент и чувствовать приступ голода каждые 2–3 часа; ввиду тонкости блюд и искусства умело комбинировать их, пища будет быстро перевариваться. Это искусство комбинировать блюда, в котором будут упражняться люди с детского возраста, совершенно противоречит нашим принципам трезвости и рост человека достигнет в среднем 7 футов, а средняя продолжительность жизни – 144 лет. Род человеческий, достигнув такого совершенства, должен будет ежедневно потреблять в здоровом состоянии массу продуктов, равную 1/12 его собственного веса. Однако уже и сейчас можно наблюдать аппетиты еще более изумительные. У нас, во Франции, имеется человек, прозванный плотоядным: он съедает за один раз 14 фунтов сырого мяса, не говоря уже о напитках и разных блюдах. Таким образом он потребляет, примерно, 20 фунтов в день, а вес его значительно меньше 240 фунтов. Так как Творец должен был во всех направлениях дать нечто прямо противоположное комбинированному строю, то, создав солитера, он показал человеку, какого чудовищного аппетита могут достигать люди, воспитанные новым строем. – Шарль Фурье

103

Николя Буало-Депрео (1636–1711) – французский поэт, критик, теоретик классицизма. В поэме «Поэтическое искусство» сформулировал ряд догм и законов поэзии. – Примеч. ред.

104

Заменяю стихом басни Крылова стих из басни Лафонтена. – Примеч. перев.

105

Жак-Анри Бернарден де Сен-Пьер (1737–1814), – французский писатель, путешественник и мыслитель XVIII века, автор знаменитой повести «Поль и Виржини». Член Французской Академии с 1803 по 1814 год. – Примеч. ред.

106

Трапписты, официальное название «Орден цистерцианцев строгого соблюдения», – католический монашеский орден, ответвление цистерцианского ордена, основанный в 1664 году А.-Ж. ле Бутилье де Рансе, первоначально коммендатором, с 1662 аббатом цистерцианского монастыря в Ла-Траппe во Франции (откуда и название), как реформистское движение, в ответ на послабление правил и высокий уровень коррупции в других цистерцианских монастырях. – Примеч. ред.

107

Одно из (церковное) значений слова празднолюбцы – это любители церковных праздников. «Праотцев собор, празднолюбцы приидите, псаломски да восхвалим, Адама праотца, Еноха, Ноя, Мелхиседека, Авраама, Исаака и Иакова: по законе Моисеа и Аарона, Иисуса, Самуила и Давида, с ними же Исаию, Иеремию, Иезекииля, и Даниила и дванадесять, купно Илию, Елиссеа, и вся: Захарию, и Крестителя, и проповедавшыя Христа, жизнь и Воскресение рода нашего». Стихиры на стиховне воскресные. – Примеч. ред.

108

Луций Квинкций Цинциннат (ок. 519 до н. э. – ок. 439 до н. э.) – древнеримский патриций, консул 460 года до н. э., римский диктатор 458 и 439 годов до н. э. Цинциннат считался среди римлян одним из героев ранних годов Римской республики, образцом добродетелии простоты. Был в постоянной оппозиции к плебеям, сопротивлялся предложению Терентилия Арсы составить письменный кодекс законов, уравнивающий в правах патрициев и плебеев. Цинциннат жил в скромных условиях, работая на своей небольшой вилле. Из-за полулегендарного образа сведения о его жизни настолько искажены, что узнать о действительной его судьбе очень сложно. – Примеч. ред.

109

Джон Локк (1632–1704) – английский философ и политический мыслитель, разработал эмпирическую теорию познания и идейно-политическую доктрину либерализма. – Примеч. ред.

110

Этьен Бонно де Кондильяк (1715–1780) – французский философ-эмпирик. В то же время один из немногих просветителей, занимавшийся логическими исследованиями. Сотрудничал в «Энциклопедии» Д. Дидро (вероятно, принимал участие в написании статей «Система», «Анализ», «Логика» и др.). Влияние Кондильяка во Франции особенно ощущалось в кон. XVIII – нач. XIX в. Есть основания считать, что оно оказало воздействие на Ф. де Соссюра. – Примеч. ред.

111

Начало знаменитой Оды Горация, вызвавшей в русской поэзии большое количество подражаний и переводов.

«Воздвиг я памятник вечнее меди прочной» (пер. А. Фета). – Примеч. ред.

112

Имеется в виду, конечно, не Аристотель, а Сократ («Я знаю, что ничего не знаю»). См. примеч. на стр. 53. – Примеч. ред.

113

Обсуждая проблему всеобщего счастья, они забывают поразмыслить о мероприятиях, которые могли бы приобщить к нашей культуре варваров и дикарей – народы, несомненно заслуживающие внимания при филантропических рассуждениях, так как они составляют пять шестых населения земного шара, если отнести к рабам и варварам население России, Польши, Испании и Антильских островов. – Шарль Фурье

114

Трактуя проблемы равновесия, баланса, противовеса, они забывают, прежде всего, подвергнуть анализу методы цивилизации, которые в плоскости представительной или иной системы всегда приводили лишь к иллюзорному равновесию, порождали столбцы цифр вместо подлинной ответственности, продажность сильных мира и грабеж слабых вместо справедливого распределения. – Шарль Фурье

115

Орден Братьев Меньших Капуцинов (лат. Ordo Fratrum Minorum Capuccinorum) – монашеский орден, ветвь францисканцев; первоначально насмешливое прозвище, относившееся к остроконечному капюшону, носимому членами этого ордена.

Бернардинцы или Бернардинские монахи – это название носили во Франции и Италии цистерцианские монахи, придерживавшиеся более строгого устава, бенедиктинского, в память св. Бернарда Клервоского. – Примеч. ред.

116

Оноре Габриэль Рикетти де Мирабо (1749–1791) – граф, деятель Великой Французской революции, один из самых знаменитых ораторов и политических деятелей Франции, масон. Сын известного французского экономиста и философа – Виктора де Мирабо. – Примеч. ред.

117

Скорее всего, тут Фурье имеет ввиду китайский культ предков, одна из древних и распространённых форм политеизма, в основе которой лежит поклонение умершим прародителям и сородичам, и вера в то, что предки магически участвуют в жизни потомков. – Примеч. ред.

118

Культ Разума – один из элементов процесса дехристианизации во время Французской революции. Создан Пьером Гаспаром Шометтом, Жаком-Рене Эбером и их последователями с намерением упразднить христианскую религию во Франции. Культ Разума получил широкое распространение в период 1793-94 гг. После сентябрьских убийств и особенно после издания коммуной Парижа 24 ноября 1793 года декрета о запрете католического богослужения и закрытии всех церквей, церкви в Париже стали превращать в храмы Разума. В процессе дехристианизации 5 октября 1793 года григорианский календарь был заменён на французский республиканский календарь. – Примеч. ред.

119

Теофилантропия – во время Французской Революции деистическая секта. Любовь к богу и человеку, возведенная в религиозную систему несколькими семьями. – Примеч. ред.

120

«Копье невоинственное, без удара» – слова «Энеиды» Вергилия. – Примеч. ред.

121

Шалье, Мари Жозеф (1747–1793) – деятель Великой французской революции, левый якобинец. Накануне революции был компаньоном торгового дома в Лионе. С 1790 член муниципалитета Лиона, с 1792 председатель трибунала Лионского дистрикта. Защищал интересы городских низов: требовал установления максимума цен на продовольствие, обложения богатых чрезвычайным налогом, создания в департаменте революционной армии (для подавления сопротивления имущих слоев), революционного трибунала. – Примеч. ред.

122

Питт, Вильям, Младший (1759–1806) – на протяжении в общей сложности почти 20 лет был премьер-министром Великобритании, причём впервые возглавил кабинет в возрасте 24 лет, став самым молодым премьер-министром страны за всю ее историю. Сначала он смотрел с полной симпатией на события, совершавшиеся во Франции, а о книге Бёрка об ужасах французской революции отозвался так: «В этой книге много чем можно восхищаться, но нельзя согласиться ни с одним словом». Но захват Францией Бельгии принудил его объявить ей войну. Вёл он войну сперва неохотно, но потом стал во главе второй коалиции против Франции (1799). – Примеч. ред.

123

Фридрих Иосия Саксен-Кобург-Заальфельдский (1737–1815) – эрнестинский принц, командующий войсками Габсбургов в конце 1780-х и начале 1790-х годов, генерал-фельдмаршал. Участвовал в войне против революционной Франции. – Примеч. ред.

124

На всем земном шаре имеется только две или три религии, умеренного характера. Таковы квакеры, анабаптисты и др. Какую роль сыграли они? Не мертворожденные ли это? Не политические ли ублюдки? К чему ведет это воздержание? Поговаривают, что квакеры, с виду столь воздержные, отнюдь не воздержны по части обжорства и скупости, особенно в Филадельфии. Глядя на их скудную одежду, воистину можно сказать: «Гони страсти в дверь, они лезут в окно». Не простая ли расчетливость диктует им такую одежду? Будьте уверены, под маской воздержания всегда таится дьявольское намерение. Серая одежда без пуговиц избавляет квакеров от уплаты налогов, от отбывания воинской повинности и т. д. и т. д. Этой ценой многие жители Франции готовы стать квакерами: отцы – чтобы не платить налогов, сыновья – чтобы не отбывать воинской повинности. Где же здесь заслуга или воздержание, если все это преследует цели выгоды? – Шарль Фурье

125

Культ Верховного Существа – религиозный культ, внедрявшийся во время Великой французской революции в 1794 году в виде ряда официальных государственно-революционных празднеств. Культ Верховного Существа утверждался властями в борьбе, во-первых, с христианством, прежде всего с католицизмом как традиционной религией большинства французов (представляя собой часть процесса дехристианизации), а во-вторых, с рационалистическим «культом Разума», за который выступали конкурирующие группировки во властных кругах. С идейной стороны культ Верховного Существа наследовал деизму Просвещения (Вольтер) и во многом философским взглядам Руссо, разрабатывавшего идеи естественной религии. Целью культа, включавшего также ряд праздников в честь республиканских добродетелей, было «развитие гражданственности и республиканской морали». – Примеч. ред.

126

Формоза – историческое название острова Тайвань. – Примеч. ред.

127

Континентальная блокада (система твёрдой земли, континентальная система) – система экономических и политических мероприятий, проводившаяся в 1806–1814 гг. французским императором Наполеоном I по отношению к своему основному противнику – Великобритании. – Примеч. ред.

128

Дубровницкая республика (лат. Respublica Ragusina, Республика Святого Влаха) – город-государство на побережье Адриатического моря, существовавшее с XIV века до 1808 года. Столицей республики был город-порт Дубровник, помимо которого территория государства включала далматинское побережье от Неума до Боки Которской, полуостров Пелешац и острова Ластово, Млет и ряд других небольших островков вокруг столицы. – Примеч. ред.

129

Англия несколько запоздала с таким переворотом; он бы удался ей в ту эпоху, когда Франция была во власти анархии и материк был лишен каких бы то ни было связующих уз и силы сопротивления. В ту пору англичане с помощью нескольких актов насилия могли бы навести ужас и по частям разгромить материк; но в наши дни такие выпады, как копенгагенский, лишь теснее сплачивают державы материка вокруг героя, который может избавить их от торгового порабощения. В этом отношении вторжение в Зеландию и бесполезные дикости, ему сопутствующие, вроде начинки бомб дробленым стеклом, – событие весьма счастливое; оно ясно показывает необходимость образования континентальной лиги, и, не считая злосчастного Копенгагена, я полагаю, весь материк должен принести благодарность тем английским министрам, которые имели бестактность приподнять маску над этим гнусным вероломством. Помимо того все это лишено значения, так как очень скоро мы выходим за пределы цивилизации. – Шарль Фурье

130

Оксус – река Амударья, другое название: греческое «Oxos», латинское «Oxus», арабское «Джейхун». – Примеч. ред.

131

Впервые словосочетание политическая экономия использовал драматург и писатель Антуан Монкретьен в экономическом трактате «Трактат о политической экономии», 1615 год. Монкретьен ни до этого, ни после экономических работ не писал. В 1911 году, характеризуя степень самостоятельности трактата, Британская энциклопедия дала заключение: он «в основном базируется на работах Жана Бодена». Обстоятельства, подвигшие драматурга на написание трактата, были сугубо политическими (автор посвящал его молодому королю Людовику XIII и королеве-матери Марии Медичи). Прекрасный знаток античных языков и литературы, Монкретьен сконструировал термин для обозначения предмета исследования Жана Бодена: «политическая» – вызывает реминисценции и собственно с политикой, и с аристотелевским трактатом «Политика», название которого восходит к греч. – государственное устройство. «Экономия» – с «Экономикой», одним из сократических диалогов Ксенофонта, излагающих правила ведения хозяйства. – Примеч. ред.

132

В трактате о преступлениях торговли их будет указано 32; я опишу лишь 4, желая в этом вопросе, как и во всех прочих, ограничиться наброском, потому что это – проспект. – Шарль Фурье

133

Габриэль Мабли (1709–1785) – французский аббат, философ-мора лист и утопический социалист. – Примеч. ред.

134

Именно так говорил Сенека, человек с 80-миллионным состоянием. Он требовал отречения от богатств без малейшего промедления. «Чего вы ждете? говаривал он. Не откладывайте до завтра; сегодня же откажитесь от ваших богатств, чтобы отдаться философии». Эти словесные ухищрения занимали цивилизацию целых два тысячелетия; этот вздор слыл за мудрость. В наши дни смехотворными кажутся сентенции о том, что «надо бросить вероломное богатство в недра жадных морей» (Жан-Жак Руссо). Но эти фразеры превзойдены гистрионами, еще более немощными и более виновными; эта секта экономистов) тем опаснее, что она рядится в облачение разума. – Шарль Фурье

135

«В 1773 году Словарь Французской академии объяснял слово „кастрат“ (саstrato) так: „Мужчина, оскопленный таким способом, чтобы его голос был сходен с женским или детским. Кастратов много в Италии“. Из выделенного курсивом краткого добавления ясно, что во Франции, как и в других странах, преимущественным местопребыванием евнухов-певцов считалась Италия. Ангелы для одних и чудовища для других, кастраты на протяжении XVII и XVIII веков являли собой совершенно беспрецедентный для Европы музыкальный, социальный и культурный феномен: находясь под покровительством Церкви, они более всего были затребованы ранней оперой, что и привело их сначала к небывалому успеху, а затем к исчезновению со сцены на рассвете романтизма, когда их мир – мир иллюзорности, нарочитости, маскарадной двуполости и вокальной амбивалентности – стал утрачивать свое прежнее значение». (Барбье П. История кастратов. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2006).

136

Английский обычай продажи жены являлся способом прекращения неудачного брака по взаимному согласию. Обычай начал формироваться в конце XVII века, когда развод был практически невозможен для всех, кроме самых зажиточных людей. Приведя жену за поводок на шее, руке или талии, муж устраивал публичный аукцион и отдавал жену тому, кто предложит за неё наивысшую цену. Продажа жены служит фоном для романа Томаса Харди «Мэр Кэстербриджа», в начале которого главный герой продаёт свою жену, и этот поступок не даёт ему покоя всю жизнь, а в конечном счёте приводит к смерти.

Хотя обычай продажи жены не имел правовых оснований и часто приводил к судебному преследованию, особенно начиная с середины XIX века, отношение властей к нему было неоднозначным. Письменно зафиксировано как минимум одно сообщение судьи начала XIX века, где он утверждал, что считает себя не вправе запрещать продажу жён. Известны случаи, когда местные уполномоченные закона о бедных заставляли мужчин отказываться от содержания семьи на территории работного дома и продавать своих жён. – Примеч. ред.

137

Фурье использует имя Дорант – одно из действующий лиц комедии Мольера «Мещанин во дворянстве». Граф Дорант имеет благородное происхождение, изысканные манеры, подкупающую внешность. Но при этом он нищий авантюрист, мошенник, ради денег готовый на любую подлость, даже на сводничество. – Примеч. ред.

138

Так же, как и в случае с «банкиром Дорантом», Фурье использует имя героя пьесы Мольера. «Проделки Скапена», также «Плутни Скапена» – пьеса Мольера в трёх действиях, написанная в 1670 году. Одним из первых известных источников сюжета была комедия Теренция «Формион», вдохновлённая в свою очередь пьесой «Присуждённый супруг» греческого комедиографа III века до н. э. Аполлодора Каристийского. У Теренция Мольер заимствовал основу сюжета. Персонаж Формион в латинской пьесе был рабом, персонажем-параситом, (др.-греч. παράσιτος – сотрапезник) который помогает юному Антифону устроить против воли отца свадьбу со своей возлюбленной. – Примеч. ред.

139

Пьер Гаспар Шометт, он же Анаксагор Шометт (1763–1794) – французский политический деятель эпохи Великой французской революции; прокурор-синдик Парижской коммуны 1792 года, один из основателей «культа разума», гильотинирован 13 апреля 1794 года. – Примеч. ред.

140

Антуан Лоран Лавуазье (1743–1794) – французский естествоиспытатель, основатель современной химии. 8 мая 1794 Антуан Лоран Лавуазье был гильотинирован по решению революционного трибунала. Историк науки В. Штрубе отмечает, что в обвинении ученому чувствуется надуманность и демагогичность. Однако жена Лавуазье жаловалась, что учёные, которые должны были бы выступить в защиту Лавуазье, ничего не сделали для его спасения. – Примеч. ред.

141

Эберт, Жак-Рене (1757–1794) – деятель Великой французской революции, крайне левый среди якобинцев, «предводитель» эбертистов, отстаивающих необходимость усиления революционного террора, требовавших отмены христианского богослужения и введения «культа Разума»; обвинял реформиста Дантона и Робеспьера в посягательстве на свободу; защитник санкюлотов. – Примеч. ред.

142

Кретьен Гийом де Ламуаньон де Мальзерб (1721–1794) – французский государственный деятель. Один из адвокатов на суде над Людовиком XVI. Жертва якобинского террора. Прадед Алексиса де Токвиля. – Примеч. ред.

143

Я – доктор (лат.). – Примеч. ред.

144

Битва под Ульмом (16–19 октября 1805) – серия столкновений между армией Наполеона и австрийской армией под командованием генерала Мака. Армия Мака была окружена и капитулировала. – Примеч. ред.

145

Гай Теренций Варрон (ум. после 200 года до н. э.) – римский политический деятель и военачальник, консул 216 года до н. э. Принадлежал к социальным низам и сделал карьеру демагога, став к 217 году до н. э. одним из руководителей демократического движения в Риме. В 218 году занимал претуру. Стал консулом в 216 году, в критический момент Второй Пунической войны. Вместе со своим коллегой Луцием Эмилием Павлом собрал огромную армию для решительной схватки с Ганнибалом и возглавил её в день битвы при Каннах, но противник смог окружить римлян, несмотря на их численное превосходство, и большей частью уничтожить. Гай Теренций спасся бегством с немногими спутниками. – Примеч. ред.

146

Мильтиад (ок. 550–489 гг. до н. э.) – афинский государственный деятель, полководец периода греко-персидских войн (500–449 гг. до н. э.), тиран Херсонеса Фракийского (ок. 520–493 гг. до н. э.), сын Кимона Старшего (который был сводным братом Мильтиада Старшего), отец Кимона Младшего. – Примеч. ред.

147

Фемистокл (ок. 524 до н. э. – 459 до н. э.) – афинский государственный деятель, один из «отцов-основателей» афинской демократии, полководец периода Греко-персидских войн (500–449 гг. до н. э.). – Примеч. ред.

148

348,9 км. – Примеч. ред.

149

Поясню термин «торговать в убыток». Негоциант зачастую считает себя в убытке, зарабатывая 10–15 %, потому что может случиться, что сопоставление общей суммы издержек с суммой, вырученной от продажи, вынуждает его зарабатывать 25 %, чтобы иметь на свой капитал 10 % чистой прибыли. Если же он в пылу конкуренции ограничится прибылью в 15 %, то к концу года у него не окажется ни гроша прибыли на его капитал, и его труды и риск пропадут даром. Taк бывает там, где торговля ведется честно, например при торговле предметами потребления, которая не приносит большой прибыли в отличие от спекуляции; вот почему многие честные негоцианты прозябают, и положение их по истечении нескольких лет оказывается расшатанным в результате безудержной конкуренции, которая лишает людей дохода и сбыта, соответствующего их издержкам. – Шарль Фурье

150

Трудно себе представить, какое множество ростовщиков содержит в наши дни Франция. Впервые они появились на берегах Рейна, где ростовщики-евреи захватили в свои лапы значительную часть земельной собственности. У нас это носит менее скандальный характер, потому что ростовщичеством занимаются наши соплеменники. В наши дни единственным прибыльным делом, кроме скупки и ажиотажа, является ссуда под закладную, ипотечная ссуда и торговые операции с контрактами и облигациями должников. Ловкие люди уходят от торговли, чтобы заняться этим выгодным ремеслом, развитию которого благоприятствовала революция своими пертурбациями в сфере собственности. Я не собираюсь порицать ростовщиков; любой политический порок надо вменять в вину обстоятельствам, а отнюдь не гражданам, которые их» используют. – Шарль Фурье

151

Относительно 4 из ее 32 преступлений. – Шарль Фурье

152

Помехи, о которых я говорю, обратили на себя внимание только потому, что это касалось множества сделок; целая отрасль торговли стала клониться к упадку, исключительно в результате мошенничества. Сколько помех чинило это всеобщее мошенничество международным сношениям, сколько издержек, сколько шагов, сколько тревоги и потерянного времени приходится затратить покупателю, когда он не знает стоимости покупаемой вещи; и несмотря на это, при покупке его надувают на каждом шагу. Подсчитайте, сколько времени и средств можно бы сэкономить, если бы обмен производился на всем земном шаре без всякого мошенничества. Так может быть начиная с 7-го периода; но уже и в 6-м обман в торговых делах будет явлением редким. – Шарль Фурье

153

Театры, переживающие ныне крах, являют комическое зрелище, достойное Цивилизации. Каждый из них строит планы своего восстановления; в этих планах сквозит никчемность, свойственная цивилизованным: они умеют изобретать против всех зол лишь полумеры, которые сами хуже зла. Разумеется, средства восстановления театров не представляют для нас интереса: цивилизация близится к концу, а комбинированный строй обеспечит всем кантонам земного шара артистов, равных по качеству нашим знаменитым столичным артистам. Но вернемся на момент к цивилизации. Смотрите, как легко было бы ей обеспечить каждому городу любимое развлечение: хорошую труппу для спектаклей всякого рода. Цивилизация могла бы иметь тысячи Лекайнов и Моле и снабдить труппами не хуже парижской все города с населением от 12 до 15 тыс. человек. Достигнуть этого легко: нужны школы, которые давали бы актерам специальное образование; вместо того чтобы ждать манны небесной, надо руководствоваться принципом: «на Бога надейся, да и сам не плошай» («Aide toi, le ciel t›aidera»). Правильно построенная система народного просвещения должна охватывать все общественно полезные профессии. На данной ступени роскоши комедия является наименее опасным развлечением и некоторым образом даже ограждает от различных эксцессов, в которые может впасть зажиточный класс: следовательно, хорошие комедийные артисты в высокой степени полезны. Основание высших школ драмы и лирики требуется тем неотложнее, что плохая комедия сеет семена общественного растления. Для привлечения публики она использует приманки, чуждые искусства; ее аудитория состоит из завсегдатаев, занятых исключительно кокетством и совершенно равнодушных к факту падения вкусов; эти актеры опошляют шедевры и их авторов, превращая любую пьесу в фарс; это бич добрых нравов, литературного вкуса и литературной славы нации. Отсюда ясно, что следует либо не иметь вовсе театров и привить публике другие вкусы (что уже невозможно), либо принять меры к повышению уровня театров путем основания специальных питомников для комедийных артистов, как и для всех иных функционеров. В каждом крупном городе надо основать консерваторию в составе трех факультетов театра: декламации, пения и танцев. Эти заведения будут притягательными центрами для рассеянных по стране талантов; их много среди бедной детворы и молодежи. Дети Марселя или Брюсселя не поедут искать школу в Париже; необходимо создать школы во всех надлежащих местах, культивировать зачатки таланта, рассеянные природой по городам и селам, и готовить к драматической и лирической деятельности тех, кто имеет для этого природные задатки. Они должны приобретать квалификацию на сцене главного театра у себя в городе, способствуя таким образом его блеску, притом без издержек с его стороны; надо поощрять родителей денежными премиями, которые будут побуждать бедняка с младенческих лет культивировать, а не глушить в своем ребенке художественные наклонности.

Города кишмя кишат детьми, у которых отсутствуют художественные дарования: родители отдают их в консерваторию, польстившись на якобы прибыльное артистическое амплуа. Это учреждение, будь оно правильно организовано, очень скоро дало бы множество видных артистов. Теперь же вместо них на сцене подвизаются фигляры, и это вынуждает подлинных любителей искусства отказаться от посещения театра, до такой степени деградировавшего. Театр достигнет блеска, на который он способен, когда на сцене будут выступать артисты, прошедшие хорошую театральную школу и усвоившие ее художественные принципы. Искусство не будет тогда во власти тиранической моды. Ни один комедийный актер, певец или танцор не станет злоупотреблять любовью публики для возведения своего каприза в правило. Традиции противоположных школ дадут возможность использовать каждый оттенок таланта и будут уздой для сумасбродных фантазий, принимаемых артистом за признак гения. Тогда театральные зрелища поднимутся на такую ступень совершенства, что будут благотворно влиять на нравы и порождать общую тягу к изучению искусства. Обилие хороших актеров и умеренная их оплата обеспечат процветание хороших театров, заставят авторов посвятить себя созданию хороших пьес; и это занятие будет в ту пору столь же прибыльным, сколь неблагодарно оно сейчас.

Тогда комедийные актеры прославятся, как это и подобает подлинным талантам и сцене, где они выступают. Что касается наших дней, то разве можно удивляться тому, что эта профессия деградировала и освистана? Сцена с никчемными актерами претит людям образованным и просвещенным; она служит приманкой для вульгарных невежд; а такая аудитория далека от справедливой критики, унижает актера своим деспотизмом и преподает ему уроки, грубость которых вполне соответствует художественному достоинству тех, кто их получает. Каковы в наши дни таланты огромного большинства комедийных актеров, рассчитывающих на снисхождение публики? Только некоторые из них вправе ожидать аплодисментов, у большинства же при выборе этой карьеры не было ничего кроме наглости. Они приобретают сноровку в каком-нибудь несчастном городке, где и подвизаются на первых порах; к моменту переезда в другой город единственным их успехом является выдержка при поражениях на дебютах и умение взять партер двухнедельным измором; после всего этого можно ли удивляться тому, что профессия унижена, что ею пренебрегают семьи, у которых есть данные для извлечения из нее выгод? По существу же немногие профессии столь прибыльны, как профессия хорошего актера; порою жалование весьма посредственного актера вдвое превышает оклад высших гражданских и военных провинциальных чиновников. В результате этого провинция лишена возможности содержать большой театр; порядочный актер, даже рядовой, столь редок и требователен, что город со 100-тысячным населением имеет возможность содержать лишь небольшой театр, ставящий народные фарсы и чудовищные по нелепости драмы.

Упадок театрального искусства во Франции дает себя знать сильнее, чем в других странах. В отличие от Италии и Германии, Франция не имеет князей, которые, стараясь украсить свою резиденцию, привлекали и поощряли бы артистов, окружая их почетом и материальным довольством. Наши крупные города не домогаются для себя такой славы; их население сплошь занимается торговлей; их навыки буржуазны; ни стимула, ни поддержки артисту у них не найти. За исключением одного единственного Парижа вся остальная Франция – место изгнания для артиста: искусство и гений там обречены на мрак неизвестности. В этом отношении наши города со 100-тысячным населением стоят ниже таких городков Германии, как Веймар и Гота. В этих маленьких столицах под крылом правящих там меценатов процветают науки и искусства. Как унизительно это сопоставление для городов Франции; по сравнению с городами Германии и Италии это города варваров, а не цивилизованных: там музы обитают во дворцах, во Франции же – в хижинах. По уровню наук и искусств все, что за пределами Парижа, – сплошная деревня. Лионский музей не стоит коллекции странствующего торговца. Лионская библиотека изобилует томами, но среди них вряд ли найти хотя бы одно единственное хорошее современное произведение. Ботанический сад Лиона не имеет ничего украшающего и обслуживается тремя хижинами: точно бедный садик капуцинов.

Это ли монументы для второго по размерам города империи, для города, поставляющего предметы роскоши четырем странам света! Повторяю, все, что есть достопримечательного, Франция сосредоточила в Париже; зависть не дает покоя собравшимся там со всех концов ученым; они умышленно уничижают крупные города, не желая дать им ничего хорошего. Стремясь снизить уровень всего остального, чтобы один Париж блистал, опоясанный тьмою, они засоряют маленькие источники, призванные питать большую реку, и тем самым вызывают оскудение столицы.

Взять хотя бы театральное искусство: город, где имеется все, что нужно для развития талантов, город, призванный излучать таланты на провинцию, сам находится в тяжелом положении; он поддерживает свою сцену лишь ценою опустошения театров провинциальных, заманивая к себе любого актера, достойного его внимания. Между тем, если бы Париж позаботился о насаждении в провинции учреждений, аналогичных его собственным, он обильно пожал бы плоды своих трудов: множество артистов уезжали бы в столицу и наперебой один перед другим развертывали бы там свои таланты, внося бесконечное разнообразие в утехи ее обитателей. Своими ценнейшими актерами Париж обязан провинции. Судите, какое обилие талантов дала бы ему провинция, будь на местах школы, животворно действующие на зачатки таланта, повсеместно расточаемые природой; такие зачатки можно найти не только в маленьких городах, но и в самых глухих селах.

Чтобы не ударить лицом в грязь и успешно конкурировать в области искусства и литературы с городами Германии и Италии, расцветающими под крылом монаршей резиденции, Франции следовало бы (если допустить, что цивилизация еще уцелеет) обеспечить своим крупным городам все то, что дала бы им монаршая резиденция, коей они лишены благодаря счастливому для нас единству нашей империи.

Чтобы уподобить их княжеским резиденциям, надо за счет государства украсить их атрибутами величия: основать там музеи с ценнейшими репродукциями картин, подобными музейным репродукциям, собранным в Париже; создать библиотеки, располагающие всеми ценными произведениями, наличными в библиотеках Парижа, переиздав их в необходимом для этого количестве; и, наконец, щедро обогатить эти большие города научными и художественными учреждениями, каковы: ботанический сад, физический кабинет и кабинет естествознания, национальный театр и иные учреждения, которые были бы там созданы при наличии у них княжеских резиденций.

Допустим, что во Франции кроме императора было бы 20 князей: их 20 столиц блистали бы всеми названными учреждениями. Единство Франции избавляет ее от издержек по содержанию государственного аппарата, необходимого при федеральной организации; следовательно, мы имеем полное основание требовать, чтобы за счет этой экономии в провинции были созданы те полезные учреждения, которые она получила бы от княжеских резиденций, дабы наши провинции могли состязаться с областными центрами в сфере наук, искусств и литературы. Такие мероприятия, диктуемые чувством справедливости и национального достоинства, не по сердцу ученым Франции; цеховой дух (esprit de corps) делает их горячими патриотами того единственного города, где они собрались воедино; Париж – единственный предмет их стараний. Этот милый город любит издеваться над провинцией, им систематически уничижаемой. Так садовник, пылая ненавистью к соперникам и увидев тюльпан или гиацинт, равный по красоте его собственному, скупает ненавистное растение, чтобы вырвать его с корнем и уничтожить. Париж для Франции то же, что Моллукские острова для голландцев: они ежегодно срубают и уничтожают там гвоздичные и мускатные деревья, оставляя их только на островах Амбуан и Банда. Удивительно еще, что Париж допускает существование знаменитой школы в Монпелье: эта школа пользуется в Европе славой, исключающей возможность того глумления, которое благодаря Парижу стало уделом французских провинций. Чтобы получить представление о том, на что способна провинция при поощрении там наук и искусств, достаточно вспомнить Женеву в эпоху, когда она была административным центром: в области наук она занимала первое место после Парижа (я имею в виду только те города, где господствующий язык – французский). Кто знает, может быть, и в сфере искусств она заняла бы аналогичное место, если бы ханжество не лишало людей возможности их культивировать.

И это в эпоху, когда наши крупные города – Лион, Бордо, Марсель, Нант – не играли почти никакой роли в сфере наук и искусств, процветающих лишь под благосклонным взором верховной власти, или в тех городах, где им предоставлены средства развития. Но достойны ли сожаления провинции Франции? Им настолько свойственно подхалимство, что они считают для себя честью, когда у них забирают того или иного артиста, тот или иной памятник, чтобы украсить столицу, которой на них наплевать. Подобно древним мусульманам, почитавшим для себя за славу смерть во славу пророка, большие города Франции считают для себя честью быть изгрызенными Парижем.

Ни в Лионе, ни в Бордо, ни в Марселе, ни в Нанте никогда не высказывали сожаления по поводу такого разорения, такого уничижения наук, и искусств, и театра. Они и не помышляют приобщиться к славе столицы. Приятно, однако, видеть, что судьба уже покарала Париж за такое уничижение провинции: взять хотя бы одну область – сколько драматургов и лириков страдают от деспотизма Парижа! Их сочинения либо выносятся на суд закулисного трибунала, безапелляционно изрекающего свой приговор, либо их забрасывает грязью партер, подкупленный их противниками; какое для них несчастье – не видеть на протяжении обширной французской империи ни единого города, который дерзнул бы пересмотреть этот приговор, города, где искусство было бы в расцвете и имело оплот в лице хорошего театра, города, чья оценка могла бы быть противопоставлена Парижу и лишить силы его приговор, зачастую столь несправедливый!

Двадцать два несчастья обрушиваются на ученых и артистов в наказание за опустошение ими провинции. В том, что поступают с ними грубо, виноваты они сами: они третировали грубо других, не считая для Парижа обязательным соблюдение тех принципов соревнования, о которых так шумно вещают они теперь.

Сколько нарождающихся талантов убито деспотическим приговором столицы, тем недоброжелательством, которое приходится им преодолевать в этом городе – этой единственной арене, где можно сложиться и творить! Говорят, Саккини умер от горя, видя освистанным своего Эдипа – эту первую французскую оперу. Сколько прекрасных авторов были отвергнуты тираническим коварством парижской публики! Разве не ясно, как день, что эта столица убивает соревнование и лишает Францию множества превосходных людей, которые могли бы пышно расцветать, если бы налицо были соревнующиеся с Парижем города, ограждающие людей от тирании Парижа и обеспечивающие им справедливую оценку их произведений.

Отсутствие специальных школ для драматургов и лириков – большая ошибка; вот и приходится теперь горевать об упадке литературы, театра и т. д.; все объясняется отсутствием учреждений, которые организовали бы соревнование между крупными городами, с одной стороны, и столицей – с другой, способствуя тем самым развитию талантов, которых мы теперь лишены. Основанию таких учреждений помешали зависть или превратно понятая экономия. Так перестаньте же сетовать на литературный и театральный декаданс; разве не справедливо лишена талантов империя, не пожелавшая их культивировать? Разве не справедливо, чтобы скупец, отказывающийся выдать семена для засева, не собирал жатвы в полях? Вы уподобляетесь этому скупцу, пренебрегая созданием консерваторий, которые позаботились бы о широком развитии талантов, рассеянных среди детей; благодаря отсутствию таковых вы бедны среди богатств, расточаемых природой у ваших ног. Слепые, как дикари, обладающие золотыми россыпями, вы довольствуетесь чешуйками, случайно занесенными к вам потоком. – Шарль Фурье

154

Матри́ кул – официальный перечень, список каких-либо лиц (дворянских родов, учащихся высшего учебного заведения, прихода католического храма и т. п.), сословий, доходов, а также документ, свидетельствующий о вхождении в подобный перечень. – Примеч. ред.

155

Марсельская чума – эпидемия бубонной чумы в Марселе и ряде городов Прованса в 1720–1722 годах. В результате заболевания погибло до 100 тыс. человек. – Примеч. ред.

156

Лёвен, в русскоязычной литературе широко распространено также французское название Лувен – один из университетских центров Бельгии, главный город провинции Фламандский Брабант. С XI по XIV век Лёвен развивался как важный торговый центр. Позже город обрёл славу за счёт льняной одежды, которая в XIV–XV веках носила название «лёвин». Торговля одеждой пришла в упадок в конце XIV века. – Примеч. ред.

157

Иоанн Златоуст (Иоанн Хризостом; ок. 347–407) – архиепископ Константинопольский, богослов, почитается как один из трёх Вселенских святителей и учителей вместе со святителями Василием Великим и Григорием Богословом. Автор седьмой молитвы (содержащей в себе 24 малых молитвы по числу часов в сутках) вечернего правила, обязательного для исполнения православными христианами. – Примеч. ред.

158

Святой Иво или Иво Бретонский, Иво из Кермантена, Иво Элори (1253–1303) – святой Римско-Католической Церкви, терциарий монашеского ордена францисканцев, покровитель Бретани (наряду со святым Гервеем), бедных, вдов и сирот. Будучи церковным судьей, Иво защищал интересы Римско-Католической церкви от притязаний светской власти. Во время исполнения своих обязанностей Иво уделял особое внимание нуждающимся людям, поэтому он снискал популярность среди простых людей, которые называли его «адвокатом бедных». Иво вел скромную, аскетическую жизнь. Организовывал больницы, детские дома и приюты для бездомных и бедных. – Примеч. ред.

159

Пунийская верность – поговорочное выражение о вероломстве пунийцев, неоднократно засвидетельствованное в враждебной Карфагену римской литературе. – Примеч. ред.

160

«Право на труд было признанно Тюрго (эдикт от февраля 1776 г.) и Французской Конституцией 1793 г. (статья 21). Однако в обоих случаях, на самом деле защищалось право индивида, не принадлежащего к гильдиям, искать работу в тех профессиях, в которых право на труд было формально ограничено принадлежностью к гильдии. Хотя определение Фурье своеобразно, оно было верно описано как первая социалистическая формулировка права на труд, поскольку он делает акцент на праве найти работу, а не просто искать ее». (Beecher J. Charles Fourier: The Visionary and His World. Los Andgeles.: University of California Press. P. 214).

161

Пропорциональная монополия, или метод, средний между свободой конкуренции и торговыми откупами. Осветить этот вопрос было бы очень важно, если бы Цивилизации суждено было просуществовать еще хотя бы десять лет; но так как это невероятно, то достаточно будет слегка коснуться проблемы и доказать, что торговле грозит сдача на откуп благодаря необходимости изыскания мер борьбы с растущей анархией. Сколь необходимо сократить во всех сферах количество излишних агентов, столь же жестоко было бы изъять всех их сразу, установив определенное количество монополий. Есть ли что-либо более несправедливое, чем отдача целой отрасли промышленности во власть объединенным скупщикам, за жалкую мзду приобретающим право устранять, сажать в тюрьму и грабить конкурентов. Допустить такой строй значило бы воспроизвести в точности систему монополии, которую ставят в упрек Англии!

Закрытые союзы до сих пор распространялись лишь на функции низшего порядка; они существуют лишь для ремесленников и второстепенных торговых агентов, именуемых маклерами, агентами обмена. Вот почему они не приковали к себе внимания наблюдателя, и никто не задумывается, справедлив или несправедлив их устав.

До сих пор эти лиги, используя свое положение, присваивали себе исключительное право, не брезгуя ничем и платя за него по дешевке – одну треть, одну четверть ее стоимости. Они заботились, чтобы концессия не возрастала в цене, что опрокинуло бы их до смешного жалкие предложения. Свои узурпаторские действия они пытались оправдать кое-какими разумными доводами; они ссылались на беспорядок, порождаемый беспрепятственным допущением претендентов к труду; эти неполадки, названные мною анархической конкуренцией, отнюдь не могут служить оправданием еще худшей крайности – перехода от свободы торговли к зажиму ее. Надо изыскать какой-то средний метод между беспорядочным допущением и замкнутой организацией привилегированного характера. Этот метод я укажу: соображения эти доступны и младенцу и не требуют никаких предварительных знаний; для них требуется лишь справедливый подход, не свойственный экономистам.

Этот метод я назову прогрессивными финансами; здесь надо продвигаться с зондом в руках; метод заключается в том, чтобы требовать от производителей и особенно от непроизводительных работников промышленности каковы торговцы, беспроцентного вклада и патента; и тот и другой из года в год должны возрастать, например:

1807 г. Залог 3000 фунтов Патент 300 фунтов

1808 г. Залог 4000 фунтов Патент 400 фунтов

1809 г. Залог 5000 фунтов Патент 500 фунтов

Итак, ежегодно залог увеличивается на 1000 фунтов по сравнению с первоначальным и независимо от увеличения патента.

Так продолжается вплоть до момента, когда наплыв агентов сократится, и количество вступающих в корпорацию будет равняться количеству выбывающих из нее по причине смерти или отхода от дел. К этому моменту вклад и патент достигают точки равновесия и на этой точке останавливаются вплоть до новых шансов, каковы шансы мира или войны, которые суживают или расширяют сферу промышленности. В этом случае прогрессивные финансы должны следовать за импульсом и сообразно ему видоизменяться в сторону повышения или понижения в зависимости от неожиданного притока или внезапного сокращения количества претендентов, которых ни в коем случае нельзя отстранять от дела, если они выполняют требуемые условия. Эта мера, будучи применена к торговле, должна в весьма короткий срок поднять ассоциацию на высшую ступень, потому что ежегодное увеличение суммы вклада и патента и уже сама по себе перспектива этого повышения заставляют торговцев позабыть о зависти и образовать экономические объединения в составе 10-12-15 фирм, чтобы нести одни общие финансовые расходы. Как только одна из таких крупных ассоциаций образуется, огромные размеры ее экономии и ресурсов побудят всех разобщенных к аналогичным объединениям, чтобы облегчить тяжесть вклада и избегнуть той индивидуальной борьбы, исход которой столь явно разорителен, что каждый упорствующий одиноко в этой борьбе лишился бы кредита. Оперируя этими крупными объединениями, правительство могло бы (организуя солидарность, отделения и т. д.) придти к социетарной конкуренции, искореняющей банкротства, ажиотаж, спекуляцию, разорение и т. д. Я не буду вдаваться здесь в эти мероприятия; укажу лишь, что прогрессивные финансы – прелюдия к установлению хорошего строя торговли достигают уже трех наиболее важных целей:

1. Сокращают количество агентов без каких бы то ни было насильственных мер, без изъятия кого бы то ни было, без притеснительных привилегий;

2. Способствуют образованию ассоциации, которая является основой всякой экономии и всякого блага, желанного в системе торговли;

3. Обеспечивают казне взимание пропорционального налога с различных отраслей производства, трудна поддающихся обложению: таковы торговля, адвокатура, медицина; в современном строе у них имеется возможность уклониться от публичных тягот, нанося таким образом ущерб финансовой системе.

Всякое иное мероприятие, отличное от прогрессивных финансов, носит печать произвола, приводит к замешательству, вредит как правительству, так и промышленности, увековечивает конфликты между привилегированными и притесняемыми. Доведенные до отчаяния устранением от дел, обрекающим их на бедность, последние прибегают к разным уловкам, чтобы работать вопреки запрещению и сопротивляться гнету той компании, которая намерена их раздавить, убив в них надежду на допущение к работе.

Всякая лига в составе определенного количества лиц уничтожает двоякого рода конкуренцию – и по линии заработной платы и по линии соревнования; за примерами недалеко ходить: у нас было достаточно адвокатов, чтобы соревнование между ними снижало цену на их услуги до умеренных размеров; на самом же деле произошло обратное; они сговорились между собой и до такой степени раздули свои гонорары, что вынудили правительство тарифицировать их доходы. Однако даже и в том случае, если бы этот тариф удалось провести в жизнь, что невероятно, эта тарификация заработка не будет способствовать росту соревнования, потому что всякая лига в составе определенного количества лиц, зная, что публика вынуждена проходить через ее руки, угнетает публику и спустя рукава выполняет работу, так как ей не приходится бояться соперников. Попробуйте установить в порту определенное количество грузчиков: вскоре они образуют коалицию, чтобы полновластно господствовать и грабить торговцев; недаром эти последние боятся, как огня, этих закрытых лиг обслуживающего персонала, и всякий негоциант предпочитает не члена лиги в качестве маклера и торгового агента; он прекрасно знает, что не будь конкуренции, привилегированные стали бы работать небрежно, важничать, пренебрегать неблагодарной частью работы, брать на себя сделки лишь выгодные и легкие и, в конечном счете, вынудили бы коммерсанта выполнять все то, что им не нравится. Впрочем, негоцианты как самая свободная общественная корпорация – поступают очень глупо, добровольно отдаваясь в руки комиссионеров, имеющих возможность донести и подвести под кару негоцианта, когда тот использует услуги других. Комическое положение: хозяин оказывается в подчинении у прислужника. Если бы у негоциантов было хоть немного самолюбия, они сговорились бы между собою относительно изъятия из своей среды этой вредной агентуры, пока сама она не станет настойчиво просить об изменении ее привилегий, совершенно противных здравому смыслу и справедливости.

Среди многочисленных злоупотреблений, порождаемых закрытыми лигами, я назову лишь одно: изъятие, в конечном счете, всех кандидатов, наиболее заслуживающих допущения. Посмотрим же, как это происходит.

Допустим, что существует привилегия, ограничивающая количество врачей данного города цифрою 30; что Бергав в молодые годы предлагает городу свои услуги, когда корпоративная лига уже укомплектована. Бергав таким образом навсегда устранен от медицинской практики. Я сейчас поясню, как это происходит. Вначале он терпеливо выжидает вакантного места; момент этот наступает, но не думайте, что в силу его таланта он будет принят: вакантное место будет предоставлено какому-нибудь родственнику или куму привилегированных лиц или ловкому карьеристу, явившемуся в управление за день до Бергава: всем известно, что люди занятые и достойные не умеют интриговать. Помимо того закрытые корпорации (corporation de nombre fixe) хотят пользоваться своей привилегией, не утомляя себя трудами; они остерегаются принимать коллегу слишком даровитого и слишком деятельного, чья конкуренция стесняла и вредила бы им. Эти соображения побуждают их устранить Бергава; он проявит неосторожность и станет жаловаться: ведь люди талантливые редко обладают той изворотливостью, которая необходима для интриг у цивилизованных; его жалобы усилят враждебное отношение к нему корпорации, и он будет совершенно отвергнут.

Таким образом, система монополии устраняет людей наиболее даровитых; после ряда несправедливостей они перестанут надеяться на получение места, освобождаемого чьей-либо смертью, и не станут подвергать себя риску нового устранения в результате интриг; они займутся другим делом и будут прозябать всю свою жизнь, а их способности пропадут даром для общества, потому что человек, не выполняющий природного предназначения, всегда становится ничтожеством.

Чем выше будет требуемый залог, тем вернее будет устранено множество паразитических субъектов, которых собственные отцы наугад побуждают заняться той или иной профессией, не исследуя их склонностей; такие субъекты заполняют профессии адвоката, врача, торговца только потому, что право заниматься такой профессией не связано со сколько-нибудь значительными расходами.

Но требование залога ни в коем случае не устранит с поля соревнования человека бедного и искусного; действительно, если Бергав – человек несостоятельный, но проявил в школе яркий талант, ему обеспечена поддержка со стороны капиталистов: ведь они всегда стремятся извлечь для себя пользу из чужого таланта и со спекулятивной целью финансируют того, чье дарование сулит им великолепный доход; при этом они определенно предпочитают людей молодых, воспитанных не в достатке, – людей, познавших нужду. Итак, Бергав, будучи одарен и подталкиваем нуждою, тем легче найдет требуемую ему для залога сумму, а заимодавцы сочтут выгодной для себя сделку, дающую ему возможность применять на деле свое искусство, прибыльность которого сулит им денежный доход.

Я показал, что прогрессивное финансирование и пропорциональная монополия, из него вытекающая, соответствуют интересам и монарха и его подданных; монополия же, ограниченная определенным количеством лиц и носящая характер привилегии, дает результаты прямо противоположные, как это мы видим в наши дни. В заключение отмечу, что за отсутствием такого мероприятия вся торговля скоро будет захвачена привилегированной монополией, как это уже осуществляется на двух крайних полюсах – колониальными компаниями Индии и т. д., с одной стороны, и обществом биржевых маклеров – с другой: и те и другие пользуются исключительными привилегиями в сфере как главных, так и мельчайших функций торговли. Так монополия ведет наступление на торговлю с двух крайних полюсов; торговля оказывается в заколдованном кругу, причем этот круг постепенно суживается. При существующей конъюнктуре полновластное царство монополии может установиться в связи с настоятельной потребностью того или иного монарха в деньгах. Новаторы будут ему предлагать концессию на всю торговлю, и этот план в момент нехватки денег будет принят тем охотнее, что, помимо перспективы улучшения, он будет сулить внезапное и значительное пополнение государственной казны. Но торговая привилегия, установившись в каком-либо одном государстве, неизбежно распространится и на другие потому, что разобщенные купцы всюду будут наталкиваться на компании соседнего государства, которые в этой борьбе будут обладать преимуществом регулярной армии по сравнению с недисциплинированными бандами.

Я не буду останавливаться на результатах этого нового индустриального строя, конституирующего четверную фазу цивилизации, или коммерческий феодализм, во главе с государем. Укажу лишь, что цивилизация идет навстречу этой промышленной и политической революции благодаря двум последовательным оплошностям со стороны экономистов.

Их первой оплошностью было – принятие анархической конкуренции, принципа «laisser faire les marchands» в сфере торговли; вредные последствия этого принципа вынуждают задуматься над способами обуздания торговцев.

Вторая оплошность заключается в положительном или в терпимом отношении к такому способу обуздания, как привилегированная монополия, ограниченная определенным количеством лиц, вместо свободной монополии с неопределенным количеством лиц в соответствии с обстоятельствами.

Нечего и говорить, что эта вторая форма монополии есть мероприятие шестого периода; благоприятствуя установлению справедливости и свободы, она выводит нас за пределы цивилизации; вот почему она оказалась вне поля зрения философов, этих заклятых врагов свободы, справедливости и истины.

Ученые, будучи чужды практике, изучают торговлю лишь теоретически, а негоцианты знают ее лишь практически и чужды теории; советы тех и других в равной мере опасны, и административные органы вправе жаловаться на всеобщее невежество в сфере торговой политики, где люди соревнуются по части бездарности (imperitie).

В доказательство укажу на ошибочные действия людей трех категорий.

Выше я уже осветил оплошности экономистов. Ошибки администрации в области торговли – дело рук Учредительного собрания, которое, будучи мастером по части разрушения, но не умея созидать, только усилило анархию в торговле, как и всюду. Устраняя дворянство и возвышая дельцов, оно должно было заранее предугадать, предчувствовать, что рост влияния этих темных дельцов, в конечном счете, вынудит правительство к попятным шагам, к восстановлению дворянства, которое, будучи противовесом (по линии торговой политики), постарается удержать негоциантов в границах, приличествующих их профессии. Что касается наших дней, то обуреваемые гордостью ввиду отсутствия каких бы то ни было отличий и благодаря фимиаму, воскуряемому им экономистами, они впадают в неистовую роскошь, порождающую безнравственность, рискованные спекуляции, банкротства и иные неурядицы, рост которых вынуждает вернуться к пагубной системе привилегированных монополий ввиду незнакомства с системой монополий пропорциональных.

Ошибки негоциантов таковы: Они поддались на удочку философских теорий, вредность которых они сами на себе чувствуют; среди них нет ни единого, кто не жаловался бы изо дня в день на неурядицы, порождаемые беспредельным увеличением количества купцов. Они безрассудно дали посягнуть на свою свободу и привилегии, позволив восстановить ограниченную монополию (maitrise fixe), которая ведет к торговой привилегии. Отныне административные органы могут оперировать против них их же собственной аргументацией и сказать им: «Ваши торговые палаты упорно добивались образования корпорации в ограниченном количестве лиц с определенными гарантиями и со взиманием залога с маклеров, или торговых агентов, которые по существу суть лишь ваши рядовые приказчики (потому что маклер – это передаточный агент, повторяющий чужую ложь с добавлением своей). Еще более необходимо требовать гарантий от негоциантов, которые являются контрагентами народного богатства, тогда как маклер есть контрагент чужих словес, и только. Так признайте же, господа негоцианты, что с вас следует взимать залог». В ответ на это торговые палаты могут сказать лишь аминь, говоря самим себе: «Ты сам того хотел, Жорж Данден». Только что указанные мною ошибки трех партий и порождаемое ими тяготение к четвертой фазе осложняют общую нелепость и весьма показательны для степени нашего экономического совершенства. Нечто подобное наблюдается и в других областях.

Просвещение нашего века изобилует книгами по вопросу о социальной политике. Бедные ученые и бедные народы! Каким хаосом является ваша цивилизация. Как вы будете ошеломлены, когда теория обратного движения страстей ярко осветит перед вами этот огромный лабиринт цивилизации, где философы, народы и короли, уподобляясь отрядам слепцов, сталкиваются впотьмах и губят друг друга под видом оказания услуг; их заблуждения свидетельствуют о верховенстве страстей, чьей игрушкой все они являются, и о необходимости исследовать законы этих властелинов мира, вместо того чтобы диктовать им наши собственные законы. – Шарль Фурье

162

Имеются ввиду Маратхи – народ в Индии, основное население штата Махараштра. В XV веке у маратхи побывал русский купец Афанасий Никитин. Его описание быта и нравов индийцев касается прежде всего этого народа. В течение ряда столетий маратхи вели упорную борьбу против империи Великих Моголов (например, в XVII веке под руководством Шиваджи), с португальскими, а затем английскими колонизаторами. В результате англо-маратхских войн государство маратхов было захвачено англичанами. После завоевания Индией независимости (1947) в 1960 был создан национальный штат Махараштра. – Примеч. ред.

163

Судя по всему, имеется в виду Каракорум, Памир и Гиндукуш. – Примеч. ред.

164

Пегу (современная транскрипция Баго) – четвёртый по населению город Мьянмы, столица одноимённого округа Пегу. – Примеч. ред.

165

Предполагаемая глава должна была содержать по меньшей мере сто страниц. Отсюда ясно, сколь далек был я в 1807 г. от понимания того, в каком объеме надо развернуть каждую тему. – Шарль Фурье

166

Символизм павлина богат и многообразен, павлин это сияющая слава, бессмертие, величие, неподкупность… В древних культурах Индии и позже в Иране великолепный хвост павлина стал символом всевидящего Солнца и вечных космических циклов. Так как змеи в иранской символике считались врагами Солнца, полагали, что павлин убивает змей, чтобы использовать их слюну для создания радужных бронзово-зеленых и сине-зеленых «глаз» на перьях своего хвоста. Благодаря сверкающему великолепию хвоста павлина его сравнивали с бессмертными богами. В Персии шахский двор назывался «трон Павлина»; павлин также ассоциировался с троном индуистского бога Индры Амитабхи (который, согласно китайской традиции, является главным в буддийском раю) и с крыльями херувимов, которые поддерживают трон Иеговы. Павлин сопровождает некоторых индуистских богов, например, Сарасвати (богиню мудрости, музыки и поэзии), Каму (богиню сексуальных желаний) и бога войны Сканда (который также мог превращать яд в эликсир бессмертия). А в йезидизме павлин – это Тавуси Малак, Ангел-Павлин, самый главный Архангел, заточенный некогда Создателем в ад за отказ поклониться человеку. – Примеч. ред.

167

«Почему, например, жираф в Ассоциации является иероглифом Истины? Идея, полностью притянутая за уши и, безусловно, неоправданная, если мы будем отчаянно пытаться найти какую-нибудь черту сродства или даже контраста между Истиной и этим крупным когтистым млекопитающим. Объяснение в том, что жираф включается в систему гомологии: в Ассоциации практическим иероглифом является бобр (из-за способностей к ассоциациям и строительству), а визуальным иероглифом – павлин (из-за веера его оттенков); между тем в той же серии, серии животных, необходима своего рода нейтральная ступень, нулевая ступень зоологической символики: это жираф, столь же бесполезный, как Истина в Цивилизации; отсюда же появляется и некий контржираф (сложный термин оппозиции): и это Северный Олень, от которого мы получаем всевозможные воображаемые услуги (в общественном порядке предусматривается даже создание нового животного, еще более экуменического, чем Северный Олень: и это будет АнтиЖираф)». (Барт Р. Сад, Фурье, Лойола. М.: Праксис, 2007. С. 130).

168

Диссекция – трупосечение, вскрытие, анатомическое исследование трупов животных. В современном использовании употребляется хирургами как обобщенный синоним действия по рассечению биологических тканей инструментом с тупыми частями. – Примеч. ред.

169

Какой-то умник в Париже понял это так, будто эти костюмы и праздничный церемониал будут применяться на трудовых сеансах, и стал вопить о нелепости посылки на работу женщин в костюмах фей и дриад. Надо быть ограниченным парижанином, чтобы приписать автору столь смешное намерение. Неужели не ясно, что при выходе на работу офицеры облачены в рабочую одежду, взятую у младшего штаба. – Шарль Фурье

170

«Что же касается самой книги, то она предполагает некую риторику, т. е. адаптацию типов дискурса к типам читателей: экспозиция обращается к „Любознательным“ (т. е. к прилежным людям); описания (краткие обзоры наслаждений в частных Судьбах) обращаются к Сладострастникам или Сибаритам; подтверждение, отмечающее систематические промахи Цивилизованных, мучимых Духом Коммерции, обращается к Критикам. Можно различать части, где излагаются перспективы, и части, где излагается теория; в книге есть обзоры (абстрактные), изложения (отчасти конкретные), углубленные рассуждения (доктринальный корпус). Отсюда следует, что книга (рассматриваемая как бы в духе Малларме) не только дробится и членится (это банальная структура), но еще и подвижным образом воспринимается в режиме переменной актуализации: главы можно читать в любом порядке, можно ускорять чтение („быстрый марш“) или замедлять его, в зависимости от класса читателей, в который мы пожелаем себя причислить; в предельном случае книга творится прыжками, она продырявлена, подобно самим рукописям Фурье (особенно „Новому Миру любви“), где всегда не хватает слов, так как они прогрызены мышами – что доводит эти рукописи до уровня бесконечной криптограммы, ключ к которой будет дан впоследствии.

Это немного напоминает способ чтения, распространенный в Средние Века и основанный на законной прерывистости творчества: античный текст (объект средневекового чтения) не только дробился, и его фрагменты впоследствии по-разному комбинировались, но еще было нормальным произносить на одну тему две независимых и конкурирующих речи, беспардонно поставленных в отношения избыточности: ars minor (обзор) и ars major (развертка) Донага, modi minores и modi majores Модистов». (Барт Р. Сад, Фурье, Лойола. М.: Праксис, 2007. С. 119).

171

Эпименид – древнегреческий жрец и провидец, представитель предфилософской традиции эпический поэт. – Примеч. ред.