Теннис на футбольном поле [Играя в теннис с молдаванами] - [31]

Въезд в столицу Молдовы обозначают так называемые «Ворота Кишинева». Но это, к моему разочарованию, не древние ворота, а, скорее, две высокие треугольные многоэтажки по обе стороны главного шоссе, ведущего в город. Возможно, не слишком красивые, но внушительные. Я попросил Юру ехать помедленнее, чтобы я мог снять дома на видео для потомков, и он радостно согласился, хотя, как я заметил, продолжал ехать по левой полосе. Через мгновение за нами прозвучал гудок. Видя, что я еще снимаю, Юра не прибавлял скорость, несмотря на громкие протесты позади.

– Все в порядке, Юра, я закончил съемку, – сказал я, не желая стать свидетелем последствий дорожных разборок в Молдове.

Но я опоздал. Новехонький темно-синий «мерседес» поравнялся с нами, и человек на пассажирском сиденье начал осыпать Юру ругательствами. По крайней мере, я предположил, что это была ругань – не похоже, что он спрашивал, который час.

– О нет, это плохо, – занервничав, произнес Юлиан.

– Почему?

– Этот парень хорошо известен – очень влиятельный человек. Его прозвали «Телевизор».

– Почему?

– Потому что все знают, что он разбил свою машину, когда смотрел в ней телевизор.

Вероятно, молдавские мыльные оперы требуют неотрывного внимания. Думаю, Телевизора могло бы утешить, что после происшествия он увидел себя в новостях. «Смотрите! Это я! Меня вырезают из той машины!»

Так или иначе, что бы он ни смотрел сейчас, это точно не успокаивало нервы. Интересно, он подвержен влиянию экрана? Если да, остается лишь молиться, чтобы он не был поглощен просмотром фильма об автогонках с перестрелками.

– Он псих, – застонал Юлиан. – Он пытается заставить нас съехать с дороги.

И правда. Синий «мерседес» продолжал нас подрезать, а Телевизор неистово размахивал руками, указывая на обочину.

– Мне кажется, Юлиан, он хочет, чтобы мы остановились, – сказал я как можно спокойнее.

– Согласен. Этого он и хочет, – ответил бледный, как смерть, Юлиан. – И, думаю, мы должны остановиться.

Юлиан попросил Юру притормозить, и синий «мерседес» остановился перед нами, из него вышли Телевизор и еще один человек в костюме; и они, как дорожная полиция, подошли к нашей машине. В уме проносились варианты развития событий, которые могли ожидать нас в ближайшие несколько минут. Ни один из них не предполагал, что нас пригласят на чашку чая с печеньем.

Взволнованному Юре приказали выйти из машины, и он благоразумно подчинился. Телевизор прочел ему пятиминутную лекцию, тему которой легко можно было угадать и которая, видимо, включала список негативных последствий, уготованных нашему водителю, если он не извинится за свое тупое поведение. Юра робко кивал на каждое слово. Очень правильно, подумал я. Нет никакого смысла вступать в длительные споры по поводу уточнения разделов правил дорожного движения с этим типом – широкоплечим и не слишком доброжелательным на вид. Беда этого Телевизора состояла в том, что, если тебе не нравилось зрелище, ты не мог просто переключить канал: «Довольно гангстерских фильмов, я лучше посмотрю спокойный документальный фильм о животных».

Должно быть, извинения Юры приняли, потому что двое парней, которые настолько обеспокоились нашей безопасностью на дороге, вернулись в свою машину и уехали, даже не потребовав дальнейших сатисфакций.

– Юра говорит, что это все-таки был не Телевизор, – сказал Юлиан, когда Юра вернулся на свое место.

– Правда?

– Да, я ошибся.

– Неудивительно, – хмыкнул я. – Сейчас все телевизоры на одно лицо.

Юлиан не улыбнулся. Либо он все еще думал о том, что только что произошло, либо счел, что ничего смешного я не сказал. Облегчение на лицах попутчиков навело меня на мысль, что, возможно, мы были в большей опасности, чем я себе представлял. Приятно думать, что теперь мы могли продолжить путешествие в Кишинев без остановок по пути в какой-нибудь больнице.

Наша машина снова выехала на дорогу, все были слегка напуганы, но успокаивались, осознавая, что опасность миновала. У Юры очень хорошо получалось изображать кротость. На самом деле его кротость была чем-то вроде гордыни и определенно вызвала бы восхищение у Иисуса, который высоко ценил это качество.

– Блаженны кроткие, ибо они наследуют Землю, – сказал он как-то со всей искренностью.

Но вот кроткий почему-то ответил:

– О, я, наверное, не смогу. Возьми себе.

В тот вечер я смог поесть чечевицы, хлеба и сыра фета без того, чтобы увидеть что-нибудь из съеденного в ночи. Григор посоветовал мне запить еду молдавским коньяком, который, как он убеждал, полезен для желудка. Мой доктор.

– Отец хочет знать, пойдешь ли ты с нами утром в церковь, – сказала Елена.

– Да, с удовольствием. Спасибо, – ответил я.

Мне требовалась помощь, и я был готов на все. Обратиться к молдавской православной церкви за поддержкой казалось столь же логичным, как и любой другой вариант действий.

Я не был уверен, сколько у меня времени, переоделся в то, что казалось наиболее подходящим для посещения церкви, и терпеливо ждал в своей комнате начала церковной вечеринки.

– Я думал, мы договорились в одиннадцать, – заметил я Адриану, изо всех сил стараясь не сбиться на жалобный тон.