Тени старой квартиры - [84]

– Привет.

Та обернулась – глаза за стеклами очков испуганно моргнули, красные, воспаленные от слез.

– Что случилось? – сжала она Ксюшин локоть и увидела, как горестно, по-девчоночьи, поползли вниз уголки губ.

– Мама, – сказала Ксюша, шмыгнув носом. – Это был не Иван, а мама.

Маша вздохнула, потрепала ее по плечу:

– Зато это был не Иван. Попробуй посмотреть на это, как на частично хорошую новость.

Ксюша попыталась улыбнуться и взяла ее под руку:

– Куда мы идем?

– Мы идем отрываться от слежки – для начала. – Маша одернула готовую уже испуганно обернуться Ксюшу. – Ты же любишь пышки?

– Люблю – что?

– Любочка говорит, что самые лучшие всегда были и будут – тут, совсем рядом. На Конюшенной. Можно взять с собой, только на таком холоде они быстро остынут…

И она потянула Ксюшу вперед, в сторону тускло светящегося в сером свете бессолнечного дня шпиля Адмиралтейства.

В пышечной они отстояли положенную очередь и пошли в направлении Мойки, поедая пышки и отряхивая от сахарной пудры воротники.

– Вкусно. Я их не ела со студенческой поры, – призналась Ксюша. Она только что изложила Маше историю материнского предательства, и ей стало легче дышать – даже пончики казались не жирным куском теста, а, напротив, воздушными творениями в сахарной пыльце.

– Теперь слушай внимательно, – сказала, не сбавляя шага и не меняя интонаций, Маша. – Сейчас ты достанешь свой телефон и выбросишь вместе с грязной салфеткой в урну.

– Что? – ошарашенно воззрилась было на нее Ксюша, но Маша потянула ее вперед.

– Делай, как я говорю.

Ксюша, сглотнув, вынула из кармана пуховика телефон, вложила в салфетку, чуть замешкалась у гранитной урны. Секунда – и рука в шерстяной перчатке нырнула обратно в карман.

– Дальше – так, – по-московски вальяжно растягивая гласные, продолжила Маша, будто случайно оглянувшись. Мужчина в темно-синей куртке внимательно изучал просторные витрины ДЛТ в паре метров за их спиной. – Когда я скажу тебе бежать, мы дружно беремся за руки и бежим вперед, поняла?

Ксения искоса взглянула на нее и испуганно кивнула.

– Отлично, – Маша чуть прибавила шагу. Кафе, часовой магазин, пустынные люксовые бутики и, наконец…

– Сейчас! – скомандовала Маша, схватив Ксюшу за руку.

Они метнулись в полуоткрытые воротца в арочном проеме и побежали, полетели вперед. Эхо гулко следовало за их шагами, бросались в сторону кошки и туристы. Тень арочных проемов сменилась длинным дворовым проходом, небольшая галерея, кафе… Маша резко повернула влево, толкнула тяжелую деревянную дверь.

– Добро пожаловать в нашу гостиницу, – услышали они мелодичный голос, и обе, тяжело дыша, уставились на молоденькую белокурую девушку в черной жилеточке с логотипом отеля. А она – на них.

– Пять минут, – сказала Маша, не уточнив, пять минут – до чего. Слушая, как гулко бьется в висках кровь, выглянула из узкого окошка рядом с ресепшен. Двор был пуст.

– Почему ты мне не сказала, что хочешь отрываться проходными дворами? – сглотнула Ксюша. – Это же дворы Капеллы, их все знают как свои пять пальцев, туристическое ме…

– Тихо! – Маша дернулась, спрятавшись за бордовую портьеру с кистями.

Мимо отеля с выпученными глазами пробежал тот самый спортивный товарищ в темно-синей куртке.

– Это… за нами? – Ксюша проводила неизвестного ошеломленным взглядом.

Маша кивнула, накинула на голову капюшон.

– Все знают, – сказала она, улыбнувшись обомлевшей девушке-консьержу и толкнув дверь, – что эти дворы выходят к Капелле, а именно – на Мойку, перед Эрмитажем, где толпа туристов и автобусы. Они будут искать нас там, а мы спокойно вернемся назад.

«Спокойно» было явным преувеличением – Ксюша без конца оглядывалась, но они действительно прошли, уже вполне себе в прогулочном режиме, под теми же арочными проходами обратно к Конюшенной. Чуть правее у тротуара припарковалось желтое такси. Маша открыла дверцу, пропустила перед собой Ксюшу.

– На имя Каравай, – пояснила она таксисту, открывшему уже было рот, чтобы объявить: занято!

– Долго заставляете себя ждать, девушки, – ворчливо сказал тот, отчаливая от тротуара.

– Простите. Я возмещу. – Маша откинулась на сиденье, выдохнула и прикрыла веки. Первая часть плана, похоже, удалась. – На Черную речку.

– Маша, – она почувствовала, как Ксюша теребит ее за рукав, – обернись!

Ксюша

Ксюша боялась смотреть назад. Она узнала человека, который минутой позже их стал махать рукой, пытаясь остановить машину. Они еще не успели продвинуться и десяти метров в пробке перед светофором на Невский, как какой-то частник лихо свернул к тротуару. Мужчина, вчера прятавший свое лицо под большим зонтом, сел в автомобиль, что-то быстро говоря в мобильник.

Маша сидела с черным, как туча, лицом:

– Это моя вина! Они шли по отдельности. Одного я вычислила, а второй остался сторожить выход…

– Есть один двор, – прервала ее Ксюша. – Только он на Фонтанке.

Маша вскинула на нее глаза, кивнула.

– Мы едем на Фонтанку, – приказала она водителю. Тот поглядел на них через зеркальце, покачал головой:

– Хозяин – барин.

– Ты уверена? Я имею в виду, в своем дворе? – сказала Маша негромко, наклонившись к Ксюше. Та пожала плечами.

– Много домов уже приватизировали. Поставили ворота, кодовые замки. Думаешь, можешь по привычке срезать путь к метро, ан нет… – Ксения сняла перчатки в жарко натопленном салоне, нервно заправила под платок выбившуюся прядь. – Но остались еще места на Петроградке, на Ваське. Они, может, не такие парадные, как твои дворы Капеллы или Толстовский дом, но…