Тени старой квартиры - [59]

Шрифт
Интервал

– Думаешь? – говорит он с надеждой. Он отпускает Лерку, тот вытирает рот, кривится, но не торопится встать, чтобы снова взглянуть на череп.

– Он маленький, – говорю я. – Таких не бывает. Он, наверное, – я на секунду задумываюсь, вспоминая слово, – анатомический. Для студентов. Врачей.

Витькино лицо оживляется:

– Чума! Надо пацанов попугать!

Лерка криво улыбается – он уже достаточно испуган.

Возвращаемся мы из подвала тем же путем. Витька тараторит без остановки – в голове у него уже тысяча идей, что можно сделать с «черепушкой»: положить в авоську и ради такого дела не ехать на колбасе, а зайти в трамвай: «Ой, вы билетик не передадите, а то у меня руки заняты…» Или просто – выставить в окно подвала и ждать, пока кто-нибудь увидит… Я уже было открываю рот, чтобы сказать, что на всякий случай можно показать «черепушку» участковому, но не хочу снова говорить о страшилках и думать о скелете в подвале как о настоящем.

И только засыпая, под скороговорку радио Пироговых за стенкой: «…Театр имени Пушкина, спектакль «Они знали Маяковского». В главной роли лауреат Сталинской премии, народный артист СССР Николай Черкасов», я подумал: ведь у меня тоже маленькая голова, меньше, чем у взрослых. А что, если тот скелет в подвале – никакое не анатомическое пособие? Что, если это скелет ребенка?

Маша

Маша сидела на огромной бабкиной кухне: сумерки, сгустившись после трех дня, делали мутными распечатанные фото, в изобилии рассыпанные по льняной скатерти с мережкой. Маша, нахмурившись, встала, зажгла бра над столом и услышала, как хлопнула дверь, – это бабка вернулась с ежедневной прогулки, как она выражалась, «по рекам и каналам». Полчаса активной ходьбы вдоль по набережной, неизменная чашка чаю по прибытии. Маша уже пару минут назад поставила чайник на плиту. Любочка, пройдя на кухню, с удовольствием села за стол пить чай с мармеладной долькой, взялась просматривать одну за другой фотографии из «Ленинских искр». Непосредственно коммунальных было только две: одна из кухни – очень живописная и одновременно полная бытовых деталей. Каждая хозяйка в профиль у своей конфорки – халат, крепко запахнутый на груди, бигуди под косынкой. Влажный дымок поднимается от закопченных кастрюль – кто-то варит суп, кто-то мешает деревянной палкой кипятящееся белье, пар восходит к высокому потолку, пересекаясь с косым лучом света из большого окна.

– Пирогова, – проводит пальцем по фотокарточке Любочка. – Эта краля – Аршинина. А вон тут торчит круп кого – Бенидзе?

Маша с улыбкой взяла фотографию:

– А может, Коняевой?

– Э, нет! Посмотри на этот истово выпрямленный позвоночник и воинственно торчащие усики! Вряд ли Галина Егоровна выдала бы такую реакцию на безобидную пожилую учительницу.

– Боже, а усики-то ты как разглядела?! – склонилась над снимком Маша.

– Дофантазировала! – подмигнула ей бабка, а Маша, приглядевшись, согласилась – да, что-то было в напряженном абрисе спины Пироговой, позволяющее предположить конфликт.

– А вот, – Любочка взяла со стола вторую фотографию, уже явно постановочную: все жители коммуналки собрались перед объективом. Впереди – женщины и дети. На заднем плане – мужчины. И все обитатели в сборе.

– Смешные, – Маша посмотрела на фотографию из-за ее плеча. Мужчины – такие серьезные, каждый, по примеру традиционных деревенских фотокарточек начала прошлого века, держал руку на плече у жены. Две младшие девочки, Леночка и Аллочка, устроились на материнских коленях. Снизу притулились мальчишки, Валера Пирогов и Алеша Лоскудов, кажущийся совсем взрослым в модном свитере под горло и узких вельветовых брюках. Рядом с ним – нежная Тамара в платье с нарядным отложным воротничком. Кольки на фото нет – он остался за кадром, верный коммунальный фотокорреспондент.

«Как многое, – улыбнулась Маша, вглядываясь в фото, – можно понять даже по черно-белой фотографии!» Кажется, что Тамара счастлива своим соседством, она только что украдкой взглянула на своего кумира и сразу отвела глаза. Маше показалось, что она даже видит румянец, вспыхнувший от смущения на смуглых, покрытых пушком щеках.

– Куда она так смотрит?! – вдруг спросила Любочка. – Будто змею увидела?

– Кто? – не сразу ответила Маша, увлеченная любовной драмой пятидесятилетней давности.

– Да вот же! Ваша старушка! Отравленный божий одуван!

Маша перевела глаза на Ксению Лазаревну: белоснежная «парадная» блузка, седые букли на голове. Старушка, как бывшая владелица и старожил квартиры, сидела ровно по центру, между двумя молодыми женщинами – Ириной Аверинцевой, тогда еще серьезной девушкой с прямой челкой и прямым же взглядом: будущий химик, будущий доктор наук, мать Нины, бабка Ксении, и Зинаидой, женщиной с округлыми формами и скучающим лицом продавщицы сельмага, еще подходящей под пошловатое описание «все при ней», но уже на грани с полнотой. Дочка в торжественном платьице на пуговках, отделанном белым пикейным кантом, сидит на коленях… А Ксения Лазаревна смотрела не в объектив и даже не на своих соседок. Она смотрела куда-то вбок и вниз, и с таким выражением ледяного ужаса на лице, что Маша похолодела.

– Я уже видела эту фотографию, – сказала она медленно, тщетно пытаясь выцыганить у памяти воспоминание. – У Тамары Зазовны в альбоме есть очень похожая.


Еще от автора Дарья Дезомбре
Сеть птицелова

Июнь 1812 года. Наполеон переходит Неман, Багратион в спешке отступает. Дивизион неприятельской армии останавливается на постой в имении князей Липецких – Приволье. Вынужденные делить кров с французскими майором и военным хирургом, Липецкие хранят напряженное перемирие. Однако вскоре в Приволье происходит страшное, и Буонапарте тут явно ни при чем. Неизвестный душегуб крадет крепостных девочек, которых спустя время находят задушенными. Идет война, и официальное расследование невозможно, тем не менее юная княжна Липецкая и майор французской армии решают, что понятия христианской морали выше конфликта европейских государей, и начинают собственное расследование.


Призрак Небесного Иерусалима

Мертвецы всплывают в Москве-реке; сидят, прислонившись к древней стене Кутафьей башни; лежат, четвертованные, на скамеечке в Коломенском… Несчастные были убиты жуткими средневековыми способами, а в чем их вина – знает только убийца. Маньяк, ставящий одну за другой кровавые метки в центре столицы, будто выкладывает жуткий пазл.По страшному следу идет пара с Петровки: блатная стажерка, выпускница МГУ, с детства помешанная на маньяках, и опытный сыскарь, окончивший провинциальную школу милиции. Эти двое терпеть не могут друг друга, но идеально друг друга дополняют.


Лотерея

«Верьте мне, сказки про Золушек встречаются, и они всегда связаны с принцами, тут главное – не затянуть сюжета. Однако принцы в наше время понятие относительное, не всегда оправдывающее свою исконную сказочную репутацию.У Ксении в жизни было крайне мало ярких эпизодов…».


Портрет мертвой натурщицы

В Москве при странных обстоятельствах исчезают девушки. Не звезды, не манекенщицы, не дочки банкиров — а продавщицы и уборщицы, непривлекательные, полноватые, с неудавшейся личной жизнью. А потом их обнаруживают в своих квартирах, но уже бездыханными, со следами удушения тонким шнуром. И на теле каждой жертвы эксперты находят старинные эскизы, подписанные по-французски «Ingres». Энгр — имя мэтра французского неоклассицизма. Но как подлинные эскизы к гениальному полотну «Турецкие бани» могли попасть в убогие хрущевки на московских окраинах? Ведь все наброски к великой картине должны находиться на родине знаменитого художника, в музее Энгра в Монтобане! Парижская префектура проверяет и… обнаруживает подмену.


Ошибка Творца

В Москве идет охота на красивых людей: погибают актриса, телеведущий, манекенщик… Они никак не связаны между собой, и следствие скоро заходит в тупик: растворяются в тумане наемные киллеры, невиновные признаются в убийстве, которого не совершали, а настоящий преступник, напротив, выходит из зала суда за «недостатком улик»… Это полный провал. Оперативникам с Петровки Марии Каравай и Андрею Яковлеву такая череда неудач в новинку: они не могут отпустить нераскрытые дела и, пытаясь нащупать «корень всех зол», обнаруживают тонкую нить, уходящую в «лихие 90-е», в те времена, когда жертв еще и на свете-то не было… Давнее преступление, задуманное как благо, оборачивается трагедией, затягивая в свою воронку все больше людей.


Тайна голландских изразцов

Странная кража случается в особняке в Царском Селе под Санкт-Петербургом – неизвестный забирает только 20 изразцов фламандской работы, объединенных одной темой: играющими детьми. Хозяин дома, состоятельный бизнесмен, не на шутку заинтригован и просит оперативника с Петровки Марию Каравай, блестяще зарекомендовавшую себя в делах, связанных с историей и искусством, заняться «частно» этим делом. В это же время в Москве почти одновременно вспыхивают пожары: один – в шикарном отеле «Метрополь», другой – в офисе на Патриарших.


Рекомендуем почитать
Казнь в прямом эфире

Новостные каналы получают ссылку на сайт «Суд Народа». На прямой трансляции прикованный к стулу педофил. Через 72 часа народное голосование решит его участь. Чиновники требуют прекратить беспредел, ведь право на суд есть только у власти. В ходе расследования Елена Петелина выясняет, что накануне педофил похитил девочку. Только он знает, где она находится. Время на таймере неумолимо тает. Люди ждут справедливого возмездия. Но если педофила казнят, похищенная девочка не выживет.


Буква на стене

Подозрение в убийстве еврейского священника на заднем дворе синагоги падает на ярого местного антисемита, который не раз угрожал ребе. Но после убийства главного подозреваемого установление истинных мотивов и личности преступника становятся делом случая.


Калейдоскоп

Забавная детская игрушка на месте убийства. Выведет ли она на след убийцы? Прочитайте и узнаете.


Древо жизни

Два убийства, схожих до мелочей. Одно совершено в Москве в 2005 году, другое — в Санкт-Петербурге в 1879-ом. Первое окружено ореолом мистики, о втором есть два взаимоисключающих письменных свидетельства: записки начальника петербургской сыскной полиции, легендарного И. Д. Путилина и повесть «Заговор литераторов» известного историка и богослова. Расследование требует погружения, с одной стороны, в тайны мистических учений, а с другой, в не менее захватывающие династические тайны Российской империи. Сможет ли разобраться во всем этом оперуполномоченный МУРа майор Северин? Сможет ли он переиграть своих противников — всемогущего олигарха и знаменитого мага, ясновидца и воскресителя? Так ли уж похожи эти два убийства? И что такое — древо жизни?


И занавес опускается

Карьера нью-йоркского детектива Саймона Зиля и его бывшего напарника капитана Деклана Малвани пошла в абсолютно разных направлениях после трагической гибели невесты Зиля во время крушения парохода «Генерал Слокам» в 1904 году.Хотя обоих мужчин ждало большое будущее, но Зиль переехал в Добсон — маленький городок к северу от Нью-Йорка — чтобы забыть о трагедии, а Малвани закопал себя ещё глубже — согласился возглавить участок в самом бандитском районе города.В распоряжении Малвани находится множество детективов и неограниченные ресурсы, но когда происходит очередное преступление при загадочных обстоятельствах, Деклан начинает искать того, кому может полностью доверять.На сцене Бродвея найдена хористка, одетая в наряд ведущей примы.


Ночной дозор

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Молчание Апостола

Скандально известный профессор символогии Джон Лонгдейл с трибуны научной конференции во всеуслышание объявил, что намерен поведать всему миру о невероятном открытии, которое способно обрушить устои современного христианства. Однако озвучить сенсацию профессор не успел: в тот же вечер он был жестоко убит. А в тысячах километров от Лондона, на острове Патмос, совершено жуткое массовое убийство паломников: с тел несчастных были срезаны огромные лоскуты кожи. Скотленд-Ярд связывает оба преступления с сэром Артуром МакГрегором, которому профессор назначил встречу незадолго до своей гибели, а также с ассистентом профессора француженкой Эли.