Тени Рима - [2]

Ну как запытать… Вкалывал нейропаралитики, оставлял рядом скальпель и предлагал «попробовать справиться с болью и пережить следующий час». Самый аккуратный случай был, когда парень сразу выколол себе глаза, а потом таки добрался до мозга.

Потом, буквально пару дней спустя, нашли еще одно логово. Там тоже оказался труп, зато всего один: молодой мужчина весьма впечатляющего телосложения, в пропавших не числился. Судя по всему, его продержали в подвале пару недель, глуша каким-то невыясненным седативным, потом убили. Каким образом, так и осталось непонятным, поскольку внутренности трупа и кровь в принципе отсутствовали. Обрубленные руки и ноги аккуратно лежали в стороне.

— Типичная «ваза», — поморщилась капо испетторе, пока ее помощников выворачивало в сторонке. — Обычно так молодых девушек находят.

— Необычные сексуальные пристрастия и хорошее знакомство с медицинскими веществами, — пожал плечами Шерлок. — Вероятно.

При этом он как-то нехорошо улыбнулся, глядя поверх склоненной головы испетторе (та ругалась по телефону на беглом итальянском по поводу поиска недостающей требухи). У Джона поползли ледяные мурашки: стало кристально ясно, что Шерлок улыбался именно ему.

Уже после, когда они пили обжигающий кофе со сливками при столь же обжигающей жаре на террасе случайного кафе, Джон как бы между прочим поинтересовался.

— Что ты имел в виду, когда сказал «вероятно»?

— Что сексуальные предпочтения имеют значение, только если убийство было совершено на сексуальной почве. Если убийца просто хотел есть, значение имел исключительно размер порции.

Тон Шерлока был сухим, деловым, как будто он только и делал, что рассуждал о таких вещах. Что ж… вполне возможно.

Джона же увольте, Джону все это было непривычно и становилось не по себе.

— Знаешь, каннибализм — он тоже на сексуальные извращения завязан вообще-то, — произнес Джон как можно ровнее.

— О боже, какая скука, — очаровательно улыбнулся Шерлок. — Впрочем, учитывая, насколько скучны половые акты, можно ли винить людей за попытку их разнообразить?

Джон не знал, то ли ему разворачиваться и немедленно уходить, то ли позорно хихикать. Разрываемый этими противоречивыми стремлениями, он просто сделал еще один глоток.

* * *

В первую ночь на новой квартире Джон спал изумительно. Ему снился родительский дом в Глазго (еще до того, как там стало все настолько плохо, что Джон сбежал в Лондон, как будто в Эдинбурге было негде учиться!), снилась мирная дробь дождя по крыше. Дождь смывал тревогу и тоску.

В ногах кровати и в изголовьях ее сидели беломраморные статуи греческих богов в синих одеждах и с льдисто-прозрачными глазами. Смотрели на Джона, выжидали. Было в них что-то тревожное, но больше красивое — как будто заснеженные горные вершины ярким летним днем. Джон лежал в сонном ступоре, не мог ни рукой, ни ногой пошевелить, и чей-то глубокий голос, смутно напоминавший голос его соседа, нашептывал на ухо непонятные слова.

Приятная, знаете ли, перемена после кошмаров про Афганистан.

Правда, когда Джон проснулся, у него слегка чесались запястья, но это его не обеспокоило. Он только подумал, не стоит ли сменить порошок для белья, к обеду уже забыл.

* * *

Однажды Шерлок принес в дом собаку. Это удивило Джона — сосед не показался ему любителем животных. Почти подросшего щенка бульдога он подобрал где-то на улице.

— Выкинули хозяева, надоел, — коротко объяснил Шерлок. — Без меня погиб бы.

Когда Джон протянул руку, чтобы погладить поскуливающего на одеяле псеныша, Шерлок резко произнес:

— Не трогай!

— Почему? — не понял Джон.

— Это моя собака, — проговорил Шерлок почти угрожающе. — Я его нашел.

— Да ладно, — фыркнул Джон, — я не собирался его есть.

И получил от Шерлока уничижительный взгляд.

Две недели Гладстоун (так Шерлок назвал щенка) ходил за хозяином по пятам, живо бросался к миске, будил Джона лаем по утрам и вообще вел себя как положено собачьему племени. Шерлок его гладил, позволял залезать себе на колени и, кажется, благоволил. Потом пес затих, и два дня подряд почти проспал в своей корзине, просыпаясь только, чтобы выпить воды. Тайком от Шерлока Джон все-таки его погладил; Гладстоун приоткрыл круглые карие глаза, зевнул, лизнул Джону ладонь и улегся поудобнее. Нос был влажным; на больного он не очень походил, но кто его знает?..

На третий день Шерлок сказал, что отнесет его к ветеринару, встал и ушел.

Вернулся с поводком и ошейником, но без собаки. Сказал, что пса усыпили. Неуклюжие соболезнования Джона проигнорировал.

* * *

Во вторую ночь на новой квартире статуи Джону не снились. Снилось другое — темное, сверкающее, великолепное. Оно объяло его и поглотило, и ничего не могло быть лучше этого.

Он проснулся, плача от эйфории, и целых две секунды не ощущал ни боли, ни гнева, ни страха перед будущим — один благословенный, сладостный покой.

* * *

На третью ночь ему не снилось ничего, а на четвертую кошмары про Афганистан возобновились. Правда, они были неяркие, виделись, словно через зернистое стекло, и потом сменялись вполне мирными снами — что-то цветное, бессмысленное и про космос. После них он уже не просыпался, засыпал снова, глубже, глубже… Открывал глаза уже только когда в окно заглядывало солнце и чувствовал себя отдохнувшим как никогда.