Тени прошлого. Воспоминания - [51]

Переправа через пролив на пароходе до Керчи, каких-нибудь верст тридцать, берет не более двух-трех часов. В те времена пароходные рейсы совершались не столько для пассажиров, которых было мало, как для переправы гуртов черноморского скота в Крым. Незадолго до нас произошел целый скандал. Капитан что-то долго задержал отход парохода из-за того, что не успел вовремя погрузить скот. Пассажиры стали требовать, чтобы пароход отчаливал, а капитан грубо ответил, что для него быки все равно что пассажиры 1-го класса. Он хотел сказать, что с головы скота за переправу платят столько же, как за билет I-го класса. Пассажиры страшно обиделись, подняли шум, подали на капитана жалобу. Не знаю, чем кончилась эта история. В наш переезд ничего подобного не случилось. Напротив, капитаном оказался старый геленджикский знакомец Спицын, который узнал наших, был очень любезен и вспоминал добрые старые времена Береговой линии. К общему удовольствию, мы наконец расстались с Таманью, в которой я был и впоследствии, всегда видя ее такой же пустынной и скучной.

Керченский залив так же очень мелок и так же заросший морской травой, как и Таманский. Большие морские пароходы разгружаются в нескольких верстах от города, сдавая и груз, и пассажиров на барки, которые буксируются до пристани. Иногда пассажиров отправляют с парохода и на баркасах. Но средней величины пароходы подходят к самой пристани. Помнится, она и называется пристанью Русского общества пароходства и торговли. Здесь же, у пристани, находится агентство общества и обширные его амбары для грузов. Такой крошечный пароход, какой ходил в Тамань, разумеется, причаливает прямо к пристани. Здесь нас уже ожидали Савицкие на своей просторной линейке и отвезли нас к себе, а свой багаж мы оставили в агентстве для погрузки на пароход, который должен был идти в Новороссийск. Не помню, сколько раз в неделю совершался этот рейс, но, во всяком случае, нам пришлось несколько дней перебыть у Савицких.

Насколько помню, Андрей Павлович в то время уже купил свой дом у Корчевских и уже выписал к себе из Москвы тетю Настеньку, то есть Настасью Николаевну Каратаеву. Впрочем, может быть, все это произошло только к следующему моему приезду в Керчь. Во всяком случае, Андрей Павлович, по своей практичности и деловитости, устраивался в Керчи очень хорошо и становился постепенно богатым человеком. Дом и весь его огромный участок он приобрел за грош. Собственно, дома было два, по обе стороны двора, с флигелями и сараями. Собственницы их, старые девицы Корчевские, могли бы тут век свековать, но одна из них влюбилась на склоне лет в молодого офицера Солдаткина и вышла за него замуж. Но офицер, конечно, не имел надобности в доме, потому что полк его переходил с места на место, и Корчевские продали свою недвижимость Андрею Павловичу, помнится, за пять тысяч рублей — цена даже и по тому времени ничтожная. После того дядя за такую же ничтожную сумму приобрел в нескольких верстах от города имение Темешу, около тысячи десятин. Правда, имение представляло голую землю, притом же плотно убитую ногами овечьих стад, но, понятно, могла быть приведена в порядок, да и земля могла быть постепенно оживлена вспашкой. Через несколько лет имение стало очень ценным, и по смерти Андрея Павловича давало его многочисленному семейству около десяти тысяч, кажется, годового дохода.

Что касается Настасьи Николаевны, она кончила курс Московского Николаевского института и в нем же осталась классной дамой. Детям Савицких уже пора было учиться, и Андрей Павлович выписал тетю Настеньку к себе. Не знаю, что он ей за это платил, но она так и вошла членом в его семью и занималась с детьми, готовя их в институт. Тогда у Савицких недавно родился второй сын, Коля, так что тете Варваре Николаевне трудно было возиться с прочими детьми. Но хозяйство семьи взяла в свои руки Александра Павловна, а занятия с детьми — тетя Настенька. Дом Савицких стал многолюден, и помещения у них были обширные.

В Новороссийск мы вышли, помнится, на пароходе «Ласточка». Средний по величине, он считался тогда самым быстроходным во флоте Русского общества. Он делат что-то около двенадцати узлов, по-нынешнему — быстрота почти ничтожная. Но тогда счет был иной. «Ласточка» была также очень устойчива, так что ее мало качало, и наш переезд протекал вполне благополучно. Только против Бугаса, то есть против устьев Кубани, нас порядочно покачало. Но это уж такое место. Врываясь в море, Кубань сталкивается здесь с морским круговым течением, и на этом пространстве всегда бывает беспорядочная «толчея» волн, даже и тогда, когда остальное море зеркально спокойно. По распорядку рейсов берега кавказские показываются всегда рано утром, и пароход от Анапы идет совсем близко от земли. Замечательно красивы эти берега. Кавказский хребет погружается здесь в море боком, так что все время вертикальные обрывы гор сменяются узкими ущельями и широкими долинами. Не успеешь насмотреться на обрыв, точно ножом срезанный, открывающий зрителю вес внутреннее строение горных слоев, напла-

стованных друг на друга, как гигантские страницы геологической книги, — как вдруг они прорезываются ущельем или длинной полосой низменной зеленеющей долины. Так чередуются 11уко, Дюр-со, Озерейка (или, по-черкесски, Хозрек), Сус-Хобель, пока впереди не открывается мыс Доби, у входа в Новороссийскую бухту. Бухта также очень красива. Справа, после широкой Кабардинской долины, тянутся такие же чередующиеся обрывы и узкие ущелья хребта Маркотх, слева низменное пространство, бывшее дно моря, несколько возвышающееся только в самом Новороссийске. А зеленоватая вода бухты в те времена была чиста как кристалл, так что дно моря, камни, водоросли, плавающая рыба были прекрасно видны на глубине нескольких десятков саженей. Такой чистой воды я не видал даже на Женевском озере, и только воды самой Роны могли бы сравниться по цвету и прозрачности с водой тогдашней еще ничем не загрязненной Новороссийской бухты.