Тени нашего прошлого. История семьи Милтон - [29]

До того дня, за неделю до ее смерти, когда Эви, зайдя в спальню матери, увидела, что та сидит в постели и держит в руке эту фотографию.

– Я хочу, чтобы меня похоронили на острове Крокетт, – сказала Джоан, повернувшись к дочери.

– Хорошо, – с трудом произнесла Эви. Тогда впервые было проговорено, что мать умирает.

– На краю площадки для пикников.

Эви поставила поднос на кровать.

– И на камне должна быть надпись: «Здесь».

– «Здесь»? – удивилась Эви. – Не «Джоан Милтон»?

– «Здесь», – повторила мать. – Одно слово.

– Ладно, – с трудом произнесла Эви. – Но почему?

Джоан повернулась и пристально посмотрела на дочь – как будто, чувствовала Эви, не до конца в ней уверена.

– Но я же тебе говорила. Уже говорила.

Что она ей говорила? Эви ничего не понимала. Когда?

– Обещай мне, Эви.

– Обещаю, – ответила она. – Я все сделаю, мама.

– Эвелин это не понравится, – заметила мать.

– Тетя Эвелин мертва, – тихо сказала Эви.

Джоан кивнула, поставила фотографию к лампе на прикроватной тумбочке, сложила руки на выцветшем шелковом покрывале у себя на груди и закрыла глаза.

Тогда ей легко было сказать: «Обещаю. Я все сделаю, мама». Легко, просто и правильно. Но теперь ничто не было легким, простым и правильным.

– Мама?

– О господи! – воскликнула Эви резче, чем хотела. – Сет, а ты не мог бы подойти ко мне, а не кричать с другого конца Бликер-стрит?

Ее сын появился в двери своей комнаты – шесть футов роста, на широком плече рюкзак с его вышитым именем, который он носил с пятого класса. Она улыбнулась. Он улыбнулся ей в ответ – пятнадцатилетний парень во всем своем великолепии и очаровании – и сквозь мужское тело еще сиял мальчик.

– Я в библиотеку.

Эви кивнула.

– Деньги у тебя есть?

– Ага. На связи.

Она откинулась на спинку стула.

– В смысле пока.

– Я знаю, что означает это выражение.

– Ладно. – Он выскользнул в коридор. – А Бликер-стрит гораздо длиннее.

– Подожди! – крикнула она ему вслед, улыбаясь. – Я тебя подвезу.

Он остановился, вскинул голову, и на его лице появилась удивленная ухмылка, совсем как у Пола.

– Правда?

Она кивнула.

– Я сейчас.

Сет бегом спустился по ступенькам, и его кеды скользили по линолеуму с тем особенным, резким, высоким звуком, от которого в памяти всегда всплывал урок физкультуры со свистками учителя.

– Знаешь, мама, что профессор Конклин сказал нам вчера? – Он ждал ее внизу.

– Что?

– На все главные вопросы физики уже получен ответ, – радостно объявил Сет и потянул на себя входную дверь.

Эви посмотрела на него:

– Это ужасно.

– Это прогресс.

– И что это значит для физики?

– Это значит, что мне не нужно ее учить. Ну правда, зачем мне заниматься физикой, раз она закончилась?

– Вряд ли совсем закончилась.

– Совсем, мама. – Он ухмыльнулся. – В любом случае я смогу использовать свободную пару для домашней работы. И у меня будет больше времени на русский, а потом я смогу сказать, что говорю на двух реально сложных языках.

«А потом», – подумала Эви, разглядывая его. Машина была припаркована в случайном месте в конце квартала – свидетельство того, что мысли Эви были заняты другим. «А потом» вытягивалось в длинную, насыщенную жизнь. Сначала одно, потом другое. Она села за руль. Каждый день что-нибудь будет происходить, каждый день что-то новое. И потом, и потом. Она помнила это настойчивое стремление двигаться все дальше и дальше. Эви влилась в поток машин и перестроилась в полосу для поворота. Все стремились к какому-то неизвестному, прекрасному концу.

На пешеходном светофоре загорелся зеленый, и Эви ждала, положив руку на рычаг переключателя скоростей, пока дорогу перейдет пожилая женщина. Юбка, жакет, сумки с продуктами в руке. Сначала Эви не обратила на нее внимания, высчитывая, когда можно тронуться с места и повернуть так, чтобы не испугать женщину и не выглядеть невежливой. Сет на пассажирском сиденье смотрел прямо перед собой. Женщина ступила на проезжую часть, не отрывая глаз от светофора, и медленно пошла на противоположную сторону, стремясь перейти улицу в один прием, не останавливаясь, хотя Эви видела, каких усилий это ей стоит. В ее гостиной, подумала Эви, наверное, есть кресло или другая опора, у которой можно немного отдохнуть. Минетта-Лейн, все ее тридцать футов, были для женщины огромным расстоянием, которое требовалось преодолеть, прежде чем сменится сигнал светофора.

– Какая отвага, – пробормотала Эви.

Сет вопросительно посмотрел на нее.

– Нужно немалое мужество, чтобы каждое утро вставать и выходить в этот мир, когда ты стар или болен.

– Знаю, мама.

– Я серьезно.

– Знаю, мама, – ласково повторил Сет. – Ты говорила.

К глазам вдруг подступили слезы.

– Правда?

Она сидела в машине рядом с сыном, ждала – и вдруг осознала: эта женщина впереди на дороге двигается так же, как Джоан в последний год ее жизни, прежде чем они поняли, что рак оплел ее кости и тянет назад, замедляя движения.

Сет кивнул. Машина позади них просигналила. Женщина почти преодолела половину пути – оставалось чуть-чуть. «Давай, – услышала Эви свой шепот. – Не останавливайся». Это было невыносимо. Сколько ей лет? Может, она не была такой уж старой. Может, просто больной. А где ее семья? Машина сзади снова просигналила.