Тени над Латорицей - [30]

И, чего греха таить, так было просто-напросто интереснее. А это тоже имело значение для солидного, седого подполковника Коваля, человека целеустремленного и строгого, но в душе оставшегося (в этом он и себе самому никогда не признался бы) юнцом, влюбленным в тайны и приключения. Несмотря на то, что они усложняли его жизнь. Это помогало ему искренне считать свою бесконечно сложную и трудную работу любимым делом, которое не только притягивает как магнит, но и гипнотизирует.

Коваль поудобнее устроился в кресле и с головою ушел в свою схему.

Шло время. Постепенно лист бумаги покрывался черными и цветными пометками и надписями, жирными вопросительными и восклицательными знаками, рамками и стрелками.

Наконец определились колонки. И получилось так:

ОГРАБЛЕНИЕ

Длинный и Клоун

—

1. Через забор перелезли двое.

2. Неожиданный отъезд в день после убийства (показание кассира; два билета до Киева;

показания хозяйки квартиры).

3. Две судимости Длинного.

4. Неизвестный источник существования (Длинный и Клоун — одна компания). Клоун — пьянчужка.

+

1. Нет прямых доказательств.

?

1. Кому принадлежат китайские кеды?

2. 44-й размер резиновых сапог (следы). Сапоги Длинного?

В этой не до конца заполненной схеме все, что было против Кравцова и его приятеля, вписывалось в колонку со знаком «-», все, что было за них, против их участия в ограблении и убийстве семьи Иллеш, фиксировалось в колонке со знаком «+». А то, что вызывало сомнение, требовало проверки или уточнения, отмечалось вопросительным знаком. Восклицательные знаки в окончательном, чистовом варианте Коваль убрал.

В тот момент, когда Дмитрий Иванович заполнял последнюю графу, снова позвонил капитан Вегер и сообщил, что найдены свидетели. Парень и девушка, стоявшие той ночью на углу Староминаевской и Безымянного переулка, заявили, что видели каких-то людей в конце улицы около часа ночи. Одного высокого, другого — значительно ниже ростом.

— В показаниях есть расхождения, — сказал капитан. — Девушка видела двоих, а парень уверяет, что мимо них в конец Староминаевской прошмыгнул один прохожий. Девушка объясняет это тем, что ее спутник стоял спиной к улице и обернулся, когда один из прохожих исчез. Объяснение это представляется логичным, хотя и не совсем доскональным. — После разговора с капитаном Коваль дополнил свою схему, записав эти сведения в колонку со знаком «минус».

«Ну, вот и все, — решил он, — пока в этот столбец писать больше нечего…»

Он задумался. Как хорошо было бы узнать, где они сейчас — Длинный и Клоун. Что делают? Не тешат ли себя мыслью, что все сойдет им безнаказанно? Не готовят ли новое преступление, новое убийство? Куда лежит их путь, с чьим путем он пересечется на горе ничего не подозревающего человека? И подполковник Коваль вспомнил слова Ленина о том, что главное в борьбе с преступностью — это не суровость наказания, а неотвратимость его, неизбежность. Сознание этого и есть высшая форма профилактики, самый гуманный метод искоренения правонарушений. Понимая неизбежность разоблачения и наказания, Длинный и Клоун не подняли бы руку на свои жертвы. Их все время не оставляла надежда — пусть самая мизерная! — что они смогут правосудия избежать. Но…

Коваль оборвал свои размышления. У него не было права думать об этих Кравцове и Самсонове как об убийцах! Пока есть у него только подозрения. Не более того. Эта версия рассыпается, как карточный домик, если, например, Длинный и Клоун в ту ночь пьянствовали где-то в соседнем селе. А их отъезд? Они могли уехать по тысяче других причин. Интуитивно Коваль догадывался, что Длинный и Клоун причастны к трагедии на Староминаевской. Но от интуиции до доказательства выложен путь острыми камнями сомнений!

По версии «Ограбление» — все. Совсем не разработанной остается версия «Наследство». Единственные наследники — Шеферы, брат Каталин Иллеш — Эрнст Шефер и его жена Агнесса.

Агнесса уверяет, что муж ее в ночь на шестнадцатое июля был дома. Старый Коповски утверждает противоположное. Стало быть, алиби у брата Каталин шаткое. А Коповски? Судя по тому, что он сам рассказал, у него свой неоплаченный счет к Карлу Локкеру, а после казни тержерместера партизанами — к его семье. И алиби у Коповски тоже нет. Не оговаривает ли он соседа, чтобы отвести подозрение от себя? Мол, был ночью дома, видел, как Шефер бежал со двора. Но неужели Коповски выдумал эту фразу Агнессы Шефер: «Ты этого не сделаешь, Эрнст! Ты пожалеешь меня и детей».

Старик сказал, что ночной скандал в доме Шефер разразился из-за какой-то женщины. Из-за какой именно, он не понял. А не вдова ли Иллеш стала яблоком раздора между супругами? Ведь Шеферы не скрывали своего плохого отношения к родственнице, вызванного тем, что Каталин обделила их, заграбастав все отцовское наследство. Эрнст, как известно, не раз говорил при людях: «Сволочь, убить ее мало!»

А старик Коповски? Вообще появление этого Коповски выглядит очень странно. Что было целью его появления? Насолить соседу? Но ведь к самому-то Эрнсту Шеферу нет у него претензий. С какой же стати будет он ломать его алиби? Может быть, старик просто-напросто хотел помочь милиции? Многие ведь бескорыстно помогают бороться с преступностью. Но это ведь люди сознательные, ставящие общественные интересы выше личных. А Коповски? Таков ли он?