Тени над Эрдеросом. Рука со шрамом - [24]

- Дадим. Когда вы уйдете?

- Завтра утром.

- Что ж, договорились, пойду, распоряжусь.

Йорвин протянул вождю ладонь, надеясь, что он ее пожмет, но као, не знакомый с обычаем людей, лишь посмотрел на нее непонимающим взглядом.

- У людей принято, когда они о чем- то договариваются, мирятся, или просто здороваются, жать друг другу руки. Вроде выражения... уважения и благосклонности, - Ояярви подумал, почесал затылок и сжал правую руку Йорвина так, что даже его крепкие пальцы захрустели. Йорвин отметил про себя, что у као были нечеловечески сильные ладони. Впрочем, ничего удивительного.

- М-да, - протянул Ояярви, - как у нас говорят, растешь, пока не повзрослеешь, а учишься, пока не умрешь.

- Золотые слова... Ой! - схватился Йорвин за ушибленные ребра. - Доброй ночи, вождь.

- Взаимно, - ответил он, взял свою трость, и хромая, вышел из палаты.

Глава V

На следующее утро Йорвин проснулся посвежевшим. Ушибы и синяки почти не беспокоили. Даже сломанные ребра не слишком досаждали. Вывихнутая рука в состоянии покоя никак не давала о себе знать. Правда, ничего тяжелого он ей поднять все равно не мог. Сиртама тоже встал, как ни в чем не бывало. Выходит, черный дуб очень полезен при травмах, да и не только.

Као Ояярви сдержал слово. На выходе из города их встретил посыльный, который вернул им их небогатый скарб, и дал немного припасов: Морковь, орехи, сушеные грибы, немного кроличьей солонины и вяленного леща, а еще большой мех с водой. Путешественники были вполне довольны, и, передав вождю последний привет, вышли за городскую стену в указанном солдатом направлении северо-востока.

Пока Йорвин с Сиртамой, не отыскали тропу, на которой у них случился инцидент, прошел не один час, но они таки нашли ее, и далее Сиртама вновь вступил в роль проводника. Тропа вела все на север, и вскоре, лес стал редеть, пока не уперся в подножие гор Серой гряды. Сквозь дыры в кронах наконец-то стало виднеться небо. Тропа вела в гору и скрывалась в небольшом ущельице. В этом ущельице, которое вначале казалось настолько узким, что не пропустит и двух лошадей, идущих рядом, но в глубине становилось все шире, по склонам стекали горные ручьи и не смолкал водяной гул. Выйдя из ущелья, тропа стала виться змеей, огибая горы, поднимаясь и опускаясь.

Йорвин впервые видел горы. И впредь решил для себя, что никакие горы более не назовет высокими. Горы Серой Гряды уходили в такие заоблачные выси, что, казалось, их снежные вершины упираются прямо в небо.

Медленно, но верно, Солнце опустилось за горизонт, и путники были вынуждены сделать остановку. После ночей в Оторофельде ночи под открытым небом стали для них похожи на грозовой полдень, но, несмотря на это Йорвин лег спать, а Сиртама остался на карауле. После они сменились. Сиртама встал, как только луч восходящего Солнца опустился на верхушку ели, под которой они устроились. Путешественники перекусили орехами, сушеной рыбой, попили воды и продолжили путь.

Сиртама сказал, что ужинать они будут сегодня в обществе его учеников и братьев по вере. И он не обманул. Обогнув очередную гору, Йорвин увидел цель его назначения. Святая святых монахов и его приют на ближайшие десятилетия.

Тропа кончалась  у самой горы,  начиналась выложенная из булыжника дорога, по которой могла бы проехать небольшая конница. Эта дорога вилась спиралью вокруг горы и кончалась у порогов замка, что Сиртама именовал как свой священный дом и храм. Этот замок был выдолблен из самой горы в настолько незапамятные времена, что единицы из ныне живущих бессмертных могли бы поведать, когда это было. И замок этот построили не люди. Гномы тоже не имели отношения к его возведению. Храм сегодняшних монахов когда-то был древней цитаделью могущественных эльфийских магов. Но что стало с ними и куда они делись, не знал даже Сиртама.

Когда путники восходили по дороге наверх, с башен замка раздалось серебряное пение колоколов. Сиртама просиял, сказав, что дозорные его узнали и таким образом приветствуют, одновременно разнося по всему храму весть о том, что он вернулся. Когда Сиртама и Йорвин наконец поднялись,  ворота храма были распахнуты, и за ними уже собралась ликующая толпа храмовников. Среди монахов были и женщины. И монахи и монахини были самых разных возрастов. От юных и румяных до седовласых старцев. Все были одеты одинаково, женщины, и те мужчины, у которых были длинные волосы, собирали их в необычный хвост на затылке. У некоторых волосы были длиннее и перехвачены несколькими разноцветными лентами по всей длине. На лентах были золотыми чернилами выведены иерглифические письмена на непонятном языке. Йорвин, конечно догадался, что на кедонейском, откуда Сиртама родом. У молодых монахов волосы были короче, и лент на них было меньше. Эти ленты обозначали дан, тоесть уровень монаха в постижении философии Табо и его боевого искусства. По достижении девятого дана, монах объявлялся самудокаем, то есть просветленным, и мог при желании, остричь волосы. Самудокай также становился наставником для младших монахов и мог выбирать их на свое усмотрение.

Из толпы вышел невысокий полный мужчина с солидной залысиной на макушке и семью лентами на волосах.  Монах обратился к Сиртаме: