Тени и отзвуки времени - [82]
МЯТЕЖНАЯ ВАТАГА
Последнее время Ли Ван ходил сам не свой, все раздражало его, выводило из себя, и наконец он отправился в город — «развеяться». Но не прошло и двух дней, как в дом зачастили какие-то странные гости, и каждому подавай хозяина. Жена Ли Вана не знала, что им и отвечать. Самые неприглядные, как назло, являлись по два-три раза в день. Правда, не застав хозяина, они не гневались, не бранились; а на дотошные расспросы хозяйки скрипучими голосами отвечали одно и то же:
— Да вы не тревожьтесь, просто хотели повидать вашего мужа. Когда он объявится, сделайте милость, передайте, что заходили дружки дядюшки Хуэна. А сами мы из Кимшона. Вы только имя запомните. Если будут какие новости, пусть ваш хозяин даст знать поскорее…
Не успели дружки дядюшки Хуэна отбыть восвояси, как псы у ворот опять залились лаем. И появились новые гости — трое или четверо — в каких-то непонятных головных повязках да и вообще диковинного облика.
— Мы из Тамтонга, — сообщили они хозяйке. — Сидели-сидели в дому, едва ноги к полу не приросли. Решили вот побродить по свету. Ну и занесло нас в ваши края. Дай, думаем, заглянем к Ли Вану: нет ли какого стоящего дела, чтоб и нам к нему руку приложить?
Жена Ли Вана знай только кивала да приглашала гостей в дом передохнуть, покуда детишки вскипятят чай.
Но гостям из Тамтонга не сиделось на месте; они не могли заставить себя отведать свежего бетеля и не в силах были дождаться чаю, хотя чайник уже гудел на жарком огне. Выйдя во двор, они степенно прогуливались вокруг дома, сцепив за спиной руки. Собаки лаяли и кидались на них, а самые смелые псы, став на дыбы, прыгали им на спину. Но гости невозмутимо шагали взад и вперед, пусть, мол, хватают их за ноги. Хозяйка, тщетно пытавшаяся отогнать собак, с изумлением уставилась на круглые мускулистые икры гостей: да, собак ее кто-то уже опередил — на лоснившихся, словно черная бронза, ногах пришельцев пестрели бесчисленные рубцы и шрамы, совсем еще свежие, подернутые светлой молодой кожей, и старые, темные, как гнилое мясо.
Псам скоро наскучили эти странные люди, расхаживавшие по хозяйскому саду, как по собственному имению. Стоило раньше чужакам — даже с палкой или бамбуковой тростью — сунуться во двор, собаки тотчас обращали их в бегство. А этих людей, видно, ничем не проймешь. Разочарованные псы оставили гостей из Тамтонга в покое.
Пошептавшись во дворе, гости приблизились к дому и громко спросили:
— А что, хозяйка, Ли не говорил, когда вернется?
— Да нет, — послышался из-за двери голос хозяйки. — Он ничего не сказал мне перед уходом. Заходите, прошу вас, отведайте чаю, пока не остыл.
Но пришельцы ничего не ответили на приглашение, продолжая шептаться во дворе. Временами они повышали голос, и хозяйка могла разобрать отдельные фразы: «Да нет, у старика Ли Вана не было причины… Если на «дело», почему так внезапно?.. Мы всегда «работали» вместе».
А потом, затянувшись со свистом разок-другой из кальяна лаосским табаком, они вдруг ушли прочь, попрощавшись невнятно. Ушли и забыли возле хозяйского кальяна с длиннющей — в добрых полтора тхыока — трубкой круглую табакерку, на крышке которой, сделанной из засушенной кожуры апельсина, чьей-то искусной рукой была вырезана оскаленная морда тигра.
Владелец табакерки (звали его Кай Сань) славился на всю округу как первый гуляка и лихой парень. А среди вольных бродяг и гулящих девиц имя его произносилось с величайшим почтением. И те из братвы, кто еще не был с ним знаком, мечтали попасть в его компанию, чтобы кое-чему поучиться у «мастера». Был, правда, слух, будто Кай Сань вовсе не думает о наживе, а ходит на «дело», чтобы отбить добро у власть имущих и оделить им простой люд. Поговаривали даже, что Кай Сань знавал самого господина Тхама[143] и любит поговорить — само собою, с ближайшими друзьями — о событиях в округе Иентхе.
Да люди знали прекрасно не только личность Кай Саня; им известна была наперечет каждая вещь, которую он носил при себе: нож с двумя лезвиями, табакерка… Знаменитый нож с двумя лезвиями Кай Сань не часто пускал в ход. Зато уж если он доставал свое «перо», дело пахло кровью. Но даже в минуту крайней опасности, когда он убивал, чтобы выжить, Кай Сань никогда не забывал оружие на месте поединка. Нож, только что рассекший живую плоть и еще не остывший от горячей крови, спокойно укладывался в длинный кожаный кошелек. Не счесть, сколько таинственных страшных историй об этом ноже разнесла повсюду молва, да и вокруг табакерки Кай Саня тоже сплелось немало былей и небылиц.
Случалось, если долго не подворачивалось стоящего дела и находила полоса безденежья, Кай Сань заглядывал в придорожные лавочки и харчевни, брал все, что ему было надобно, и потом вежливо говорил хозяевам:
— Ах, какая досада, не захватил из дому денег. Возьмите, прошу вас, в залог эту вещицу, а я на днях загляну к вам и выкуплю ее.
«Этой вещицей» и была табакерка с тигриной мордой на крышке.
Но хозяева придорожных лавчонок сами промышляли воровством и разбоем. И только когда не ходили на «дело», зарабатывали деньжата, наливая в плоские глиняные чашки измученным жаждой путникам горячий и духовитый зеленый чай. Наклонясь над чайником, они из-под прищуренных век тайком оглядывали гостя, как бы пересчитывая каждый донг в его холщовой котомке. Слухом земля полнится: все они знали заветную табакерку Кай Саня, и всякий раз, когда он с независимым видом предлагал ее кому-нибудь из хозяев в залог, они отмахивались от него и говорили:
