Тени и отзвуки времени - [76]
СЛАДКИЕ КАМЕШКИ
Старший внук, наследник дедова имени, с кучей братишек и сестренок возился во дворе. Вымазавшись прежде в золе и измерив глубину ближайшей лужи, они, вырывая друг у дружки бронзовые светильники и курильницы, изображали торжественное шествие.
Дед их по имени Кеп, знаменитый Кеп из деревни Мок, тоже был увлечен своим делом: усевшись под жердями, обвитыми побегами хоа ли[128], он колдовал над стоявшими в ряд горшками с орхидеями.
Год подходил к концу, и вдруг, вопреки всем календарям, во второй половине дня задул теплый юго-восточный ветер.
Порывы его были легки и игривы, словно ветер подтрунивал над стариком, закутавшимся в кафтан из белой овчины. Старый Кеп надел в этот душный сырой день теплый кафтан, привезенный с севера, из Китая, вовсе не для того, чтобы похвастать богатством или изысканным вкусом. Нет. Он не намерен был колоть глаза людям столь вызывающей роскошью. Просто такую уж он завел привычку: за исключением жарких летних дней, выходить в сад в теплом кафтане. Правда, в солнечные дни он расстегивал пуговицы, оставляя кафтан нараспашку. Но начиная с праздника зимнего солнцестояния пуговицы застегивались наглухо. По утрам, едва лишь забрезжит рассвет, и вечерами, когда угасал и мерк солнечный диск, в маленьком саду, среди зеленых деревьев и трав, соседи обычно видели сутулого седого старца с белыми бровями, усами и бородой, в кафтане из белой овчины. Он не спеша ходил по саду, обрывая с зеленых еще крон редкие желтые листья. Старый Кеп, знаток словесности и высоких наук, решил посвятить закат своей жизни пахучим цветам и редким травам.
Сегодня, в последний день последнего месяца года[129], вся семья почтенного Кепа, по стародавним обычаям, собралась в его доме встретить Новый год.
Обе снохи его, сидевшие неподалеку, старательно чистили листья заунга[130] и изредка лишь отрывались от дела — поглядеть да посоветоваться, что еще надо бы приготовить и подать к праздничному столу. Со двора доносились звонкие голоса детишек. Они по-прежнему громыхали бронзовыми и оловянными светильниками, курильницами и треножниками. Время от времени крики их и смех умолкали, и в дверях появлялись бритые головенки мальчишек — с хохолком на макушке и девчонок — с темными прядями на темени и у висков.
— Мама, а мама, — спрашивали они, — когда же папа вернется?..
Женщины, не зная, что отвечать им, молча переглядывались и вздыхали.
Оба сына старика состояли на службе при французах и должны были вроде приехать домой на Новый год, но пока их не было. Знающие люди в деревне поговаривали, будто всем государственным служащим дают праздничный отпуск с двадцать девятого числа. И женщины — а были они уже в годах — старались заглушить неясную тревогу ожидания, нарезая мясо, зелень и овощи для предстоящего пира и украшая блюда сваренными вкрутую яйцами, похожими на дольки чама[131]. Подносы выглядели красиво — глаз не отвести.
Самый маленький внучек Кепа подбежал к матери, младшей из невесток, и, прижавшись к ней, затараторил:
— Мама, мама! Гляди-ка, у тебя развалилось яичко. Давай я его съем.
Мать, не переставая стучать ножом по доске, строго взглянула на мальчика, и того как ветром сдуло. Минуту спустя он уже стоял рядом с дедом и, переминаясь с ноги на ногу, спрашивал:
— Дедушка, что это ты делаешь?
— Эй-эй! Не трогай мои цветы. Я вот смотрю, когда они распустятся.
— Дедушка, дай мне… Дай мне, пожалуйста, хоть один сломанный листочек!
— Нет, это не игрушка. Пойдем-ка лучше в дом. А то мама увидит, как ты тут балуешься с цветами, и нашлепает тебя.
Внук вспомнил, как на днях мать отхлестала его веником из перьев за то, что он нечаянно сломал одну из дедовских орхидей. Он решил на всякий случай спрятаться за спиной дедушки: дед уж его не выдаст. Малыш ухватил деда ручонками за кушак с такой силой, что едва не стащил с него кафтан.
Старый Кеп рассмеялся. Потом он снова нагнулся к своим орхидеям и, бережно раздвигая листья, стал рассматривать и ощупывать почки и побеги. Покончив с одним цветочным горшком, он переходил к следующему.
Забыв о возрасте внука, старик заговорил с ним как с бывалым человеком, знающим, что за погоду надобно ждать с переменой времени года, какие и когда принято разводить цветы и каков должен быть за ними уход, — словом, всю сложную премудрость цветоводства:
— Надо же, в самом конце года задул юго-восточный ветер. Ты небось тоже недоволен? Что теперь делать с орхидеями в горшках? Распустятся все не ко времени!
Но внук, конечно, не понял сетований деда и, подняв на него круглые от удивления глаза, переспросил:
— Орхидеи скоро распустятся? А что здесь плохого, дедушка?
Старик поглядел на внука, стоявшего рядышком в беседке с орхидеями. Ростом малыш был как раз вровень с выгнувшимися дугой над горшками побегами орхидей. Лицо деда расплылось в улыбке, и он заморгал за стеклами очков.
— Если бы не задул юго-восточный ветер, — сказал дед, — орхидеи долго еще бы не распустились. Расцвели бы пятнадцатого числа первого месяца, в полнолуние. День-то этот праздничный. И были б у нас с тобой весенние цветы. Понял? Ну, а теперь сбегай-ка позови сюда старого слугу.
