Тени и отзвуки времени - [2]
Он поднес к губам рюмку, разжевал ломтик сушеной каракатицы и продолжал:
«У нас всегда большое значение придавалось тому, как люди принимают гостей. И если гости кем-нибудь оставались недовольны, дурная слава об этих людях ходила потом долгие годы. Возле нашей деревни в пятнадцатом и восемнадцатом веках были большие сражения, но я, несмотря на преклонный мой возраст, никакого участия в них не принимал. Из нашей деревни вышло много высокопоставленных чиновников, но я стал исключением и, окончив школу, занялся литературой. Любовь к словесности воспитал во мне отец, который всячески старался расширить мой кругозор. Часто в канун Лунного нового года отец брал меня с собой в Ханой. Мы гуляли по шумным торговым улицам, посещали состязания цветоводов. Побеждал на них тот, чьи цветы раскрывались ближе к полуночи, отмечая смену времен. С тех пор я отношусь ко времени не как к абстракции, фиксируемой часовым механизмом. Я научился улавливать его в смене светил и созвездий, в чередовании времен года, в обновлении листвы и цветов. Где-то я прочитал, будто одному искусному садовнику удалось подобрать на своей клумбе цветы в такой последовательности, что они раскрывали и закрывали лепестки по мере движения солнца по небосводу, и человек этот мог узнавать время по цветам. Такие часы, по-моему, лучшие в мире, только их неудобно носить с собой…
Когда я напечатал свои первые рассказы и даже удостоился похвал, я возомнил о себе бог знает что. Но оказалось, что до официального признания мне еще далеко. Я понял это, когда предстал перед судом по обвинению в нарушении паспортного режима. Один кинопродюсер уговорил меня поехать в Гонконг — сниматься в его фильме. Я играл тогда в Ханое в театре и даже имел успех… Выправлять документы на поездку пришлось бы очень долго, да мне и вообще могли бы в них отказать. Я решил обойтись без формальностей, но формальности без меня обойтись не смогли. Полиция в Гонконге арестовала меня и препроводила в Хайфон. Кинозвездой я стать так и не успел. Судья-француз изъяснялся со мной через переводчика, хоть я и пытался отвечать ему по-французски. Он спросил меня: «Род занятий?» И когда я ответил: «Литератор», — ему перевели: «Лицо без определенных занятий…»
«Отшагал я пешком по этапу в Хоабинь[2], отсидел свой срок. Тюрьма, вернее, люди, с которыми я там столкнулся, на многое открыли мне глаза. Ну, а потом — японская оккупация. Всюду грабеж, насилие под восхищавшей кое-кого из наших националистов фальшивой вывеской «Великой Азии». Страшный голод сорок пятого года. Мне и сейчас еще иногда снятся умирающие на улицах люди, похожие на мумий с протянутой рукой…»
Он помолчал, потер пальцами лоб и заговорил снова:
«Я не буду пересказывать тебе историю. Скажу в двух словах. После того как Советская Армия разгромила Квантунскую группировку и Япония была разбита окончательно, у нас началась мышиная возня вокруг печально знаменитого последнего императора Бао Дая. Возвращались старые колонизаторы. Все честные люди понимали, что родина в опасности. И единственной силой, которая могла сплотить народ и повести его на борьбу, были коммунисты. Когда в августе сорок пятого победила революция, я понял, что чувствуете вы, русские, дождавшись после долгой холодной зимы прихода весны и тепла. А потом, второго сентября, Хо Ши Мин прочитал в моем любимом Ханое, на площади Бадинь. «Декларацию независимости». Это — самые важные, самые главные дни моей жизни!..
И снова война. Но теперь уже война за мою революцию, и я ушел со всеми в джунгли. Там в сорок шестом вступил в партию. Работал, писал, помогал солдатам…»
«В джунгли ушел тогда со знаменитым Столичным полком и старший сын Нгуен Туана. А сам он вскоре, в сорок седьмом, возглавил созданную в свободной зоне Вьетбака, в горах, Ассоциацию культуры. В тяжелейшие военные годы Ассоциация выпускала журналы и книги — оттиснутые вручную на серой ноздреватой бумаге, они кажутся сегодня памятниками человеческого упорства, мужества и творческого горения».
«Ну, что еще? Вел литературные кружки; попадались удивительно одаренные люди. В память о своем театральном прошлом работал в передвижных труппах…»
(В этих театрах и ансамблях Нгуен Туан был один во многих ипостасях — автором коротких незамысловатых пьес на «злобу дня», режиссером, актером, осветителем и «оркестром» — играл на старинном барабане. Нередко антракты в спектаклях и перерывы в репетициях диктовались не авторским или режиссерским замыслом, а тревогами и бомбежками.)
«Приходилось трудновато. Ели не досыта. Ну, и реквизит… Самим ходить было не в чем. Но ребята не унывали. Зато потом, когда в пятьдесят четвертом освободили Ханой, на общенациональном театральном фестивале наша труппа имела особый успех. Несколько дней подряд в театрах, на площадях и в скверах играли спектакли, танцевали и пели мои друзья актеры. Собралось чуть ли не тридцать ансамблей. Я прямо с ног сбился — организация, премии, награды, жюри, оргкомитет…»
(Нгуен Туана правительство Республики наградило тогда военным орденом Сопротивления 1-й степени.)
«Сразу после войны издал две книги очерков…»
Бессмертная, раздерганная на цитаты буквально от первого до последнего слова дилогия о похождениях неотразимого авантюриста Остапа Бендера «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок». Удивительная, полная сочных подробностей энциклопедия жизни и нравов США 1930-х – «Одноэтажная Америка». Ироничная история ставшего невидимкой служащего Филюрина – «Светлая личность». Оставшийся незавершенным из-за цензуры остросатирический цикл новелл «Необыкновенные истории из жизни города Колоколамска»… Смешные рассказы и повести, остроумные фельетоны, блестяще написанные очерки – в это собрание сочинений вошли практически все произведения классиков русской литературы ХХ века Ильи Ильфа и Евгения Петрова.
В детстве Спартак мечтает связать себя с искусством и психологией: снимать интеллектуальное кино и помогать людям. Но, столкнувшись с реальным миром, он сворачивает с желаемого курса и попадает в круговорот событий, которые меняют его жизнь: алкоголь, наркотики, плохие парни и смертельная болезнь. Оказавшись на самом дне, Спартак осознает трагедию всего происходящего, задумывается над тем, как выбраться из этой ямы, и пытается все исправить. Но призраки прошлого не намерены отпускать его. Книга содержит нецензурную брань.
Роман «Лифт Осознаний» – это калейдоскоп ярких историй. Добрый старик мистер Мэдж – владелец торгового центра – мечтает сделать окружающих счастливыми. Однажды ему в голову приходит идея, которая вносит перемены в жизнь героев книги. Поэт, ищущий вдохновения; уверенная бизнес-леди; безответно влюбленный юноша; мелкий воришка; молодая художница; рассеянный изобретатель – все они переживают переломные моменты своей судьбы, всем предстоит принять важные решения. Таинственный Лифт помогает им разобраться в себе. Вы, несомненно, найдете близкие вам темы.
Роман «Волшебная маска» вдохновит вас на поиск своего предназначения и поможет обрести веру в себя! Но прежде вам придется найти ответы на вопросы: нужна ли нам помощь магических сил, чтобы поверить в мечту и начать ее осуществление, или мы способны всего добиться сами? Какие ограничения мы ставим себе на пути к цели? Можно ли добиться успеха, занимаясь любимым делом, или нужна высокооплачиваемая работа, а хобби стоит посвящать лишь свое свободное время? Простые вопросы, от ответа на которые зависит жизнь каждого из нас.
Продолжение "Новых миров". Контакт с новым народом налажен и пора домой.
Главная героиня книги – Катя – живет в Москве и в отличие от ее двоюродной сестры Марины не находится в постоянном поиске любви. Она ищет свое потерянное детство, ту зону эмоционального комфорта, где ей было лучше всего. Но любовь врывается в ее жизнь сама, не давая права на раздумья.Эта книга настолько многогранна, что почти любая женщина найдет в ней близкую только ей сюжетную линию. Тут есть истории настоящей любви и настоящего предательства. Есть недопонимание между главными героями, та самая недосказанность, свойственная многим людям, когда умом понимаешь, что нужно всего лишь спросить, настоять на объяснениях, но что-то нам не дает это сделать.Автор умело скрывает развязку, и концовка ошеломляет, полностью переворачивает представление от ранее прочитанного.