Теневая история Евросоюза. Планы, механизмы, результаты - [41]

Многочисленный и практически неконтролируемый сегмент мирового рынка труда образуют нелегальные мигранты, которые, по данным Международной организации труда, составляют около 1 /3 всех международных мигрантов. Они заняты преимущественно в мелком или в теневом секторе экономики, масштаб которого растёт во всех странах. Так, в настоящее время, по оценкам Еврокомиссии, он достигает в отдельных странах от 8 до 30% ВВП, а в целом по Европе — 20%. Если не учитывать Восточную Европу, то к странам с наибольшим теневым сектором относятся Греция (30-35%), Италия (27,8%), Испания (23,4%) и Бельгия (23,4%). Среднее положение занимают Ирландия, Канада, Франция и Германия (от 14,9 до 16,3%)[147]. Особенно быстро теневой сектор стал расти после кризиса 2008 г.

Наиболее значимый сегмент этой нелегальной экономики Европы представляет наркоторговля, главной перевалочной базой которой является «независимое» Косово, где правят марионетки албанской мафии. Уже в начале 1990-х гг. албанские преступные структуры, действовавшие под покровительством немецких и американских спецслужб, контролировали около 70% рынка героина в Германии и Швейцарии[148].

Сегодня их позиции крепки как никогда. Наркотики идут из Юго-Восточной Азии (Афганистана и Пакистана), перерабатываются в Турции, а затем через так называемый Балканский маршрут (бывшая Югославия, Косово) и Чехию направляются в другие страны Европы. Через порты канала Ла-Манш, контролируемые албанцами, наркотики поступают в Великобританию. Таким образом, наркоторговля охватывает крайне разветвлённую сеть, в которую вовлечены косовские албанцы, болгарская и турецкая мафии, чешские курьеры, английские дилеры и мафия Италии, включая Cosa Nostra[149]. Но все они являются лишь низшим звеном наркомафии, представляющей собой влиятельную общеевропейскую межгосударственную структуру, имеющую крепкую опору в спецслужбах и выполняющую роль «невидимого менеджера» в правительствах европейских стран, активно воздействующего на их геополитику. И нелегальная миграция представляет в этом отношении для неё незаменимый ресурс, из которой в теневую армию перевозчиков рекрутируются всё новые члены, поставленные фактически в безвыходное положение.

2. Цивилизационная «выгода». Дело в том, что хотя ислам и представляют как религию, глубоко противоположную современным западным ценностям, в своих ключевых установках он хорошо согласуется с нормами общества потребления, что делает его удобным союзником транснациональных элит в их борьбе против христианства. По сравнению с последним ислам имеет низкий порог того, что считается грехом, и в нём отсутствует дисциплина покаяния. Это «религия комфорта», которая позволяет, с одной стороны, жить по своим похотям, а с другой — оставаться в мире с Богом. Поэтому, когда мусульманин оказывается в западном мире, в котором потребительские ценности доминируют над всем остальным, он приспосабливается к этой реальности без особых психологических травм. Начиная с конца 1990-х гг. подспудно среди широких кругов европеизированных мусульман вырабатываются новые компромиссы с западными моделями. Происходит активное обуржуазивание исламизации, в результате которой складывается новая религиозная конфигурация, названная французским исследователем П. Хэнни «рыночным исламом»[150]. Наиболее яркими проявлениями его стали следующие.

Во-первых, формируется индивидуалистическая религиозность, которая крупным коллективистским проектам предпочитает достижение личных целей. Стремление к возрождению халифата, к применению шариата, к политическим завоеваниям и социальным реформам перестают быть приоритетными ценностями, их заменяет забота об индивидуальном уважении религиозной нормы, которое не противоречит идее материального благополучия. В итоге вместо поиска цивилизационной альтернативы рыночный ислам поощряет установку на достижение личного благополучия, самореализации и экономического успеха. В результате этого формируется «позитивно мыслящий» мусульманин с гедонистическим поведением, открытый новым веяниям модной синкретической духовности (с включением элементов «Нью эйдж» и др.).

Во-вторых, если раньше процесс исламизации характеризовался тесным взаимодействием религиозного и политического начал, то сегодня религиозное начало всё больше смещается в экономическую сферу. Этот процесс меняет менталитет мусульман, порождая новые категории мышления, позволяющие включать в исламскую этику элементы этики протестантской. Таким образом, закладываются основы своеобразной исламской «теологии процветания», которая обосновывает возможность завоевать западный мир не с помощью оружия или показной набожности, а с помощью эффективности и конкуренции.

В-третьих, в результате этого происходит утверждение на религиозной почве предпринимательского духа, в котором доминирующей ценностью становится успех. Для молодого поколения мусульман, «обработанных» современными теориями менеджмента, ислам из воинствующей религии превращается в идеологию денег. Изучаемые этим поколением концепции управления эффективностью производства формируют у него новые идеалы буржуазного индивидуализма и богатства, которые призваны заменить прежние политические идеалы, оказавшиеся неэффективными для победы над западным миром