Тень Желтого дракона - [17]

— Теперь ты будешь писцом.

Путь посольства становился все труднее и труднее. Когда наконец ханьцы приблизились к Куньмину, их окружили со всех сторон всадники с перьями на головных уборах. Завязалась схватка. Ханьцы, прорвав окружение, отступили назад и прижались к скале. Нападавшие всадники остановились вдали и начали что-то выкрикивать. Посол велел троим своим приближенным выяснить, чего те хотят. Навстречу им выехал один из всадников, видимо вождь племени, и на ломаном языке ханьцев прокричал:

— Говорить будем! Пусть подойдет старший! Куда ты идешь? — спросил он подъехавшего посла.

— В Дянь-юэ!

— Нет!

— В Шеньду!

— В Иньду?

— Да!

— Нет! Нет, назад, хуанди!

— Дадим шелк! Менять будем!

— Нет! Назад!

— Даром отдадим шелк! Золото отдадим!

— Нет! Назад!

Посол понял, что через Куньмин действительно есть дорога в Шеньду. Но эти племена не хотят пропускать через свои земли послов Хань. Значит, эти варвары еще помнят вторжение шэнбинов Цинь Ши хуанди и не хотят признать Сына Неба своим владыкой!

— Ничего не поделаешь! — сказал посол своим спутникам.

Ханьцы вынуждены были пуститься в обратный путь. До земель Шу за ними неотступно следовали горцы.

Остальные посольства тоже были остановлены в пути местными племенами.

Жалкие остатки посольских караванов возвратились в Чанъань. Часть людей растеклась по дороге, потеряв надежду вернуться домой со славой.

Рухнула и надежда Ань-ина — и Шеньду не увидел, и богатым не стал. Теперь ему некуда податься! Где его родители? Он не знает даже названия деревни, где он родился, имен отца и матери. Да хоть бы и знал, какой от этого толк? Ведь родители сами отказались от него! Возможно, теперь они жалеют об этом? Теперь он повзрослел и может приносить пользу. А чем? Если бы у него были деньги, тогда дело другое. Чем он может помочь старикам? Если у них маленький клочок земли, помощь в обработке не нужна, отец и сам, наверное, справляется. И вообще, сохранилась ли эта земля до сих пор? Он будет для них только лишней обузой. Притом за него придется еще платить подушный налог. Откуда взять им деньги на это? Все может повториться: ему придется либо уйти от них, либо продать себя в рабство, чтоб им помочь. Коли родители предпочли спасти себя, избавившись от него, и он добровольно не станет рабом ради них. Кто-кто, а он, Ань-ин, хорошо знает, что такое рабство, страх быть проданным и перепроданным. А возможно, родителей давно уже нет в живых или они тоже попали в рабство из-за накопившихся за годы долгов. А что, если он разыщет Ляо и будет служить ей? Как посмотрит на это ее муж? Разве она сможет поселить Ань-ина у себя дома? Из ревности муж может выдать Ань-ина своему тестю, и тот сдерет с него три шкуры…

Ань-ин уже жалел, что убежал от разбойников, там ему было не так уж плохо. Но теперь нет пути назад, его тут же повесят на ближайшем дереве в назидание другим, замышляющим побег. Если бы Ань-ин точно знал, что его простят, то он, не колеблясь, вернулся бы к атаману. Теперь ему даже казалось, что он сможет жить, как они: убивать и грабить других ради того, чтобы существовать самому. Ведь разбойники делают это потому, что их положение безвыходно. И в Байшань Ань-ину путь закрыт. Старик, обещавший усыновить его, погиб во время восстания. Если он пойдет туда, его схватят — и опять рабство или смерть. А знакомые байшаньцы сами рыщут вместе с ватагой разбойников — не могут вернуться к себе домой.

Тяжелые думы одолевали Ань-ина. А между тем ноги вели его за идущим в Чанъань караваном. Конь его пал от оперенной стрелы горцев Куньмина. Что же делать? Вместе с этими людьми идти в Чанъань? Они возвращаются домой, а куда идет он, Ань-ин? Просить о чем-либо посла он не осмеливался. И тут ему вспомнились слова старика байшаньца: «Беглецу легче укрыться среди большого скопища людей, чем в горах, в одиночку». Надо идти в Чанъань — другого пути нет.

Перед тем как войти в город, посол сказал Ань-ину:

— Пойдешь со мной. Устрою тебя писцом у одного вельможи.

Ань-ин от радости даже прослезился.

Три дня он проспал в клети возле конюшни посла. На четвертый день утром посол забрал его с собой во дворец, где большие чиновники вершили дела Поднебесной. Оставив Ань-ина в прихожей, посол прошел в палату вельможи.

— Он пишет красиво, — отрекомендовал посол Ань-ина, — видимо, отец, деревенский староста, с самого детства нашел ему хорошего наставника. Пусть пока побудет у вас, а когда пошлете меня в другие страны, я заберу его.

— Откуда у деревенского старосты возможность хорошо обучить сына? — удивился вельможа. — Пусть войдет!

Слуга кивнул Ань-ину. Переступив порог, тот онемел от ужаса: в богато убранной шелками палате сидел Дунго Сянь-ян, отец Ляо, его бывший хозяин, от которого он убежал! Остервенев от злости, Дунго вскочил с места, замахнулся, чтобы ударить по лицу своего раба, но тут же опять сел. Сдерживая себя, он силился улыбнуться. Ведь он теперь не просто рабовладелец, который в ярости колотит своих рабов, а важный вельможа Поднебесной. Как и все чиновники, он старательно подражал У-ди. Вельможе полагается быть уравновешенным, он должен уметь скрыть вскипающий гнев и хладнокровно делать то, что надо.