Тень Жар-птицы - [10]

— Кто животных мучает, тот палач, он и людей может…

Митька застыл, я даже испугался, что он ее треснет, но он только белыми губами шевелил.

Что в нем меня удивляет — это обидчивость. Я не могу долго злиться, скучно становится. Наверное, он прав, я вроде слона. Много, очень много надо, чтобы я всерьез разозлился.

В нашем классе я только одного человека не люблю — Ланщикова с разноцветными глазами. Этот красавчик всегда на подлость готов, не по необходимости, а по натуре. Причем он не трус. Когда его лупили в седьмом, дрался до последнего, но потом мстил, подло, изобретательно, натравливая дружков из-за угла.

Недавно он опять отличился. Послали нас на химическую олимпиаду, меня — для комплекта, конечно, потому что я звезд с неба по химии не срываю. Мы все совещались, чтоб марку школы поддержать. Лучше всех соображали по химии Антошка, Стрепетов, а я, Ланщиков и Варька честно у них все сдували.

А когда подвели итоги — Ланщиков занял первое место, а мы — второе. Оказывается, у нас-то он все слизывал, а сам одну вещь сообразил, он же с репетитором занимается с самого начала года, видел нашу ошибку, промолчал, а в своей работе ее не сделал…

Как такой человек должен называться? Я еще потом ему сказал, что о нем думаю, а он смеется:

— Подумаешь, подлецом обозвал! Да если хочешь знать, это просто здоровый азарт олимпиад, не будьте лопухами. Глинская могла бы легко первое место получить, если бы с нами не делилась, дуракам закон не писан…

А на днях, когда на урок к Осе пришла завуч Наталья Георгиевна, Ланщиков вдруг стал ей каверзные вопросы задавать, с подковыркой. В частности, спросил, а что она больше ценит — классический реализм или социалистический. Оса шутя отбила все его вопросики, она литературу знает здорово, куда больше, чем в учебнике написано. Насчет реализма она сказала, что к этим терминам надо подходить исторически, каждый хорош, когда полно отражает свою эпоху. Когда же завуч ушла, она спросила Ланщикова:

— Зачем вы стремитесь подставить мне подножку при начальстве? От недоброжелательности ко мне или это свойство вашего характера? Делать любому человеку гадость при первой возможности?

Но Ланщиков не принял боя. Он захихикал, заулыбался и сказал, что вопросы задавал от детского любопытства, любознательности…

— Да, вы своеобразная личность, — вздохнула Оса, — я не завидую ни вашим друзьям, ни вашим врагам… Ведь у вас, кажется, атрофирована совесть…

Я с ней совершенно согласен.

Я боюсь дружбы Митьки с ним, Ланщиков всегда вывернется, а расхлебывать заставит Митьку…

Нет, все же есть справедливость на свете! Почти три месяца в нашем классе по литературе были одни тройки и четверки. Оса свирепствовала. Четверки были только у Костровой, Чернышевой да Саши Пушкина. А теперь «лед тронулся, господа присяжные заседатели!». И первую пятерочку заработал я, правда, тяжким трудом. Сделал доклад, всю неделю сидел, мать даже температуру мне хотела мерить. Обложился книгами, как каторжник, но решил — жив не буду, а докажу, чего стою, а то она меня совсем за дурака держит.

Я сначала весь доклад написал, а потом наизусть выучил, вот никаких слов-паразитов и не оказалось. Ну выступал я после Петрякова, тот мямлил так, будто у него полный рот тянучек. Отбарабанил я свой доклад, а Оса спрашивает класс:

— Что поставить за доклад Барсова?

— «Пять»! — неуверенно кашлянула Ветрова.

— Не смешно, — хихикнул Ланщиков. — У него столько двоек.

И тогда Оса сказала, что у нее не существует постоянной отметки, к которой человек приговорен пожизненно, она ставит то, что человек заслужил в данный момент. И она верит, что бывают ситуации, когда человек усилием воли, вспышкой таланта способен взять высоту, о которой в обычной ситуации и мечтать не может.

— Сегодня Барсов отвечал великолепно. Я даже палец закусил от напряжения.

— Я ставлю ему «пять»…

В ее голосе звучало какое-то продолжение, я невольно приподнялся.

— А что вы ему в полугодии поставите? — спросил Ланщиков.

Для него чужой успех как ожог.

— Поскольку Барсов прочел все тексты, даже дополнительную литературу… — Оса, наверное, нарочно говорила медленно, чтобы меня подольше помучить, — и поскольку в своем докладе Барсов затронул все проблемы, которые мы разбирали, он таким образом исправил свои двойки…

— Правильно! — крикнула Антошка. — Он лучше всех отвечал.

— В общем, я ставлю Барсову пятерку за первое полугодие.

— Ура! — завопил Митька, подбросил в воздух учебник и нечаянно треснул им по макушке Глинскую. Но она даже ресницей не моргнула. С тех пор как он ее кроликов выпустил, она его в упор не замечала…

Дома я попробовал рассказать матери о своей победе. Что ни говори, а приятно! Но она слушала меня вполуха, она литературу за предмет не считает. Только спросила:

— Она у вас молодая или старая?

— Кто?

— Ну, учительница эта новая.

— Не знаю.

— Такая дубина вымахала… — засмеялась мать. Ну а какие приметы возраста у женщин? Седина? Ее у Осы нет, хотя волосы, кажется, не красит. Походка? Дед Мороз ходит тяжело, переваливаясь из стороны в сторону. А Оса быстрее Ветровой по коридору проносится. Толщина? Так сзади ее можно за девчонку признать, у нас в классе есть помощнее, Рябцева сядет за парту, треск идет. Только она как-то сказала, что школу во время войны кончила, значит, постарше матери, а смеется, как Антошка.