Тень ворона - [17]

— Я стараюсь поступать правильно, — промолвил Эйлиот. — Старался раньше и буду стараться впредь.

С этими словами он вышел тем же уверенным, стремительным и твердым шагом, и полы его одеяния взвились у него по бокам, словно широкие крылья.

— Это человек воздержанный, несгибаемой прямоты и сурового целомудрия, честность его непоколебима — так высказался аббат Радульфус наедине с приором Робертом. — Человек, наделенный всеми добродетелями, кроме смирения и человечной жалости. Вот что по моей милости свалилось на Форгейт! Что же нам с ним теперь делать?

В двадцать второй день декабря почтенная Диота Хэммет появилась у ворот аббатства с закрытой корзинкой в руке и вежливо спросила, нельзя ли ей повидать своего племянника Бенета, чтобы передать ему рождественский сладкий пирог да немного медовых булочек, испеченных к празднику. Привратник узнал домоправительницу священника и показал ей, как пройти в сад, где в это время находился Бенет. Тот заканчивал подстригать разросшуюся за лето живую изгородь.

Заслышав голоса в саду, Кадфаэль выглянул за дверь и, сразу догадавшись, кто эта пожилая женщина, хотел было снова вернуться к своей ступке, как вдруг его что-то насторожило. В тоне, которым они друг друга приветствовали, ему почудился какой-то непривычный оттенок. Монах не удивился, что они обрадовались друг другу, — сдержанное родственное чувство между теткой и племянником вполне объяснимо, и то, что увидел Кадфаэль, было просто теплой встречей близких людей. Но в том, как держалась женщина, монах уловил какую-то скрытую нежность, смешанную со странной почтительностью, а юноша, к его удивлению, обнял гостью с порывистой, ребяческой лаской. Конечно, Кадфаэль уже понял, что этот парень ни в чем не знает середины, и все-таки тут было что-то особенное — между этой тетушкой и племянником было что-то другое, нежели спокойная родственная приязнь.

Кадфаэль вернулся к своей работе, оставив Диоту и Бенета наедине друг с другом. Вдова Хэммет оказалась чистоплотной, аккуратной женщиной с приятной наружностью, одета она была в скромное черное платье, приличествующее домоправительнице священника; седые, гладко причесанные волосы были прикрыты черным платком. Овальное лицо женщины, обыкновенно немного печальное, оживилось радостью при виде юноши. В этот миг ей можно было дать лет сорок, не больше, да, быть может, столько ей и было на самом деле.

«Сестра его матери? — подумал про себя Кадфаэль. — Если так, то он, как видно, уродился в отца, на тетку он совсем не похож. Ну да что там! Мое ли это дело! « — отмахнулся Кадфаэль от этих мыслей.

Тут к нему в сарайчик ввалился Бенет с корзинкой в руках и высыпал на стол лакомые дары Диоты.

— Нам повезло, брат Кадфаэль! Такой стряпухи, как Диота, даже на королевской кухне не сыщется! Так что мы сейчас угостимся на славу!

И он выскочил с пустой корзинкой так же проворно, как прибежал. Кадфаэль проводил его взглядом и увидел в раскрытую дверь, как Бенет вместе с корзинкой передал Диоте какую-то небольшую вещицу, которую вынул из-за пазухи. Диота приняла ее без улыбки и кивнула ему с серьезным выражением, а юноша нагнулся к ней и поцеловал в щеку. Женщина заулыбалась. Против Бенета и впрямь было трудно устоять! Она повернулась и пошла прочь, а он проводил ее долгим взглядом, прежде чем вернуться в сарайчик к Кадфаэлю. Обаятельная улыбка мгновенно заиграла на его лице.

— Ни под каким видом, — назидательно стал Кадфаэль читать наизусть строку из устава, — монах не должен принимать даже маленьких подарков, будь то от родственников или от других лиц, не испросив перед тем позволения у аббата. Вот, сын мой, как гласит устав.

— Ну так, значит, тебе просто повезло и мне тоже, — весело возразил юноша. — Хорошо, что я не давал монашеского обета! А медовые булочки она печет так, что пальчики оближешь!

С этими словами Бенет вонзился белыми зубами в одну булочку, а другую протянул Кадфаэлю.

— А также братья-монахи не должны обмениваться подарками между собой, — продолжал Кадфаэль, принимая угощение. — Действительно повезло! Принимая подарок, я нарушаю устав, но ты, как даритель, остаешься без греха. Стало быть, ты отказался от своего намерения удалиться в монастырь?

— Я?! — Бенет застыл от удивления с недожеванным куском во рту. — А разве я высказывал такое намерение?

— Не ты, друг мой, но твой покровитель за тебя его высказал, когда просил взять тебя к нам на работу.

— Так и сказал?

— Да. Он, конечно, не давал за тебя обещания, но все же намекал, что когда-нибудь ты можешь к этому склониться. Хотя должен признать, что не замечал у тебя никаких признаков такого желания.

Бенет подумал немного и затем, доев булочку и облизав сладкие пальцы, к которым пристали крошки, сказал:

— Видно, он хотел поскорее от меня отделаться и подумал, что так меня легче согласятся сюда принять. Не полюбилась ему моя физиономия. Наверное, потому, что я чуть что — улыбаюсь. Нет уж, даже ради тебя, Кадфаэль, я не согласен долго сидеть тут взаперти! Вот погоди, настанет срок, только меня и видели! Но покуда я здесь, — закончил он, расплываясь до ушей в своей жизнерадостной улыбке, которая постнику и впрямь должна была показаться слишком беззаботной, — я буду работать не за страх, а за совесть.